Мой длинный день пенсионера расписан по часам: простенький завтрак для больной жены, поверхностная уборка квартиры, уколы через каждые четыре часа, поход в аптеку и магазин, обед, ужин, неспокойный сон на фоне стонов жены… День за днем, одно и тоже. И так уже 12 лет. Кручусь весь день между стряпней и лежачей женой. Одна тщета, ни радостей, ни желания улыбнуться. Безысходность и безразличие к себе прут от обшарпанных стен квартиры с убогой обстановкой, от стертого линолеума, от вечно полного мусорного ведра, которое в круговерти забот забываю вынести с вечера, от пластмассовой люстры, засиженной мухами, от запаха многолетней болезни и лекарств.
Единственной отдушиной в житейской рутине является мой единственный собеседник – старенький комп, соединяющий меня, как мостик между отдаленными выселками и цивилизованным миром. Прежних друзей почти не осталось, облегчить душу уж и некому, а случайные знакомые по виртуальному общению, по привычке или от безделья, рассматривая мои новые выложенные фотографии, иногда комментируют их качество. Все-таки, не так тошно.
В летнее время я перевожу жену в деревенский дом матери, где больше покоя и тишины. Там я могу в часы передышек любимым делом заняться, цветы поснимать, пейзажи, занятных козявок. Зимой эти снимки обрабатываю и выставляю напоказ миру. Какое - никакое, а развлечение, своеобразное разбавление затягивающей меня рутины порциями человеческих ощущений.
По привычке захожу в интернет, кого-то с днем рождения поздравлю, кого-то с выходом на пенсию, поболтаю ни о чем, короче, как всегда, убиваю длинные, зимние вечера на современный лад.
Листает мышка странички, с которых чужая радость льется взахлеб, фонтанируя впечатлениями из разных стран и выплескивая восторг вояжеров через экран монитора прямо мне в душу. Малая толика чужой радости и мне перепадает, слегка подпитывая сердечко, измученное однообразным, тягостным бытом. Неожиданно взгляд споткнулся о знакомое лицо, задержался на мгновение, и заметался хаос сомнений в седой голове: неужели…, не может быть…, а впрочем, почему бы и нет…
С экрана смотрел мне в глаза мой нежный, вечный мираж, мое непростое детство, моя, непроходящая с годами, влюбленность, оставившая в душе капельку восторженной, родниковой чистоты и прохлады.
Пристальней всматриваюсь в фотографии женского лица. В уважаемом возрасте моей ровесницы обязаны появиться изменения в облике. Морщинки, уход от девичьей стройности, усталость взора, обремененного житейскими заботами и болезнями, неизбежная возрастная одутловатость лица. Безусловно, все эти штрихи присутствовали, но в строго дозированном количестве. Мираж из детства, повзрослев на целую жизнь, оставался узнаваемым. Неужели некоторых людей жизнь все-таки щадит? Неужели судьба одаривает определенных особей счастливыми билетами на благополучие и легкость существования? Ведь посмотришь внимательней вокруг, не только у меня, у всех все погано. В справедливую житейскую лотерею верить не приходиться. Судьбина не выдает бонусов за праведную жизнь, так и плетешься в хвосте жизненного эшелона с бедами, хворью и досадой на свою долю. Даже на улицу выходишь, ссутулившись, чтобы быть поустойчивей, чтоб не сбил с ног нечаянный порыв ветра, чтобы не растянуться на тонком льду замерзшей лужи, чтобы не добавить к имеющемуся калейдоскопу проблем еще одну.
Захлебнувшись досадными размышлениями, на автопилоте перестилаю простыни на диване жены, делаю последний в этот день укол, даю больной стакан воды, чтобы запить горсть таблеток, и случайно задерживаюсь у старого зеркала с растрескавшейся амальгамой. Неприглядное, исполосованное морщинами отражение, в облике изможденного, седого старика с недельной щетиной, уныло подтверждало полную тщету в надеждах на простенькое, человеческое счастье.
Не спится. Воспоминания точат память, как черви землю. Уносятся мысли в детство, которое закончилось, не успев начаться. Моя несчастная мать, овдовев после моего появления на свет, быстро собралась замуж за пришлого шофера из другого района. Моей колыбельной песней в нежном возрасте были пьяные вопли отчима, которого бесило абсолютно все в этой жизни, причем я был главным раздражителем в бесконечном перечне его претензий.
Первую травму от нового отца я получил сразу, как только выполз самостоятельно из своей кроватки, перегородив ему дорогу на кухню. Как паршивый котенок, отлетел я от пинка отчима, вписавшись в стену. Переломанные ноги оттянули мое умение ходить до двух лет. Так и ползал по дому и улице, подтягивая гипсовые культи руками. Отчим от души веселился, созерцая горькие аттракционы моих перемещений в пространстве, а детское сердечко уже тогда начало наполняться закипавшей злостью и ненавистью к этому извергу, наградившему меня на всю жизнь хромотой.
Не проходило дня, чтобы отчим не вымещал на мне свое раздражение. Синяки не успевали обесцветиться, как поступала очередная порция воспитательных порок. Причиной мог стать кусок хлеба, съеденный мною без спроса, развалившаяся от старости обувь, требовавшая замены, порванная одежда, отданная соседями за ненадобностью. Я был лишним в семье, я был неблагодарным дармоедом, я был виновен в том, что выживаю и никак не могу подохнуть.
Моя мать, вечно беременная, разрывалась между фабрикой, где работала швеей, и надомной работой. На меня она тоже перестала обращать внимание, предполагая, что выносливость, подаренная мне судьбой, поможет выжить и уцелеть. А побои, ну что тут такого? Всех детей лупят, это необходимый элемент воспитания, это не криминал, это нормально.
Будучи изгоем и отщепенцем в своей семье, будучи лишним во внешних контактах с чужими детьми из-за оборванного внешнего вида и неприглядной ярко-рыжей шевелюры, я стал создавать свой, индивидуальный мир развлечений. К пяти годам я неплохо освоил пошив платьев для кукол и создание самих кукол из обрезков ткани мамкиных клиенток. Забиваясь в самый дальний угол дома, откуда не так слышна была возня и писки малышни, численность которой увеличивалась с каждым годом, я вдохновенно мастерил туалеты для своих самодельных принцесс, наряжая их по канонам своей фантазии. Годам к шести у меня была целая коллекция самодельных куколок и разнообразный гардероб для них.
Именно в этот творческий период времени, в дом напротив, переехала семья новых жильцов, состоящая из родителей и дочери моего возраста. Дыхание перехватило, когда я поближе рассмотрел юную соседку. Как хороша была эта девочка, от нее исходило сияние бесконечного добра и участия, она была легка и длиннонога, она была прекраснее всех моделей из журналов, по которым мать шила платья своим клиенткам. Хотелось подойти поближе, но, памятуя недружелюбие детей, с которыми я пытался наладить контакт, поостерегся, и рассматривал незнакомку из кустов бузины.
Девочка порхала около своего дома, как яркая, райская бабочка, весело щебетала, сияя бирюзой глаз и постоянно отбрасывая тяжелую косу за спину, которая так и норовила переползти на грудь от постоянных прыжков и подскоков. Создавалось впечатление, что тихо ходить эта юная газель так и не научилась. Пробегая мимо зарослей бузины, она нечаянно заметила сначала мою нечесаную огненную гриву, а потом и меня. Затормозив свой бег, остановилась, присела на корточки, и стала внимательно рассматривать меня, раздвинув ветки кустарника.
- Мама, ты только посмотри, какое солнышко я нашла в кустах! - девочка вытянула меня за руку из кустов, и, пританцовывая от нетерпения, потащила меня к машине, из которой грузчики перетаскивали в дом вещи новых соседей.
Я, припадая на левую ногу, еле поспевал за попрыгуньей. Девочка представила меня своим родителям без малейшего намека на превосходство и брезгливость. От вновь прибывших людей я мгновенно ощутил волну непривычного, теплого уюта и, обволакивающего сердце, добра и участия.
Вечером того же дня я попал к соседям на новоселье. Такой вкусной еды я, отродясь, не пробовал, в такой мирной обстановке я оказался впервые. От шуток родителей девочки, их тихой беседы, от щебета юной принцессы, ослабло напряжение в сердце, и стало казаться, что солнце, ушедшее на ночь за горизонт, продолжает ласково лизать мои конопатые щеки и согревать исковерканную душу. Лишь потом я осознал, что касались меня не солнечные лучи, а крылья ангелов, которые, прочно обосновавшись в этом доме, трепетно оберегали удивительный островок покоя и умиротворенности.
Моя маленькая фея от восторга лишилась дара речи, когда получила от меня в подарок весь набор самодельных кукол с нарядами. Она ликовала, перебирая полученные сокровища, и никак не могла поверить, что все это великолепие создано шестилетним мальчиком. Отец девочки, внимательно рассмотрев мои творения, спросил, как создаются эскизы к таким эффектным нарядам. Заметив, что я не понял смысла нового слова, спокойно и доступно объяснил мне его значение. Замечательное слово «эскиз», добавило мне значимости и гордости за свою коллекцию. Перед уходом домой я получил от отца своей новой подружки набор карандашей, красок и альбом для рисования. Это был самый первый подарок в моей жизни, самый дорогой, самый удивительный и такой, оказывается, необходимый для начинающего модельера.
В первый класс мы отправились вместе, сидели за одной партой, после школы шли делать уроки к моей принцессе домой, туда, где летают ангелы и быстрее заживают ссадины на теле и сердце. Я не мог прожить и дня без общения с удивительной соседкой. Зимой я выращивал для нее лук в банке с водой и приносил витаминные, зеленые перышки к обеду, в летнюю пору забрасывал ее луговыми цветами и речными кувшинками, приносил землянику на листе лопуха из ближайшего перелеска и, конечно, продолжал создавать нарядные костюмы для большой армии кукол моей принцессы.
Мое детское сердечко, измученное постоянными унижениями и попреками, исцелялось от общения с милым созданием. Этот живой источник подпитывал меня, вдохновлял, наделял силами для тихой борьбы с домашней тиранией. Девизом моей маленькой жизни стало безудержное желание быть рядом, помогать, радовать и слышать в ответ недополученные в нежном возрасте слова благодарности. Наверное, это и была любовь, первая, чистая, святая любовь, похожая на прозрачную воду родничка, пробившегося на поверхность земли сквозь мшистый, многослойный лесной дерн для утоления жажды уставших путников.
Моя подружка закончила первый класс круглой отличницей, ей легко давалась наука. Меня по всем дисциплинам, кроме рисования, оценивали по международному баллу, да и то, только за мое послушание и бесконфликтность.
Мы, второклассники, к новогоднему утреннику готовили маленький спектакль про Буратино, а после него затевался костюмированный бал для малышни. Я предполагал соорудить себе костюм пирата, а свою принцессу представить в образе снежной королевы. Идея создания такой интересной модели возникла сразу, как только я увидел необыкновенную, переливающуюся блестками ткань, которую принесла мамкина клиентка для пошива нарядного платья. Ткани было много, отсутствие в этом рулоне одного метра, едва ли кто и заметит. Выбрав удачный момент, я отхватил от клиентской ткани кусок, и начал творить свой сюрприз, свою новогоднюю песню для единственной на всем белом свете девчонки.
Моя принцесса получила дизайнерский костюм в раздевалке, сразу после спектакля. Онемевшая от восторга, пораженная царским подарком, мое неземное создание в новом платье мгновенно превратилось в сияющее божество. Глаза моего ангела сияли ярче блесток, румянец щек выгодно оттенялся холодной голубизной ткани, корона на голове создавала сказочный ореол и причисляла мою королеву к лику святых. Достойная величественная походка моей юной дамы, без привычных подскоков и мельтешения, поразила всех присутствующих. Родители девочки не обиделись на дочь за то, что она предпочла мой костюм костюму снежинки, сшитому мамой.
После карнавала шли домой не спеша, возвращаясь воспоминаниям к школьному утреннику и пережитым восторгам. На пороге дома, прощаясь до завтра, моя принцесса, сохраняя величественную грацию в облике, прошептала:
- Ты мое солнышко, ты мой праздник, спасибо,-
Затрепетало мое мальчишеское сердечко, просветлела душа, и я поплыл на легком облаке счастья домой, почти не касаясь земли.
Уже с порога своего дома я почувствовал приближение бури. Отчим, позеленевший от злости, яростно крутил перед собой ремень с тяжеленной пряжкой на конце. Суровая клиентка нервно перемеряла свою ткань, поникшая мать с опущенными плечами плакала навзрыд, стискивая в руках обрезки блестящей ткани, оставшейся от костюма снежной королевы.
Толком я ничего не помню, обрывки памяти сохранили пурпурные разводы крови на вечно грязном полу, на который меня повалил отчим, охаживая пряжкой ремня. Видимо, я громко орал. На мои вопли сбежались соседи, в том числе и отец моей девочки, который подхватил мое тело, изрубленное пряжкой ремня, на руки и, прикрыв старым пальтишком, потащил на руках в сельскую больничку.
До лета я приходил в себя в больничных стенах, каждый день в течение долгого полугода меня навещала моя принцесса. В первый свой визит она испуганно рассматривала заштопанные раны на теле, пробитую голову, замотанную чалмой бинтов, рваные губы, свернутый на бок нос, опухший и посиневший, как переспелый баклажан. Кипевшие в бирюзе глаз слезы, стекали по ее щекам, губы подрагивали и немного кривились, руки нервно расплетали и заплетали вновь косу. Она сопереживала мне всем сердцем, разбавляя мою боль, простреливающую все тело, своим искренним, по-бабьи взрослым, и по-детски чутким состраданием.
Чуть позже, к осени мой ангел, моя принцесса, моя нежный ландыш, моя колибри уехала с родителями в другой город, далекий и недоступный. Поначалу мы писали друг другу письма, затем и эта форма контакта сошла на нет. Потерялись мы в этой жизни, а со временем растворились, подернутые горечью, и воспоминания о далеком детстве. Жизнь потихоньку переползает в фазу старости с неизменными атрибутами в виде страданий, болезней и тщеты.
Поняв, что этой ночью от нахлынувших воспоминаний я все равно не смогу заснуть, подсел снова к монитору. Мой милый мираж, моя нежная фея из детства, безусловно, изменилась. Короткая стрижка, гордая осанка, царственная посадка головы подтверждали нестандартную оригинальность личности, а взгляд, наполненный бирюзовой нежностью, оставался прежним, теплым и светлым. Лучистый взор экранной королевы, обладая, как и в детстве, высокой проницаемостью, пробил мою небритую щетину и, отфильтровав негатив, упал на тонкий нерв, управляющий сердечным ритмом.
И вдруг светлее стало на душе, как будто солнечный луч просочился в окошко, отползло на задворки ощущение житейской несправедливости, растворилась досада на поганую жизнь и непростую судьбину, избившую меня кулачным боем.
Ведь если мою жизнь, даже на лету, задел крылом ангел, если в памяти сохранились ароматы охапок полевых цветов и духмяных земляничных полян, если, невзирая на неизбежное суровое наказание, был создан туалет из украденной парчи для своей принцессы, если удалось окунуться в сказку наяву, значит, я не имею права считать себя обделенным, значит, жизнь не обошла меня своим вниманием и одарила с лихвой, и даже в старости истерзанная душа смогла согреться только от краткого прикосновения к прошлому.
Уставшая за день женщина, в уютном халате и тапочках, с интересом рассматривала новые фотографии. С экрана монитора звонко выплескивалось солнечное лето. Интересные ракурсы съемок превращали невзрачные полевые цветы в волшебные, фантазийные композиции, наполненные тонким художественным вкусом и претензией на изысканность.
-Автор талантлив и, наверняка, счастлив,- подумала женщина, - Позитив и счастье неразлучны, у обездоленных людей нет желания делиться с другими радостью, потому что им самим перепадают ничтожные крохи,-
Женщина внимательно рассматривала фотографию самого автора снимков, и шевельнулись в памяти обрывки воспоминаний, размытых временем.
Неужели…, не может быть…, а впрочем…