Творческий путь Пушкина с самого его начала – непрерывное восхождение. Но наиболее интенсивно оно проявляется именно в годы «Болдинской осени», раскрывается во всей полноте его творческих возможностей. Выражение «Болдинская осень» стало синонимом творческого подъема.
9 декабря 1930 года Пушкин сообщал П.А. Плетневу: «Я в Болдине писал, как давно уже не писал». Среди произведений, написанных в Болдине, Пушкин упомянул «несколько драматических сцен, или маленьких трагедий», а именно: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы».
Сюжетно-тематической основой их послужили впечатления, переживания Пушкина, его раздумья о современной жизни.
Главной целью было не подробное, всестороннее изображение персонажей, а воплощение проблем и многозначительных идей.
Его трагедии – предельный лаконизм, концентрат мыслей, неисчерпаемость содержания при предельной простоте и ясности формы изложения.
Каждая из них – художественное исследование глубинных пластов человеческой психологии: стяжательство, зависть, прелюбодеяние, отношение к смерти.
Каждая охватывает определенную историческую эпоху, характеры, ею порожденные, всю полноту и противоречивость поведения героев.
Судьбы человечества всегда волновали Пушкина.
Важнейшая особенность его творческого облика – всемирность – изумительная способность понимать дух разных народов и времен, но прежде всего – потребность решать общечеловеческие вопросы.
Он писал о страшном и прекрасном, мучительном и постыдном в жизни. Но даже в самые трагические минуты не впадал в отчаяние, верил в человека и доверял жизни. Оттого его мир исполнен света, красоты и добра.
До сих пор он помогает людям разобраться в грехах своих, раскаяться и обрести веру в будущее.
Гений Пушкина вернул трагедии мощь изображаемых характеров и масштабность поднимаемых и решаемых проблем, которые, по-моему мнению, существуют до сих пор и будут существовать, пока мы не решим прислушаться к словам гения и исправить прежде всего самих себя. Только преобразовав, изменив себя, став на истинный путь, предлагаемый им – изменим окружающий мир!
Каждая из его «Маленьких трагедий» актуальна и на сегодняшний день, и останется таковой, по-моему мнению до тех пор, пока мы не осознаем свои действия, и не попытаемся жить и поступать более правильно – в согласии и гармонии внутреннего и внешнего, не потакая своим страстям, влечению, безумным желаниям, прихоти и безверию.
Теперь же обратимся к его творениям…
В «Скупом рыцаре» показывается развращающая, обесчеловечивающая, опустошающая власть золота.
По философской глубине и художественной ценности эта пьеса превосходит все, что написано до нее о скупости.
Много веков скупость, как порок и тайная страсть, привлекала внимание литератур разных народов. Эта тема одна из «общечеловеческих», как и многие другие, рассматриваемые гением Пушкина.
Писатели, обращавшиеся к ней, всегда демонстрировали скупость, как уродливое проявление человеческой природы. Анализ этой страсти вел к ее осуждению.
Пушкинский же скупой впервые был объяснен условиями бытия человека.
Барон понял, что богатство и его накопление составляет в обществе и общественных отношениях большую власть.
Именно жажда власти сделала рыцаря скупым. Все силы души были отданы накоплению материальных (не душевных!) благ. Деньги, золото извратили человеческую природу Барона. Они сделали его жестоким, бессердечным, ненавидящим сына лишь за то, что тот после смерти отца станет наследником его богатства.
Вывод из событий, развернувшихся в «Скупом рыцаре» звучит и будет звучать, по-моему мнению, еще долго, как предупреждение: «Ужасный век, ужасные сердца».
Тема трагедии «Пир во время чумы» была подсказана Пушкину обстоятельствами.
В России свирепствовала эпидемия холеры. Но именно в этой обстановке под его пером рождается хвалебный гимн смерти – строки кощунственные, но это лишь кажется – это хвала жизни!
«Пир во время чумы» – разгульная оргия отчаяния и в то же время, песнь любви к жизни, любви, преодолевающей все опасности, бесстрашный вызов на бой и самой смерти. Герои не предаются стенаниям, молитвам о спасении души, они бросают дерзкий вызов смерти, смело идя ей навстречу, испытывая свою судьбу, чего не следовало бы делать. В этой трагедии словно звучит вторая часть Моцартовского «Реквиема» - тема страшного суда, чумы, как символа вселенского Зла, пожирающего тысячи жизни.
Все творчество Пушкина гимн утешения, гимн жизни, звонкая, широкая песнь во время Чумы, к которой следует прислушаться, как и к увещеваниям Монаха.
«Что делать нам? Чем помочь?»
Не падать духом, отвечает он, ибо:
«Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог!»
Освобождение от страха перед неизбежной смертью помогает обрести духовную, нравственную свободу и появляется именно этот призыв, раскрывающий обретенную новую правду, новое понимание смысла человеческого бытия.
При всем разнообразии толковании «Каменного гостя», возможно установить один весьма существенный пункт, в котором сходятся большинство исследователей: пушкинский Дон Гуан представляется нам не просто развратником, в нечестии своем слепо попирающим все человеческие и Божеские законы, в его любви существует стремление соблазнителя к некому идеалу, возвышенной, очищающей любви.
Чтобы овладеть этим идеалом, Дон Гуан не слушает голоса совести, быть может, отчасти звучащего в предостерегающих речах Лепорелло. Через бездну кощунства и греха он пытается дотянуться до руки Доны Анны, но грех увлекает его в последнюю пропасть: Дон Гуан «проваливается» вместе с каменным гостем.
В пьесе «Моцарт и Сальери» с психологической проникновенностью, изумительной точностью раскрываются характеры гениального Моцарта и талантливого Сальери, который с удивлением обнаруживает в себе мучительную зависть, которой раньше не знал. Он трудным путем, шаг за шагом овладел искусством как ремеслом и «усиленным, напряженным постоянством» и достигнул в нем «степени высокой». Он был счастлив, наслаждался мирно своим трудом, успехом, славой, а также успехами и трудами друзей. Он не знал тогда зависти, хотя и понимал величие других. Сальери сжег свои прежние труды, бросил все, что прежде знал, что так любил, чему так жарко верил» - и бодро пошел вслед за Глюком. Но с Моцартом все получилось иначе, за ним «пойти» нельзя, повторить невозможно, его мастерству не обучишься, здесь не поможет ни кропотливый, усердный труд, ни проверка «алгеброй гармонии».
Моцарт – взлет гения, непостижимый и неповторимый. И Сальери достаточно умен и проницателен, чтобы понять это. Но он не пожалел бы ничего на свете, чтобы последовать за Моцартом. Чего бы он только ни дал, чтобы сравниться с ним! Но научиться быть Моцартом нельзя. И вот Сальери с горьким упреком простирает руки к небу:
«Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет – и выше».
Самое обидное для Сальери, что Моцарт со своей божественной музыкой человек вовсе не величественный, поведения предосудительного и легкомысленного:
«Ты Моцарт, не достоин сам себя».
Но если он таков, если он не достоин подражания, как человек, то:
«Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем искусство! Нет;
Оно падет опять, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он
Что пользы в нем? Как некий херувим,
Он несколько занес нам песен райских,
Чтоб возмутив бескрылое желание
В нас, чадах праха после улететь!
Так улетай же! чем скорей, тем лучше».
Низость человеческая, будучи не в силах подняться до творения гения, унизить и уничтожить их, - стремиться принизить, опошлить и убить его самого. И Сальери решает убить гения и совершает это злодейство.
Моцарт считает, что «Гений и злодейство – две вещи не совместные».
Этим вопросом задался и Сальери:
«Ужель он прав, и я не гений?
Гений и злодейство – две вещи несовместные. Неправда…»
Но все же образом Моцарта, противопоставленного ему, утверждается несовместимость гения со злодейством.
Удивительно богата по содержанию эта трагедия.
Гений и общество, гений и злодейство, польза искусства и его высшее предназначение, личность гения и его создания, сопоставимость и соотносимость гениальности его творений. А также – тема предощущения смерти, что само отражается в творчестве его, становится продуктивным, звучит в «Реквиеме», который гений пишет самому себе.
По-моему мнению, удивительно проникновение друг в друга двух гениев – Моцарта и Пушкина! Тайны их творчества и личностей, трагедия жизни – вот то, что говорит о поразительной духовной родственности двух великих людей!
Поколения и поколения читателей и исследователей наслаждаются творениями гения и пытаются постигнуть безмерность их содержания. О них написано множество статей, исследований, монографий, а их глубинный смысл по-прежнему не исчерпаем.
Пушкинские творения всегда будут предметом постоянных изысканий и споров, до тех пор, пока живо культурное человечество.