У него под рёбрами проклятый лес,
ряд ненужных чисел,
зацветшие осины,
заброшенная колокольня и кислотный туман, обволакивающий сельские дома,
словно клочки ваты.
Он – огненный пёс, поджигающий смертоносным огнём за собой вековые сосны.
Она – единственная выжившая в этом Аду фея,
не замечающая пекла,
усталости и прошлого.
Горящие звёзды осыпают её дождём,
а в груди лишь пробегающих трамваев огоньки,
остужающих эту жару, чтобы выжить.
Мир подливал им пылающего сентября в итак до предела красные глаза,
бодро гоня по дороге в замок нижнего мира.
Ведь в другой жизни не дано им воскреснуть.
Это проклятый лес:
здесь волшебством даже не пахнет.
Чуда – совсем нет,
а чародейства – вообще ни капли,
и жалость не к месту.
Здесь птицы прокляли разрозненных Богов с их рухнувшими небесами.
Мир полностью покрылся ложью, гарью, грязью,
до самых мелких частиц воздуха,
где недра разрывает огонь.
Он для неё – исчезающие чернила для полностью изрисованной затейливыми золотыми узорами Лунной кожи.
Она для него – недозрелый плод сладкого чего-то,
пропитанного запахом ладана и тающего воска,
покрывшегося ржавчиной по пути.
Искры.
Шипение.
Треск.
Огненный пёс стоит на пороге, когтями проводя по двери,
чертя схемы путешествий во времени.
Пройдя через девять кругов персонального Ада,
где в итоге вода в недрах оказалася льдом,
кому бы было не приятно,
чтобы после всех мучений спокойно уткнуться в родное плечо?
Чтобы снова стать нужным.
Любимым.
Хоть и не надолгое время.
Они сами выбрали это бремя.
Отныне, проклятый лес их дом и обитель,
отныне, проклятый лес их гроб и могила.
Она – чернокрылая гарпия,
променявшая белоснежные крылья на вечный рассвет вместе с ним.
Он – огненный пёс, зализывающий шероховатым языком её незажившие раны,
на месте которых теперь лишь обрубки.
А кто говорил,
что любовь бывает без жертв?