Дуняша и Гришка
Лето 1855 года стояло в разгаре. Животные и люди изнывали от жары. Пот лил градом, поэтому за день раза по три мужики обливались водой из бочки, а молодежь отпрашивалась на реку искупаться. Гришка, Федька, Дуня и Фрося, уже повзрослевшие, наполовину раздевшись, с радостными криками забегали в манящую прохладную воду и с полчаса наслаждались купанием. Девчата, оставаясь в легких нательных рубашках, от парней находились на расстоянии метрах в ста, и их разделяли заросли ракиты, но они постоянно обращали любопытные взоры друг на друга.
Шестнадцатилетний Гришка вымахал ростом, но был худоват, мускулист и приятен лицом. От работы на солнце тело его имело коричневый оттенок, а волосы выгорели до грязно-соломенного цвета. Он любил работать, демонстрируя свою сноровку и силу.
Дуняша была годом моложе, и Гришка ей очень нравился. Она старалась в работе при усадьбе быть рядом с ним, когда это удавалось. Она тоже была хороша собой и сноровистая в работе. Ей хотелось привлечь к себе парня, но он делал вид, что не замечает ее стараний, хотя давно положил на нее глаз и намеревался зажать ее где-нибудь в укромном уголке. Его давно привлекали ее поспевшие прелести; едва он скользил взглядом по телу девушки, как все его естество начинало приходить в движение. Поэтому он нарочно сердился на нее и уходил от греха подальше.
Однажды мужиков послали на сенокос на дальние луга с раннего утра. К обеду солнце стало жарить невыносимо. Жены мужиков снарядились им обед нести - так было заведено в усадьбе. Напросилась с ними и Дуняша отнести Гришке своей стряпни отведать. Когда пришли на место, то расселись все одним кругом в тени деревьев, что небольшой кучкой росли посередь луга. Бабы развернули свои узелки и стали потчевать своих мужей. Девушка присела возле Гриши и разложила перед ним блины с медом, молодую картошечку, зажаренную с лучком и прохладный квас.
- Ого, Дуняша, как ты мово Гриху любишь! - засмеялся конюх. - Мне моя жинка блинов не напекла.
- А вы угощайтесь, дядь Тихон! Это я для всех, - смущенно предложила Дуняша.
- Ишь, блины ему захотелось, чай не масленица! – с ревностью проговорила Акулина, мать Гриши. – Вон сало ешь с яйцом да картохой. Ишо вон окрошку сварганила со сметаной. И ты, сынок, ешь да поправляйся, а то – кожа да кости! Откуда только у тебя силы-то берутся работать?
- Да ем я, мам! - Гриша с аппетитом уплетал все, что было перед ним.
Умаявшись от работы, мужики и бабы, обедая и отгоняя наглых мух, мало говорили от утомления и жары. После обеда мужики расположились тут же час-полтора вздремнуть, пока нещадно палило солнце, а бабы засобирались уходить. Пристроился вздремнуть под деревом и отец Гришки, подложив под голову холщовые рукавицы. Надобно уходить и Дуняше, но она не торопилась вставать, хотелось дольше побыть рядом с Гришей.
- Ну, я пошла! - наконец она поднялась, из-под длинных ресниц взглянув на парня.
- Погодь! Провожу тебя, заодно, разомнусь. - Они встали и пошли, не торопясь, друг за другом – он впереди, она - позади.
- Жара такая - может, на речку махнем? Тебе не срочно надо в имение? - повернулся он к Дуняше.
- Вроде, нет! – улыбнулась она, и сердце ее затрепетало от такого предложения.
- Тогда пойдем быстрей! Пока работники спят, надо успеть искупаться, – и они прибавили шагу.
До реки было метров сто с небольшим. Дойдя до нее и найдя удобное место для купания, первый разделся Гриша, Дуняша при этом стыдливо отвернулась. Когда Гриша побежал в воду, шумно всколыхнув спокойное течение реки, Дуня сняла свой сарафан, оставшись в рубашке, что едва ей прикрывала колени. Аккуратно положив его под кустик и подойдя к берегу, она медленно стала заходить в реку, постепенно погружаясь в прохладную воду.
- Не бойся, сразу окунайся! - стал подбадривать ее Гришка, плескаясь подалее от нее, чтобы не смущать робкую девушку...
Прохладная вода ласкала утомленное от жары тело, но все же долго в ней не было времени находиться. Первый вышел на берег Гриша, надел штаны и распластался на траве. Потом отвернулся, дав Дуняше выйти, отжать рубашку и одеться. Она, искоса поглядывая в сторону парня, быстро сняла мокрую рубаху, с силой отжала ее, стряхнула несколько раз и торопливо надела. Затем хотела взять сарафан, да увидела на нем свернувшуюся в кольцо змею.
- А-а-а! – она взвизгнула и отскочила.
- Ты чо! - Григорий приподнялся и увидел испуганную Дуняшу в мокрой рубашке, которая прилипала к телу ее, обозначая все ее все выпуклые прелести.
- Там змеюка! Прям на моем сарафане скрутилась, гадина, – проговорила она, полная ужаса голосом. Змей она очень боялась.
Пока Гриша шел, гадюка успела скрыться в кустах.
- Где змея? – спросил, с трудом отводя от ее тела взгляд. Затем
внимательно стал осматривая траву вокруг ее сарафана.
- Была вот тут. Хорошо, если уползла. Подай мне сарафан - я боюсь: вдруг она под ним спряталась.
Он поднял сарафан с травы, стряхнул и протянул ей:
- На, трусиха! Сдается мне, что никакой змеи не было.
- Как это не было? Тогда на кой ляд мне было кричать и звать тебя на помощь?
- На кой? - отступив на шаг, он оценивающим взглядом оглядел ее всю с головы до ног.
- Ох, и красивая же ты, Дуня! - восхищенно произнес он, и в нем вспыхнуло нескромное желание, благо для этого подвернулся удобный момент.
- А-то! Не хуже и мы барышень будем, - усмехнулась она, надевая сарафан.
- Это ты на что намекаешь? – добродушно усмехнулся он.
- А то не знаешь! - в ее голосе звучала ревность.
- Ты имеешь ввиду наши игры с Александрой? Так это все детские шалости, не по-настоящему.
- И цветы ей не дарил, скажешь? Мне даже одного цветочка не подарил, а ей целые букеты носил, - не успокаивалась Дуняша.
- Не подарил, так сейчас подарю! - Он стал озираться вокруг и, увидев среди деревьев красный цветок, называемый в народе звездочкой, сорвал его и преподнес девушке.
- Вот тебе цветочек аленький! - и засмотрелся на нее. Ее завитушки намокли и змеились по нежной коже лица, придавая ей милое очарование.
- Спасибо! - она взяла цветок и поднесла к носу, вдыхая нежный его аромат. - Ну, я пошла!
- Как пошла? Я тебя не пущу! – он притянул ее к себе, стал тискать и целовать.
У девушки сильно забилось сердце и слегка закружилась голова.
- Останься на чуток! - он с дрожью в голосе и волнением целовал ее волосы, оголенные плечи. – Чего торопиться тебе: чай, время еще не вышло? - Осторожно повалил ее на траву и полез рукой под подол.
Он сам торопился, сердце его учащенно билось. Уж больно ему хотелось испробовать себя в этом мужском деле - будет, чем похвастаться перед ребятами. Правда, он не собирался говорить, с кем он "гулял", чтобы не опозорить девушку.
- Ты что!.. Ты что это удумал? - испугалась Дуняша.
- Не бойся: это нестрашно. Только потерпи чуток! - он навалился на нее всем корпусом.
- Не надо! Ненароком кто увидит, и-и... срамно это! Я не хочу! - Дуняша стала упираться, изворачиваться. Вдруг в реке как что-то плюхнет, будто камень упал.
- Ой! Что это? – девушка испуганно встрепенулась. – Наверное, там кто-то есть. Боже мой, какой позор! - она прикрыла ладонями лицо.
Парень, внутренне струхнув, повернул голову и стал всматриваться.
- Чего спужалась так? Эт рыба, наверное, так плеснула, играючи, - неуверенно проговорил он, озираясь.
- Пусти, говорю!- она была рада, что Бог не попустил насилия над ней.
Гришка тут же откинулся от нее и сел. Поправляя рубашку на груди и сарафан, Дуняша села и посмотрела на него
- А чего ты хотел сотворить со мной, а? – спросила.
- Так, ничего! - он сорвал травинку и стал жевать.
- А-а, ничего! Знаем мы эти ничего! - усмехнулась она. - Ты со всеми так «ничего» делаешь?
- А что я сделал? Ничего еще не сделал, а ты уже раскудахталась.
- Ну, хотел же сделать?
- Ну, хотел.
- А зачем?
- Ну,.. нравишься ты мне! - проговорил он, отвернув голову.
- Правда? – обрадовалась она. - Тогда нам надо ожениться. Давай скажем барыне, что любим друг дружку. Она добрая – согласится нас оженить!
- Да, рано еще об этом думать.
- А чего рано-то? Я боюсь, вдруг меня выдадут за какого–нибудь старика.
- Вот выдумала!
- Мы – люди подневольные - все может статься! Так лучше нам сейчас об этом подумать? - в голосе ее сквозило беспокойство.
- Охота тебе мои портки стирать? – он только усмехнулся.
- Охота, Гришенька! Ведь люб ты мне!
От этих её слов у него внутри потеплело, но он виду не подал и несколько грубовато произнёс:
- Я же могу и побить, ежели, что не по мне!
- А я все стерплю! – она знала, что мужья, часто бывает, сильно бьют своих жен и, прижавшись к нему плечом, погладила его шею и грудь. – Муж бьет жену, значит, любит, - припомнила она поговорку.
Гришка почесал за ухом:
- Ну, чего гнать лошадей? К спеху, что ли? Молодые мы еще. Погулять надо. А мне, как мужику, надо еще сил набираться, опыту.
- Нет, не любишь ты меня! – с печалью проговорила Дуняша, - оттого так говоришь. Это на мне ты хотел опыт поиметь, да?
- Дура ты, Дунька, и все вы бабы – дуры! Вам бы только любиться, привязать мужика к подолу, а больше ничего не надо!
- Сам дурак! - с обидой проговорила девушка и резко встала. - Нахватался всяких дурных слов от мужичья и мне говоришь. Не собираюсь я тебя к подолу привязывать!
- Ишь, осерчала, будто барыня какая! Ладно, пойдем, пока не хватились нас, - он тоже встал. Выйдя на тропу, они разошлись в разные стороны: он – к косарям, она – в усадьбу. А на берегу речки на помятой траве остался увядать Гришкин подарок - красный цветок, оставленный Дуняшей.
продолжение
http://proza.ru/2021/08/21/786