15 декабря 2015. Донецк
Наш журналист - сообщает интернет-издание "ДонСтар" - побывал в коммунистическом Донбассе. Он сообщил, что все пункты пропуска на линии разграничения с коммзоной перешли на зимний режим работы с 7-00 до 18-30 и только по спецпропускам, выдаваемым только на одного члена семьи. Движение транспорта на Артёмовском и Мариупольском направлениях остаётся открытым. Очередей фактически нет в обоих направлениях, так как украинские власти ещё в прошлом месяце отладили работу компьютерных систем.
В коммзону разрешается ввозить любые товары, соответствующим образом оформленные. Но из зоны вывоз товаров запрещен полностью. Минули те времена, когда в зону въезжали за бесплатным товаром, а затем контрабандой вывозили его за пределы зоны. Международное сообщество выделили почти миллиард евро на строительство пограничных сооружений и сплошного забора вокруг зоны. Скоро там не проскользнет даже мышь. Были попытки строительства подземных тоннелей под линией разграничения, но оказалось, что в отличие от границ Израиля, где мягкие почвы, Донецкий кряж длиной 370 км и шириной 160 км без специального оборудования, которое легко обнаружить, не прокопаешь.
Донецк. Квартира Артёма
- Алло, Мышка, привет! Ты чем занята? - Артём продышал дырочку на замерзшем окне и смотрел с седьмого этажа на заснеженную улицу, на деревья, слегка прикрытые ледком блестевшем в свете фонарей, - может в парк Щербакова съездим, а потом посидим в ресторане?
Ресторан "Марсель" один из немногих, не прекративший работу с наступлением коммунизма. В нём остался хозяин, он же шеф-повар, влюблённый в своё дело, готовый бесплатно демонстрировать свой кулинарный талант. Там же работали его жена, две дочери и зять - муж младшенькой. Старший зять Олег погиб, оставив сиротами двух малышей.
С началом войны, наслушавшись российского телевидения, Олег записался в ополчение, чтобы наказывать фашистов, правосеков[Правосек - член украинской националистической организации «Правый сектор»] и бендеров, о которых трубили и радио и телевидение, о которых рассказывали жуткие истории соседи. Погиб он, однако, не от пули «укропов»[Укроп - презрительное прозвище украинский бойцов Национальной Гвардии.], а от своих. Погиб жутко и страшно. Его заложил "товарищ", настучав отцам-командирам, что Олег высказывал сомнения в победе Новороссии, а войска хунты, наоборот, хвалил. Дескать, они стали опытные, и дисциплина у них хоть и не ахти, но всё же лучше, чем в ополчении ДНР, где нередки пьянство и наркомания, где привозят и насилуют девушек, а потом убивают их, где в первую очередь думают о том, чем бы поживиться у мирного населения, а не о защите этого самого населения.
Телефон Олега, ежедневно звонившего жене Людмиле, однажды замолчал и две недели о муже не было ни слуху ни духу. Вокруг Донецка бои поутихли, арта молчала, если бы он погиб в бою - товарищи сообщили бы семье. Люда обивала пороги ДНР-овских начальников, умоляла хотя бы сообщить где её муж, разрешить свидание с ним, если он "на подвале". И ей таки удалось разжалобить одного командира, который разрешил забрать мужа. Она поехала забирать.
Когда она увидела Олега - не узнала. Глаза заплывшие, с синяками, надорвано ухо, руки и ноги пробиты, на спине содрана кожа. Ополченец, воевавший с её мужем, рассказал, что когда Олега забрали "на подвал", ему дали кличку "Иисусик" за то, что он жалел пленных укров, сидевших с ним, и всегда пытался защитить их от издевательств. Почти неделю его избивали, превратив спину в кусок мяса, а потом кто-то по пьяни предложил распять "Иисусика". Распяли его в посадке на дереве, привязав руки к веткам и пробив их гвоздями. Ноги привязали к стволу и тоже пробили гвоздями. Продержали так несколько часов, а затем утратили к нему интерес, так как он потерял сознание и не приходил в себя даже когда обливали холодной водой.
Люда не довезла мужа домой. Он умер по дороге. Она даже не смогла попрощаться с мужем. Олег лишь дико смотрел на неё глазами-щелочками и не узнавал жену.
Она всегда была болтушкой и хохотушкой. Обожала, носясь по кухне, распевать украинские и русские песни. Теперь же её голос никто не слышал, а если к ней обращались с вопросом - поднимала свои чёрные глаза на спрашивающего и несколько секунд пыталась понять о чём её спросили. Отвечала коротко "да" или "нет", а то и просто кивком.
* * *
Часам к пяти Артём заехал за Мышкой, как он называл свою девушку Машу. Она и впрямь напоминала пугливую мышку - худенькая, невысокого росточка, со светлыми волосами и огромными серо-голубыми глазами. Весь облик девушки говорил о её ранимости и беззащитности. Мышка была пуглива, робка и тиха. Она никогда не ссорилась ни с кем, а если её обижали - тихонько плакала где-нибудь в уголке, прячась там, как мышка в норку.
Девушка не обладала броской красотой, но тот, кто знал её, чувствовал, что от неё исходит свет, какое-то внутреннее сияние.
Артём давно хотел предложить Машеньке выйти за него замуж, но каждый раз в последний момент, неожиданно для самого себя, вдруг переключал разговор на какую-нибудь отвлечённую тему. Потом дома, уже лёжа в постели, оправдывал сам себя, что всё равно ЗАГСы в ДНР не работают, так что и предложение не имеет смысла. Да и что мог предложить Мышке безработный бывший мэнээс[Мэнээс, от МНС - младший научный сотрудник.], вечно полуголодный, перебивающийся шабашками на ремонтах?
Он уже был однажды женат. Марина, его первая жена, постоянно грызла за неумение обеспечить семью. Сетовала, что вновь не за того вышла замуж. У Марины был сын Коля от второго брака, а Артём был у неё уже третьим мужем.
Артём старался стать настоящим отцом Коленьке. Помогал мальчишке делать уроки, ходил к нему на школьные собрания, обучал искусству фотографии, которое сам безумно любил, подарил фотоаппарат. Коля называл его папой, любил ходить с ним по городу, на ставки в Ботаничке[Ботаничка - так дончане называют Ботанический сад с прилегающим к нему заповедником и ставками.], а Артём учил его любить природу, чувствовать красоту, видеть и строить «кадр». Потом они запирались в ванной, проявляли и печатали фотографии. Но с Мариной у Артёма не складывалось. Она то устраивала ему сцены ревности, то пилила за неспособность зарабатывать, то уезжала к старшей сестре с мужем, оставляя Артёму гадать, в чём же он провинился.
Как-то Артём схватил серьезное воспаление легких и попал в 3-ю городскую больницу. Марина проведала его лишь раз и решила, что этого вполне достаточно. В больнице с ним была мама, которая давала взятки, чтобы ей разрешили находиться у постели сына. Мама жила недалеко от дома Марины и решила зайти и выяснить почему та не ходит проведывать Артёма.
Жена сына возвращалась с работы в пять вечера, и до её возвращения оставалось ещё около получаса. У мамы был свой ключ от квартиры сына и невестки, и она решила подождать Марину у них дома.
Белла Самойловна вошла в квартиру и принялась наводить порядок на кухне. Она услышала, как щелкнул замок, и в щель приоткрытой кухонной двери увидела, как с лестничной площадки в открывшуюся дверь ввалилась парочка. Мужчина, это был начальник невестки, одной рукой залез под блузку Марины и тискал её грудь, а второй пытался расстегнуть юбку. Марина хохотала, а затем, как довольная кошка проурчала: "Погоди милый, я сама сниму, а то ты её вот-вот порвешь". Она завела руки за спину и расстегнула пуговицу на поясе юбки. Затем послышалось короткое "вжжжж" застежки-молнии и Марина переступила через упавшую юбку. Её партнер быстро спустил трусики с любовницы и, посадив её на тумбочку для обуви, за попу притянул к себе. Марина только постанывала.
У мамы из руки выскользнула намыленная тарелка и разбилась о пол. Марина вздрогнула и оглянулась. Белла Самойловна с пылающим лицом бросилась в прихожую, схватила своё пальто и, оттолкнув Марину, вылетела на лестничную клетку. От стыда и возмущения у неё перехватило горло. Она даже не смогла выпалить этой твари - "проститутка!"
Два дня Белла Самойловна колебалась, сообщать ли сыну о происшедшем. Но не удержалась, не получилось удержать в себе горе и возмущение. Опуская подробности рассказала обо всём Артёму.
Общих детей у Артёма с Мариной не было, и потому развели их быстро. Некоторое время Коленька приходил к Артёму. Он не понимал, почему мама и папа расстались. Несколько раз мальчик оставался ночевать у Артёма, хотя на следующий день ему влетало за это от матери. Летом Марина отвезла мальчишку к его биологическому отцу. Больше Артём ни с ней, ни с мальчиком, которого полюбил, не встречался.
С тех пор, на уровне подсознания, Артём остерегался женщин. Боялся, что его вновь предадут. И в то же время отчаянно хотел иметь свою семью и своих собственных детей. Желательно не менее трёх.
Обычно тихая, с Артёмом Мышка смелела и делилась всеми своими переживаниями и чувствами. А как правило не лезущий за словом в карман Артём, наоборот, с Мышкой становился молчаливым и даже немного застенчивым, будто подросток.
И вот сейчас, когда наступил коммунизм, когда сами собой отпадали вопросы по содержанию семьи, Артём окончательно решился сделать Машеньке предложение. Они шли по зимнему парку Щербакова. Артём держал в руке тёплую руку девушки. Свободной рукой Мышка отломала замёрзшую веточку и теперь развлекалась тем, что стучала по обледеневшим веточкам деревьев. Они нежно позванивали, иногда с них отлетали желобки из льда и разбивались синими искрами под ногами.
Сосредоточившись на своих мыслях, Артем не сразу услышал о чём говорит Машенька:
- Ты знаешь, у нас в больнице Калинина все палаты забиты. Прямо нашествие какое-то отравившихся алкоголем и наркоманов. Как стало всё доступно, так у них крышу снесло. Противно. Хорошо, что у меня в отделении в основном раненые. Огнестрелы, осколки. Нам все равно, на чьей стороне они были. Всё равно военные они или мирные жители. Для нас они лишь больные, страдающие люди. И мы изо всех сил стараемся вернуть их к жизни. А ещё проблема - уберечь от самоубийств тех, кто серьёзно пострадал, у кого ампутации рук или ног, или тех, кто потерял зрение. Многих из них бросили жены или невесты. И мы их стараемся как-то ободрить, отвлечь от их бед.
Многие медсёстры, так как зарплата уже никого не интересует, ушли. А я не могу уйти. Ради моих больных и раненных остаюсь.
Знаешь, Тём, ты не сердись, но я их часто обнимаю, и даже целую. Ну, не в губы, конечно. Сажусь к ним на кровать и молчу. Иногда они сами начинают говорить. Они рассказывают мне то, в чём никогда в жизни не признались бы даже родной матери или жене. Главное, не стараться их разговорить, а просто сидеть и слушать, брать за руку, гладить, как ребёнка. Тём, правда же, ты не будешь меня ревновать к ним?
- Нет, Мышка, не буду, милая. Я же знаю, что ты только меня любишь. Правда?
- Тёмочка, я очень тебя люблю! - и она прижалась теплыми губами к губам Артёма.
На белом-белом фоне, исчерченным тенями ветвей, рядом с заснеженной и обледеневшей лавочкой чёрным силуэтом выделялась целующаяся парочка влюбленных.
И Артём наконец решился. Но сделал предложение очень странным образом:
- Мышка!
- Что любимый?
- Я хочу от тебя мышат.
- Что? Каких мышат? - не поняла девушка.
- Детей, глупенькая. Моих детей. От тебя... Эй-эй-эй, ты чего это? Плачешь что ли? Мышка, ты плачешь? Почему? Я тебя обидел?
- Тёмочка, любимый, это я от счастья. Конечно же, я рожу тебе троих, пятерых, десятерых... Да сколько хочешь! Не смотри, что я такая худенькая - я крепкая. Вон даже раненных тяжеленных ворочаю. Обещаю, будут у нас Артёмчики маленькие! Или Артемидочки!
В вечернем парке было зябко. Артём стянул с Машеньки белые, с красным узором рукавички, согревая дыханием и губами её руки. Оба продрогли, но сейчас им не хотелось быть на людях, и потому они отложили посещение ресторана "Марсель".
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2015/12/05/1463