Израиль. Гиват Ольга
Амелия Абрамовна проснулась от звука закипающего чайника на кухне. Потом послышался тихий звук отодвигаемого стула, звяканье ложечки о чашку.
Нехорошо спать, когда хозяева уже встали. Она пошарила на стоящей рядом с кроватью тумбочке в поисках халата, но поняла, что махровый халат как-то не соответствует влажной жаре в спальне. На соседней кровати, спали Виктория и сбросившая с себя лёгкое покрывало Ирочка. Изредка дочь отбивалась от горячей Ирочки, пытающейся закинуть на маму ноги.
Странно было с утра влазить в тонкие шорты и довольно открытую футболку. Да уж, прямо как молодая, - подумала гостья. Она тихонько выскользнула из спальни и хотела войти в ванную, но прямо поперек входа, видимо в поисках хоть какой-то прохлады, раскинулся большой чёрный пёс. Вчера их почти официально познакомили с Патрицием, и умная собака сразу её признала, ткнулась в колени и завиляла хвостом. Амелия Абрамовна даже осмелилась погладить его элегантную чёрную голову с седеющими усами. Но сейчас хозяина не было, а вариантов было ровно два - или отважиться и перешагнуть пса, постаравшись не наступить ему на хвост или лапы, или позвать хозяев. С минуту размышляла, а потом решившись, осторожно переступила через зверя. Зверь даже не шелохнулся, только пару раз ударил хвостом по полу, выражая свое благодушное настроение. Амелия Абрамовна выдохнула наконец воздух, который инстинктивно затаила, и вошла в ванную.
Серовато-голубой кафель визуально будто снижал температуру воздуха, ноги приятно холодили квадратные плиты из светлого камня с коричневыми вкраплениями. На стене, напротив двери, шкафчик с встроенной раковиной и хромированным краном, над ним большое зеркало, в котором можно было видеть себя с головы до ног. Слева высокий шкаф-пенал.
Амелия Петровна приоткрыла верхнее отделение и увидела целую коллекцию шампуней, мазей, кондиционеров для волос. Один флакон стоял на подвеске душа, укрепленной на хромированной трубке по которой его можно было двигать вверх или вниз. Внизу под душем располагался фарфоровый поддон со стоком, а вся конструкция завешивалась синей водонепроницаемой занавеской с рыбками и растениями. В ванной было непривычно светло, яркий солнечный свет лился через высоко расположенное квадратное окно с жалюзи. В Донецке туалеты и ванная были, как правило, глухими, без окон, комнатами.
В окно было видно крышу соседнего дома, уставленную солнечными бойлерами. По ней важно разгуливали голуби. Вдруг прилетела какая-то птаха с черной шапочкой на голове и ярко-желтой раскраской внизу животика, ближе к хвосту. Она спугнула нескольких голубей и вдруг запела. Да так громко и красиво, с переливами и присвистами, с горловым курлыканьем, и трелями.
Странно, но на двери ванной не было ни крючка, ни засова. К подобной открытости Амелия Абрамовна не привыкла, поэтому сначала припёрла дверь бельевым ящиком, а уж потом шагнула под душ. Впервые в жизни она принимала душ в сопровождении птичьего хора, так как скоро к птичке присоединилась ещё одна, потом ещё и ещё. Настороженное ожидание с примесью страха от неизвестности, от неуверенности в завтрашнем дне, растаяло, как будто его смыло струей из-под душа, и сменилось эйфорией.
Из-за двери послышался голос Али:
- Амелия Абрамовна, вам помощь нужна?
- Да, мне бы полотенце. Моё где-то в чемоданах, и я даже не помню в каком из них.
- Откройте нижнее отделение пенала, там на нижних полках выберите себе полотенце, которое вам понравится.
- Спасибо, Алечка.
Посвежевшая от прохладного душа Амелия Абрамовна вышла из ванной. Собаки уже не было, и Амелия Абрамовна прикрыла за собой дверь в ванную.
- Алечка, детка, а почему у вас ни в ванной, ни в туалете двери не запираются?
- Да раньше были защёлки, но пришлось снять, когда внучки однажды изнутри заперлись, а открыть не смогли. Да и некому у нас подглядывать. Мы когда купаемся, то за занавеской, а в туалете дверь плотно прикрывается. Все знают - если дверь закрыта, следовательно кто-то там есть. А выходя, мы, наоборот, открываем двери. Ведь и в ванной и в туалете есть окна. И надо чтобы там проветривалось. А иначе от влажности на стенах появляется чёрная плесень.
Пойдёмте позавтракаем, а дети, Вика и Ирочка пусть спят. Они устали от перелёта, да и смена климата нелегко дается. Сейчас я у них трисы[Трисы (ивр.) - жалюзи.] прикрою. И в спальне будет темно и более прохладно. А можно кондиционер включить, но малыши часто от него простужаются.
- А где народ?
- Ефим собаку повёл гулять, Виктор на площадку пошёл "качаться" на спортивных снарядах, Люся поехала на подработку. Так что мы только вдвоем с вами. Вы кофе или чай будете?
- Кофе, если можно. Чёрный и без сахара.
Аля заварила кофе-боц[Боц - грязь (ивр.) Молотый кофе заливается кипятком, и немного настаивается. Это и есть кофе-боц.] по-израильски, поставила на стол пирог с яблоками, конфеты.
- О, рошеновские, - воскликнула Амелия Петровна. - Откуда они у вас?
- Да в Израиле полно украинских товаров. Аля достала бутылку вина - вот смотрите, тоже произведено в Украине. - Она налила в рюмки вино. - Давайте выпьем за то, чтобы вы прижились в стране, чтобы стали настоящими израильтянками. Лэхаим[ЛэхАим - «за жизнь» - еврейский тост]!
- Давайте, Алечка. Лэхаим! Кстати, вот вы же украинка по национальности, как вы прижились в еврейской стране?
- Да элементарно. Во-первых, я мужнина половинка. Нет, правда! Считай, одно целое с ним. Во-вторых, с первых дней я чувствовала себя так, вроде из Донецка в Макеевку[Макеевка - город рядом с Донецком, фактически сросшийся с ним.] переехала, а не за тысячи километров. Муж смеётся, что я истинная жидобандеровка. Мне и Украина родная и Израиль. Там сестра с мужем, и мама, и племянницы, и брат Ефима с женой, а здесь дочери, внуки и внучки. Им Израиль родной. Внуки все, кроме Виктора, в Израиле родились. Следовательно, они сабры[Сабры (ивр.) - от слова цабар - кактус. Так называют жителей, рождённых в Израиле, а ранее в Палестине.]. Да и мы с Ефимом и дочками уже ватики. - Амелия Абрамовна рассмеялась, слово "ватики" напомнило ей обидную кличку "ватники[Ватники, вата - так в Украине называют людей с «ватными мозгами», т.е. не думающие своей головой, а верящие российской пропаганде и сплетням соседей.]":
- А что это такое - «ватики»?
- Ватики - старожилы. Люди, прожившие в Израиле более десяти лет. Мы уже почти двадцать два года здесь живем - продолжила Аля, - считай, треть жизни. А для Хелен и Орит по полжизни. Вот только Люся и Виктор зависли ни там, ни сям. Ни в Украине, ни в Израиле. Не спешит Израиль признавать нашу семью единой. - Лицо Али погрустнело. - По израильскому закону о возвращении Израиль принимает только людей с еврейскими корнями по матери. А Люся по мне украинка, а по биологическому отцу татарка.
Ой, Амелия, а почему вы плачете? Всё же хорошо. И у вас таких проблем нет. Вы в безопасности, дочка и внучка с вами.
Потому и плачу. Не застал мой Борис этого счастья. Он мечтал жить в Израиле, но ему так и не пришлось даже туристом побывать здесь. В две тысячи двенадцатом мы уж было собрались приехать сюда в отпуск, но у Бориса схватило сердце. Я отвезла его в больницу, а там не то что лекарств, даже простыней и перевязочного материала своего не было. И за всё платить надо. Укол сделать - плати, перевязку - плати... Они мне говорят: "У нас такого-то лекарства нет, а без него Борису Соломоновичу не выжить". Дали мне рецепт и я поехала по всем аптекам искать. Нигде нет. Где-то к середине дня вспомнила про Вениамина Михайловича. Он врач-гинеколог и друг Бориса. Тот кому-то позвонил, а потом дал мне адрес, куда ехать за лекарством. Я хотела заплатить ему, но он отказался. Пока ездила, пока вернулась в больницу к Борису… Вхожу, а на столе у дежурной его сумка стоит и очки лежат. Я сразу поняла - опоздала!
Аля обошла стол и обняла Амелию:
- Не плачьте! Теперь Борис видит вас сверху и радуется, что вы, Вика и Ирочка на Святой Земле.
- Я ещё плачу оттого, что даже не представляю, смогу ли когда-нибудь вернуться в Донецк, прийти к мужу на могилу, положить его любимые гладиолусы. Как будто Донецк сейчас на другой планете.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2015/12/05/1515