Потеряешь себя и утонешь

Маргарита Виноградова
Иногда он просыпался рано, чуть свет. Солнце ещё только вставало, окрашивало низ неба светлым краем, полосой. Было это что-то пока ещё бледное, сероватое. Как подол платья у горничной, приходившей изредка убирать его холостяцкое жилище. Даже предположить было нельзя, что всё это распрямится, расправится и рванёт ввысь, в небо. К полудню глубокая голубизна и яркий свет станут настолько невыносимы, что он запрётся у себя. Опустит тяжёлые бархатные шторы. И повалится на аккуратно застеленную постель, заложив ногу на ногу прямо в сапогах. Поставив носок на пятку. Заломив руки за голову.
-Да что же это такое, Господи!

Сашенька была совсем молода, вполовину его моложе. Прислуживала в русском ресторане на соседней улице. В первый раз зашёл туда, наклонив голову под притолоку. И как только поднял глаза, сразу увидел её. Под фирменным платьем теснилась грудь. Массивная даже, непонятно было, как это может быть при её детском личике. Стянутым туго лаковым волосам на прямой пробор, овальному лицу со скулками и большими серыми глазами. Прозрачными и глубокими. Смотреть в них было больно, потеряешь себя и утонешь.

Тугие бока и ручки. Крошечные, с розовой кожей и овальными блестящими ноготками. Теребящие подол игрушечного фартучка с оборками. Он сел на венский стул, хлипкий, с гнутой спинкой. Пальто повесил на рогатую вешалку в углу. И сидел, положив локти на скатерть, боялся поднять глаза.
- Что прикажете?
Заказал водки в графинчике, чтобы снять напряжение. Спину сводило будто бы деревянная длинная линейка была вставлена в позвоночник. После пары рюмок стало легче, тепло разлилось внутри. Потыкал вилкой в селёдочные кусочки под колечками репчатого лука и вытер усы салфеткой.

Сашенька оказалась туго сбитой, как и ожидалось. Раздевалась в спальне, когда он стоял у окна и курил:
- Отвернитесь!
Он отвернулся, а сам подглядывал в туманное овальное зеркало. Полноватые налитые груди. Узкая, не понятно откуда, талия, крутой разворот бёдер. Мохнатый шерстяной зверёк внизу. Когда она прикрыла глаза, выгнулась дугой и застонала, он понял, что больше не отпустит её. Провёл пальцем по детским скулкам. Было уже совсем не страшно заглянуть в прозрачные как стекло большие серые глаза. И совсем не больно. Разве это больно, когда потеряешь себя и утонешь?