Юджин Дайгон Необъяснимое
Чтобы взять, надо что-то дать
Занеслась провиденья метла.
Если б мог я тебе приказать,
Ты сама б мне себя отдала.
Искры. Хороводы, клубки, структуры искр. Что-то тягучее, блескучее, подвижное. Похоже на амебу – до горизонта во все стороны. Лезут вверх и падают ложноножки. И искры бесятся на ее поверхности…
-Ваш билет.
Я посмотрел на контролера. Люблю я мечтать на самые прозаические темы. И сейчас представил, как встаю, иду к двери, троллейбус останавливается, дверь открывается, я выхожу. И не обращая внимания на притихшую мымру с удостоверением, я все это проделал. Все в полной тишине. Причем троллейбус остановился между остановками – как раз возле школы.
Подходя к школе, я увидел не очень приятного мне типа. Точнее, совсем неприятного. Я пошел навстречу и с разворота заехал ему пяткой в челюсть. Он упал.
На пороге школы я оглянулся. Он встал и пошел туда, куда шел, как будто и не падал.
В раздевалке копалась рыжая акселератка, года на два младше, но моего примерно роста. Несмотря на глуповатое веснушчатое лицо, у нее было тело взрослой бабы, причем в самом соку. Она меня возбуждала. Конечно, я ее не выпустил, а стал ощупывать все, что только подсказывало мне мое порочное подсознание.
Она встала на колени и расстегнула мне ширинку. Высвободив мой член из трусов, она трясущейся рукой взяла его в рот…
…Когда она кончила, мы пошли к ней домой. Она оказалась девственницей, как впрочем и я. Но мы быстро всему научились и опробовали несколько основных способов траха. С непривычки мой нетренированный орган болел. Так что в школу я в этот день не пошел. Пошел я туда, где книги по договорным ценам. Обойдя мест пять и набив (совершенно бесплатно) свою и еще пару одолженных по дороге сумок всей фантастикой, какая мне только встретилась, я понял, что больше я домой не донесу. Даже это не донесу. И я пошел в гостиницу – в самую крутую. Там я овладел лучшим номером. Все документы заполнили без меня – да я и не знал, как их заполнять.
Оставшиеся до вечера часы я заполнил походами за аудио и видео техникой и набегами на киоски звуко и видео записи. Пообедал и поужинал бесплатно в ресторане. Весь вечер я разбирал свою добычу, заснул поздно и спал, как убитый.
Утром, позавтракав во все том же ресторане, пешком отправился в школу. Вспомнив, что у двадцатидвухлетней математички (стройной и длинноногой) первый урок свободен, я завалился к ней. Пол в классе был обит войлоком, поэтому мы все сделали прямо на полу. Она оказалась горячей, упругой и безумно сексуальной. Она извивалась подо мной, она скакала на мне, она стояла на четвереньках… что только она не делала.
Поразмыслив, что пора бы заняться оценками, я решил посетить сегодня хотя бы пару уроков. Натурально, меня не вызывали, но когда я посмотрел журнал, то оказалось, что все палки и двойки закрыты пятерками. С журналом я стоял у окна. Неожиданно я обернулся – Она! Она как раз выходила из класса.
Горячка новых впечатлений притупила старую боль. Моя вторая любовь, обесцвеченный олень. Самая красивая, самая нежная, самая прелестная. Сколько я стихов изверг. Но так к ней и не подошел. У нее ведь есть друг. И давно. Она посматривает удивленно, улыбается. Может, я ей и нравлюсь. Но любит она его. Когда у меня были неприятности с моей первой любовью (ее подругой), она как-то нас свети пыталась. А что, если и ее, так же, как акселератку и математичку?
Не успел я подумать, как она подошла.
-Здравствуй, Женя.
-Здравствуй.
-Ты почему такой грустный?
-Жизнь такая, Наташенька.
Она начала что-то рассказывать. Я не вникал в смысл слов, для меня ее голос был, как музыка. Вблизи нее я чувствовал какую-то сладко-звонкую среду, в которой звенели серебряные колокольчики. Какой-то прозрачный свет. «Белокрылых амазонок племени вождь, улыбнувшись, ты вошла в мои мечты». Улыбка, шаг, ножка, обвод силуэта, глаза. Сам я боялся подойти к ней, заставить ее делать неприятный выбор, переваливать на нее свои проблемы. Рядом с ней (или подумав о ней) я делаюсь лучше. Если бы и она меня любила…
Я смотрел на нее, не отрываясь. Она скромно опустила глаза, смущенно и искренне улыбаясь. Но ей, похоже, нравилось болтать со мной, несмотря на то, что я потерял дар речи.
Вот она подняла глаза, мой взгляд встретился с ее взглядом. Какие-то серо-зелено-голубые круги вокруг зрачков – совсем, как у меня. «Алых губ лепестки».
Несколько раз она моргнула, и сама же рассмеялась. В ее глазах я читал то, что хотел прочесть…
…После школы мы гуляли по зеленой аллее и я читал ей свои осенние (несмотря на то, что сейчас весна), зимние и весенние стихи. О ней. Половину я забывал, но новые строки вставали на место забытых…
…Не могу забыть вкуса ее губ, ее шепот, ее руки, обвившие мою шею. Не могу забыть ее мягкости и податливости в моих объятиях. Если бы между нашими телами не было преград, то они слились бы в единое целое и растворились друг в друге.
Но ведь если это случится, то это будет из-за моей, внезапно родившейся новой способности. Стоит ли? Ведь рано или поздно мысль об этом сведет меня с ума, что это я ее заставил, - говорил я одному из себя, столь же безумно влюбленному. Хотя, может быть, я всего лишь немного помог бы ей…
Она внезапно уехала на неделю куда-то. И в школе ее отпустили.
Два дня я жил воспоминаниями, а потом привел в свой номер первую любовь и поразвлекся с ней. Это было забавно. Она оказалась такой нервной, но доверчивой и самозабвенной. Все равно ведь, никаких детей ни у кого не будет, да и забудут они все.
Как это у меня получается? Не знаю, просто делаю то, что хочу и все. И никаких препятствий не встречаю.
Какие-то телки с улицы, проститутки (высшего класса, по-моему, валютные), девочки-малолетки – сколько их перебывало в номере всего за несколько дней.
А в школе…
…Паша стоял у парты. Я вошел в кабинет, закрыл дверь. Он спустил штаны и встал на колени (на четвереньки, как математичка – первый год учителем, только что из института, еще не разучилась), предоставив свой зад в мое распоряжение. Я и распорядился. Шикарный у Паши зад, как у бабы, большой и мягкий…
…Оля-смуглянка. На пол головы ниже меня – длинная, бедра шириной не поражают, но ляжки вполне возбуждающи и ходит в коротких просвечивающих юбках, ноги прямые, а сиськи так и тают под ладонями (носит тонкие бюстгалтеры). Они всегда у нее торчат, просто выпирают. Ну, талия, шея, черные кудри, долговязая немного правда, нос длинный. Но глаза черные.
Опять закрываю дверь на щеколду. Снаружи грохочет музыка. Оля улыбчивая, застенчивая и легко возбудимая. Подхожу, обнимаю, чувствую тело, прижимаю к нему и банки, и предплечья, целуемся. Сажусь на корточки, задираю юбку. Лошадь натуральная.
Она ложится на учительский стол, свесив согнутые в коленях ноги. Я берусь за них чуть выше колен. Она опять задирает юбку, я освобождаю поле деятельности от нижнего белья, долго тащу трусики по длинным ногам, которые она задирает высоко к потолку…
…Надеюсь, что снаружи ее стоны были не слышны.
Сколько девочек и мальчиков, целок и телок, кобыл и малолеток, коров и чувих - предметов роскоши. В туалетах, подъездах, квартирах…
За день до ее приезда я истощился. Весь день я был пуст и смотрел ужасы, боевики, фантастику. Слушал хэви-метал. Ждал свою Наташеньку.
И представлял.
Ее сладкий поцелуй. Ее смешные влюбленные глаза. Ее шею. Запах ее духов…
…Пуговка за пуговкой – долой покровы, долой препятствия. Я – первооткрыватель. Сейчас мне откроется Рай. С единственным ангелом. Зато этот ангел отпустит мне все мои грехи. И даст блаженство…
…Поцелуями поднимаюсь по ее ноге, как к вершине, как в космос…
…Два холма – и две башни встают из них, красные башни с круглыми куполами на белых холмах…
Медленно и нежно, как в балете…
Поцелуй того, что обычно для него не используется…
Я не просто пережил это все, я чувствовал, я осязал ее прикосновения – все, до мельчайших подробностей.
Какой же смысл повторять это?
Ну-ка, что у нас за романтическим покровом?
Страсть. Хочу так, как хотят только дикие звери.
Так все и получилось. Я хотел, чтобы она сопротивлялась и плакала – и она сопротивлялась и плакала. Я рвал на ней одежду. Я был груб и жесток. Ей было больно. Кровь. Когда я вынул свое орудие, оно было в крови. Это была ее кровь.
Я не хотел. Чтобы она жила и напоминала о случившемся, о моей беспомощности, о моем безумии. Если не видеть ее глаз после того, что произошло, то все будет нормально, все естественно, все, как надо.
Но…
Конец № 1:
…Стадион. Толпа. Истерия.
Им надо что-то необычное – пожалуйста. Они забудут свои беды, свое горе. Сегодня им будет хорошо. Те, кому до этого давно не было хорошо, не смогут без меня больше никогда. Будут существовать от сеанса до сеанса, а жить – во время него. Они – мои. Они – в моих руках. Боль, мучившая их, исчезнет. Кто-то исцелится. И одного моего слова будет достаточно… Я могу с ними сделать все.
Конец № 2:
…этот договор. Все, чего я хочу. Исполняется. Никто ничего не помнит, но и не задумывается. Повысил в два раза налоги – ноль эмоций. Кредиты безвозмездные – дали. Пытались отделиться – съездил, выступил. Но как же мне все это надоело! Не имеет этот мир смысла. Перед сном нажму Кнопку.
Конец № 3:
…намылил веревку, скользкая. Может, лучше было бы с таблетками? Ладно, какая разница, недолго ведь. Хорошая веревка, выдержит. То, что никто не помешает = это очевидно.