Старая пустынь. Миру - мир

Владимир Леонович
Моим детям, и детям моих сверстников.

Обмениваясь шутками, наша компания опоздавших, продвигалась по натоптанной тропинке к лесному озеру, где должен быть костер дружбы, и который уже наверняка начался.
Когда ночью идешь по лесной тропе, время растягивается, и кажется, что оно может растянуться до бесконечности. Знал ли об этом мудрый Эйнштейн?
Наконец открылось озеро. И костер, окруженный силуэтами собравшихся. Освещенных лиц не было видно, т.к. костер горел на самом берегу, а все сидели лицом к озеру, т.е. спиной к нам.
Никто не оглянулся, хотя мы не очень соблюдали конспирацию.
Когда мы подошли вплотную, гитарист проиграл вступительный аккорд – и Атланты встали.
Я в первый раз слушал эту песню. Есть же люди. Так глубоко чувствуют.
Но мы перед приходом традиционно сбросились по рублю, и притащились сюда со шкодливым настроением. С нами было две бутылки портвейна. И они капризно требовали внимания, которого у общего костра мы им предоставить не могли.
Кто-то из наших знал дорогу на дальнее лесное озеро. Туда и двинулись.
Озеро оказалось не так уж и далеко.
Развели костер. Как полагается - на старом кострище. Вот только дрова пришлось собирать на ощупь, а это не очень здорово.
Присели.
Выпили. По чуть-чуть.
Что-то не так.
Что не так – всем понятно: забыли прихватить девчонок.
- Ну что? Пошли за девками,- предложил кто-то, явно бравируя словом девки.
- Не х…я себе. За девками!
- Да уж, ты даешь «за девками»,- все осудили, но засмеялись  и принялись обсуждать предложение. Не с точки зрения согласия или не согласия, а с точки зрения реализации.
После бурного обсуждения решили действовать стремительно. Тихо подходим, никого не уговариваем, а просто хватаем в охапку – и тащим.
- А если кто встрянет? Не драться же.
Всё, что угодно, только не драться.
А что делать – так и не придумали.

Вернулись к первому озеру.
Озноб. Охотничий азарт.
И волнение браконьеров.
Тихо подошли сзади к стоящим в последнем ряду девушкам (стоящих легче хватать), и по взмаху руки я повернул стоящую передо мной девушку, чуть присел, и вскинул её на плечо (попой вперед).
Я бежал по тропе – и ничего не слышал: не было ни общего шума, ни отдельных криков. Тишина. Только свой топот
- Да остановись ты, наконец,- девушка стучала по моей спине кулачком,- сама пойду.
Мы встали на тропе и подождали  остальных. Они подошли, смеясь и обмениваясь впечатлениями. Всё получилось как нельзя лучше. Спокойно и к общему удовольствию. Кто-то пересказывал только что случившееся происшествие в гротескном изложении. Один, не выдержав сверх красноречия рассказчика, вдруг громко выдохнул:
- Э-эх, - и все хором, не сговариваясь, продолжили,- ни х..я себе.
Девчонки сквозь смех потребовали прекратить материться.
Мы оправдывались. Невозможно сдержаться, когда так нахально врут. Договорились на том, что когда душа не может больше сдерживаться, мы будем закрывать девушкам уши ладонями. Эта детская уловка, как ни странно, подействовала.
Возникла псевдо салонная игра. Каждый старался сморозить что-нибудь такое, чтобы все усомнились и выразили свое недоверие хором.
Я каждый раз приостанавливался, заходя сзади, и клал ладони на уши полонянки, ни чуть не уменьшая при этом слышимость. Потом мои руки тихо соскальзывали вниз по плечам, каждый раз всё более рискованно.
Раз на четвертый, пятый она перехватила мои руки и положила их себе на грудь.
Мы поцеловались.
Всё стало вокруг голубым и зеленым …

Когда портвейн, который все пили из горла по кругу, закончился, веселье перестало быть коллективным - и компания начала постепенно, парами, расходиться.
Мы с подружкой шли по тропинке к лагерю, когда она потянула меня в сторону. Я не ожидал, но в надежде возрадовался.
Мы лежали на сухой стерильной подстилке из толстого слоя сосновых иголок и ласкали друг друга.
Когда я положил её на спину и легонько раздвинул ей ноги, она не противилась. Когда я приподнялся над ней, её рука скользнула по моему животу и на мгновенье приостановилась на моей возбужденной плоти. Я замер, ожидая новой ласки. Но её не последовало.
Когда ситуация повторилась в точности второй раз, я понял, что она предлагает мне предоставить гарантию. А её у меня не было. Моим словесным уверениям она не поверила.
Я решил преодолеть её сопротивление ласками. Но добился обратного. Она перестала реагировать и отвечать мне.
- Уже поздно. Пошли в лагерь,- сказала она, поднявшись и стряхивая прилипшие к телу длинные сосновые иголки.
Я поднялся, и приводя себя в порядок, понял, что не помню в какой стороне лагерь. Вот это ничего себе! Лесной, деревенский житель! Звезд не было.
Что делать? А она торопила. А я всё стоял. Наконец, она, категорически повторив просьбу, решительно шагнула от меня в сторону. Я двинулся за ней.
Мы медленно шли по ночному лесу, а наши руки, как щупальца исследовали пространство перед нами. В голове стучало: Пошли в лагерь! Пошли в лагерь! … Идем. Плывем. В лагерь. В лагерь.
Вспомнился анекдот.
Мужик в электричке спрашивает мальчика: «Куда едем?». «К бабе»,- отвечает мальчик. «Ну, надо же, и я – к бабе». Мужик задумчиво смотрит в окно. Затем, словно очнувшись, спрашивает: «А откуда едешь?». «Из лагеря». «Хм, и я - из лагеря. Может, еще скажешь, что четверку везешь»? Мальчик с удивлением и восторгом смотрит на мужика: «А как Вы догадались»?
Впереди показались проблески ночного лагерного освещения. Чего паниковал. Ну, и поплутали бы.
Когда лагерь стал хорошо виден, она повернулась ко мне и сказала:
- Дальше не провожай. Я сама.
Крепко чмокнув меня в губы, она припустила от меня бегом.
Постояв от растерянности, я двинулся следом.
В дачах было темно и тихо. Ничто не выдавало её присутствия.
Я стоял у сосны, почти под лампочкой.
И тут вдруг страшно захотелось писать. Встал в тень сосны, и испытал огромное наслаждение. Слушая шелест сосны от встречи с моей струей, подумалось: каких только удовольствий ни доставляют женщины.
Надо было идти спать.
Но шагнув из-за сосны, я остановился.

В сумерках, у отдаленной сосны, возник смутный силуэт, и двинулся в мою сторону.
- Привет, Леонович.
По голосу я узнал своего приятеля, Додика Штеймана.
Додик, высокий красавец с шикарной  почти черной, вьющейся шевелюрой, подошел из сумрака ночи и  молча встал рядом.
Похоже, он тоже был не удовлетворен концовкой дня, и тоже находился в состоянии логической незавершенности событий.
Не ходи к гадалке, надо было идти спать. А мы всё стояли и стояли, молча. И это молчание начало меня тяготить.
- Слушай, Дод, а ты стрижешься у той девушки?
- Ну да. Постоянно. Мне нравится.
- Бесплатно?- вопрос был полу риторический, т.к. ответ для меня был очевиден.
- Бесплатно. Я каждый раз пытаюсь заплатить, но она категорически отказывается.
В прошлом году мы с Додиком в составе небольшой компании брели вверх по Свердловке, когда минуя парикмахерскую, увидели догоняющую нас взволнованную девчушку.
- Мальчики, извините, пожалуйста. Можно Вас попросить?- она обращалась как бы ко всем, но смотрела только на Дода и вся цвела в его сторону.
Девушка рассказала, что она учится на парикмахера, и в данный момент должна сдавать зачет. А клиент, с которым она договорилась, почему-то не пришел.
- Выручайте. Можно я Вас подстригу?- умоляюще просила девушка, не отрывая взгляд от Додика. Стало заметно, что смотрит она не совсем на Додика, а конкретно, на его пышную шевелюру.
- А что за стрижка? Почем?- спросил кто-то из-за спины.
- Всё бесплатно!- засуетилась девушка, она действовала уже на два фронта,- я не испорчу, ей Богу.
- Дод, соглашайся! Такая халява.
В глазах девушки появились признаки надежды, которые тут же сменились тревогой.
- Вот только Вам,- она снова умоляюще смотрела на Додика,- придется прийти еще раз через два месяца, на мой экзамен. Так положено.
Услышав это, Дод, который казалось бы становился уже пластилиновым,  сразу превратился в обожженную глиняшку.
- Нет, я не смогу,- и он шагнул в нашу сторону, чуть-чуть отстранив светившуюся ему в лицо девушку. Она растерянно и обреченно смотрела Доду вслед.
И вдруг, встрепенувшись, бросилась за ним. Забежала вперед, и, стоя как на краю пропасти, изрекла:
- Ну, умоляю. Я всю жизнь буду стричь тебя бесплатно.
Вряд ли Дод смог оценить стоимость предложения и всю свою выгоду, но степень безвыходного положения девушки он оценил.
Додик согласился – и ушел с девушкой.

- Смотри!- Дод толкнул меня кулаком в бок – и показал на крыльцо дачи.
Я посмотрел, куда показал Дод. Ничего не увидел и вопросительно посмотрел на него.
- Под веревки смотри.
На крыльце было натянуто несколько веревок, плотно увешанных деталями девичьего нижнего белья и купальников. Под веревками шевелилась темная фигура. Мы подкрались.
- Стой, стрелять будем!- Из темноты высунулась ухмыляющаяся рожа Алика Тимошука.
- Присоединяйтесь, - сказал он, показав нам пяток лифчиков, зажатых в кулак.
- И что мы с этим будем делать?
- Спрячем. Во, будет переполох!
- Ну да. А отдавать-то как? А придется.
Алик на секунду задумался.
- Надо спрятать так, чтобы нашли.
Невдалеке за дачей, в свете ночной лампочки, виднелся край волейбольной сетки.
Я усмехнулся.
- Ладно, развесим всё на волейбольной сетке, и крепко привяжем.
- Супер.
Мы принялись за дело, не обидев ни одну из дач.
- Давай, что-нибудь напишем,- предложил я, когда мы подошли к сетке.
Алик сразу выдал предложение.
- Могут понять буквально,- отклонил я,- давай напишем «Миру – мир».
- Здорово! И со смыслом. Поехали.
Я познакомился с Тимошуком после одной из первых лекций. Тогда мы с Аликом случайно оказались самыми последними уходящими. Плотная толпа однокурсников заполняла коридор. Вдруг Алик очень громко прокричал:
- Свободу пенису Теодоракиса!
Я с удивлением ждал реакции. Но её не последовало.
- Давай вместе,- обратился ко мне Алик.
- Свободу пенису Теодоракиса,- заблажили мы хором. Но опять никто даже не обернулся. Люди мыслят стереотипами. В то время все стены были увешаны плакатами с надписью «Свободу Микису Теодоракису». Все, видимо, так и услышали.

Мы трудились достаточно долго. Плакат получился – загляденье. И материала хватило в самый раз. Только у меня в руках остались единственные трусы. Размер трусов был впечатляющим. Эти трусы, из толстого трикотажа, с трудом можно было завязать в один крупный узел.
Миру – мир с жирной точкой из этих трусов навел бы на странные размышления. Нас с Додом, по крайней мере, навел. Вот если бы со знаком восклицания …, но материал уже кончился.
Я подошел к волейбольному столбу, и чуть-чуть подпрыгнув, нахлобучил трусы сверху.
Дод критически осмотрел мою композицию, и кивнул в сторону соседней баскетбольной площадки. На одном из колец которой висела надорванная сетка, второе кольцо было совершенно голым. Я показал Доду большой палец.
Дод подошел к волейбольному столбу, и без всякого прыжка снял трусы.
С трех попыток он натянул трусы на баскетбольное кольцо так, что кольца не стало видно.
Логическая точка была поставлена.
Весьма довольные, под тихое урчание надвигающейся грозы, мы отправились спать.

 Утром меня разбудил Борис Кольчугин. Он жил в нашей палатке, на соседней койке, хотя по путевке должен был жить в соседней палатке. Не ставя администрацию в известность, мы организовали цепное переселение, результатом которого все остались довольны. Полагаю, если бы Решетов узнал об этом, он бы применил всю свою власть, чтобы помешать нам.

Зарядку я проспал, да и завтрак уже начался. Мы с Беном рванули в столовую.
Мельком я глянул на волейбольную площадку. На сетке висела пара неприкаянных лифчиков. Трикотажные трусы вызывающе красовались на баскетбольном кольце.

За завтраком я рассказал Бену о ночной истории, и мы оба взгрустнули по поводу пропущенного зрелища и, главное, женской брани. Дод и Алик, как оказалось, тоже проспали, и тоже ничего не видели.

Весь завтрак я высматривал девушку, с которой провел вчерашний вечер. Девушки не было. Это было бы совсем не страшно, если бы я помнил её лицо. Однако, чем больше я всматривался в лица девушек, тем отчетливее понимал, что не помню лица своей вчерашней пассии. Как такое возможно - мне было непонятно. Я же на неё смотрел в упор.

Фантазируя на тему девичьего переполоха, который мы пропустили, я глубоко проникся обидой девушки, оставшейся  без трусов, и понял, что я их должен снять.

Мы пошли сразу после завтрака, с Беном.
Я непринужденно допрыгивал до кольца, но запаса прыжка хватало только на то, чтобы ухватить трусы за … (там, где у мужиков гульфик), и немного натянуть это в сторону. Трикотаж тянулся, а я падал. Резинка не хотела соскальзывать с кольца.
Было ясно, что у меня ничего не получится, а я всё прыгал и прыгал.
Бэну это надоело, и он предложил сходить за лестницей.
Я представил, как лезу по лестнице. Не Бэн же? А все будут думать, что я и ночью лез точно также. Нет, это не достойно Сирано де Бержерака.
Я присел под кольцом, и предложил Бену сесть на меня. Бен с готовностью уселся мне на плечи – и скомандовал: поехали. Космонавт!
Секрет трусов оказался в узкой талии их хозяйки. Я понял, почему Додику понадобилось три прыжка.
Трусы мы повесили на первую же веревку, и они провисели там весь день. Исчезли трусы только на следующее утро.
Внимательно рассмотрев всех девушек за обедом, я так и не смог узнать свою незнакомку. Тогда я решил обнаружить её по реакции на взгляд в глаза.
После обеда я стал пялиться в глаза всем встречным девчонкам. Девчонки смеялись и крутили пальцем у виска.
- Ты что, Леонович, того ..?
Решил ждать, когда девушка сама подойдет ко мне. Если захочет! Она-то меня уж точно запомнила, единственного лысого в лагере.
Но не случилось.

Нижний Новгород, декабрь 2015г.