Нас словно кто-то ведёт по жизни и даёт тех спутников, которые нам необходимы именно сейчас.
И назначает нам встречи, а потом расставания.
Когда отец и его брат дядя Саша вернулись с войны, они пошли работать на телефонный завод. Его так называли «телефонный» в народе. А на самом деле почти у каждого завода был свой почтовый ящик. Я не знаю, что там делали, кроме телефонов, но телефоны и мне пришлось собирать в одиннадцатом классе, когда у нас была на этом заводе производственная практика. И среди телефонов были и военно-полевые. До сих пор храню корочки, свидетельство о присвоении мне квалификации сборщицы-монтажницы телефонной аппаратуры.
А отец мой работал на очень большом станке и вытачивал железные детали.
Когда он ушел на пенсию, никто больше не смог работать на этом станке. У отца был пятый-шестой разряд токаря.
После работы, в выходные дни, отец уходил на рыбалку, на охоту или фотографировать.
Но иногда он начинал пить. Пил он красное вино и объяснял, что оно расширяет сосуды.
Я только потом узнала, что на войне им давали походные сто граммов спирта. Отцу чудились черти в образе фрицев, он продолжал воевать, иногда бормотал непонятные мне слова:
- Frau! Komm, schlafen!
Мама его ругала, совестила, что он дома даже гвоздя забить не может.
Вывести его из этого состояния могли только книги.
И мама отправляла меня за ними в библиотеку.
Я приносила стопку толстых книг для отца. И он сидел над ними, забыв про всё на свете. Потом он просветлённый, уходил пешком в свои родные места где-то на Сылве или Чусовой.
Прошла целая жизнь, и мне захотелось вернуться к одной из тех книг, которые я приносила отцу.
Я пришла в бывшую сельскую библиотеку.
Забыла автора и героев. А помнила только, о ком она. Это была книга об уральских заводчиках Демидовых, и называлась она, кажется, «Кыштымовский зверь».
Оказывается, написал её Евгений Александрович Фёдоров. Книга называлась «Каменный пояс».
Сельскую библиотеку не отапливали. Фактически её закрыли. Но библиотекарь открывала её только по просьбе читателей.
Я смотрела в окно, за которым стояли подросшие заснеженные ели.
И вспомнила, как их сажали ветераны войны на тридцатилетие Победы. Сколько елей, столько и ветеранов в то время были живы.
Рядом - обелиск и плиты с фамилиями тавенжан, не пришедших с фронта. Давно уже ели стали взрослыми. Под ними вырастают рыжики. Рыжики растут почти в деревне, у двухэтажного дома, где многие годы был поселковый совет и библиотека. Но укрупнение поселковых советов навсегда закрыли эти учреждения. Начался очередной отток людей в районный центр.
Книгу мне библиотекарь нашла. На стеллажах был удивительный порядок.
На старом полированном столе стопками лежали журналы, среди которых выделялись глянцевые, чудом сюда попавшие номера журнала «Карнавал». Кто-то из дачников оставил. Пусть посмотрят деревенские жители на глянцевую жизнь, узнают, в каких нарядах надо ходить, какие делать стрижки.
Я усмехнулась, вспомнив, что раньше с удовольствием читали люди журнал «Крестьянка».
-А вот на этих стеллажах лежат книги списанные, - сказала мне библиотекарь.
Я подошла к ним и стала перебирать.
О вожде народов Владимире Ильиче Ленине. Эти точно никто не возьмёт. Не выдержал он испытание.
Тут мне попались книги Фёдора Абрамова и Виктора Астафьева.
Этих я здесь не оставлю. Они зачитаны и потрёпаны, но читать их можно.
И не пожалела.
Десятки лет тому назад читанное воспринималось по-новому, словно в живую проплыла вместе с мальчиком на плотах по реке Маре.
Боролась с заторами брёвен на опасных перекатах.
Вместе с ним слушала впервые скрипку и плакала,
не решаясь войти в каморку поляка Василия.
А сердце сжималось ещё больнее,
чем раньше, потому что сама жизнь была большим, а порой страшным перекатом в бурливом потоке лет.
Теперь мне стало понятно, почему я в минуты трудностей приходила на берег Камы у бывшего кафедрального собора.
И с высоты крутого берега, где под откосом пролетали скорые и товарные поезда, смотрела на свинцовые тяжелые воды реки моего детства и юности.
Неосознанно она тянула меня к себе своей силой.
Что бы ни случилось, река была всегда на месте и трудилась.
По ней шли буксиры и тянули широкие плоты,
по ней шли белые пароходы и тяжёлые самоходки,
на её берегу всегда стояли стальные краны, изогнув свои ажурные лебединые шеи.
Сюда когда-то приходили Василий Бажов и Александр Попов.
На её набережной мы любили гулять, мы купались здесь.
Мы полоскали здесь с мамой на плотах бельё.
Я просто смотрела и впитывала это, чтобы во мне осталось надолго.
А однажды, совсем отчаявшись и, желая испытать свою судьбу, пошла весной через всю эту огромную ширину Камы, перепрыгивая через трещины между льдинами и страшась.
Но, когда они заходили подо мной, я опомнилась и повернула назад.
Книги прошли верными спутниками через всю жизнь.
Первые свои книжки я читала, сжавшись в комочек и подтянув к подбородку коленки на полутёмной печурке, где сушили валенки.
Я читала их в полутёмном чулане под лестницей. Иногда поверх книги клала учебник и делала вид, что учу уроки.
Каждая купленная книга была ярким событием.
Никогда не читала бульварных романов.
А в пятнадцать лет меня интересовала теория относительности, белые карлики и чёрные дыры, а позже - биоэнергетика…
Я и сейчас смотрю на них с каким-то затаённым чувством любви.