Очередной сон
Лето 194?
Командир ведет наш батальон вдоль поля.
Жара невыносимая. Открытая местность не предлагает ни деревца, ни кустиков, сплошная равнина. Раньше это были колхозные поля, сейчас они мертвы. Спрятаться негде, мы как на ладони.
Покидаю свою, давно уже не стройную шеренгу, мелкими перебежками до командира бегу.
-Товарищ командир, разрешите обратиться?
-Обращайтесь, рядовой.
В процессе разговора, привлекаю его к ответу за безопасность роты в случае атаки или авианалета, предлагаю выбрать другой маршрут для передвижения отряда, но он отмахивается от меня, как от надоедливого ребенка, достающего родителей своими «почему, что, да как».
- Не я решил идти этим маршрутом, ясно? Приказ свыше. Хватит уже советовать. Встать в строй! Топай молча.
Гимнастерка липкая от пота и пыли. Керзачи, снятые с убитого солдаты, сильно велики, и при ходьбе натирают не только пятки. Комроты тупой служака без фантазии в мозгу, боевые товарищи - стадо баранов, плетущееся послушно на бойню. Конца и края нет этому полю.
Танки.
Сквозь марево июльского зноя прямо на нас движется колонна немецких танков.
Земля дрожит и стонет от ужаса.
Слов не хватает, передать весь кашмар той бойни.
Зачем вступать в неравный бой человеку с автоматом против танка?
Я не струсила, нет. Но я поняла, что логичней окопаться и танки пропустить, чем встать грудью под их броню.
Командир же, с криком "Ура", выполнял приказ.
Всех до единого под танки положил. И сам погиб смертью храбрых. Ну да... а как же иначе. Наверно, лучше погибнуть на поле брани в неравном бою, чем быть уничтоженным своими же за трусость и измену.
Но я-то жить хочу!
Вынимаю саперку и что есть духу, окапываюсь. Рою, как сумасшедшая, в кровь стирая ладони и ломая ногти с мясом.
Кричу бойцам,которые ещё не пали, чтоб делали, как я, но меня никто не слышит, глаза их горят праведным гневом, лица искажены гримасой ненависти, а рты разверсты, будто воронки после взрывов.
Едва успеваю замаскироваться, оставив дырочку для ноздрей, как десятитонная махина затмевает собою свет.
Грохот, лязг, ошметки земли залепили рот и нос,, гарь от переработанной соляры. Я сейчас задохнусь, не перенесу этой пытки.
Но вот просвет. Боевая машина прошла дальше. Вторая, третья.
Не знаю, сколько времени я так пролежала, боясь взбугрить укрывший меня покров, боясь шевеление привлечь внимание. Все члены затекли и спина ныла, и шея.
Когда грохот танков остался далеко позади, я потихонечку выползла из укрытия. Оглядевшись, обнаружила трупы боевых товарищей.
Все, как один убиты. Застрелены, либо раздавлены, как насекомые.
Ради чего, ради чего, я спрашиваю??
Но спросить не у кого.
Я одна в этом знойном поле.
Плюхнулась на колени, и прижималась ещё какое-то время лицом к земле, благодаря её за спасение.
Обливаясь потом и слезами, вышла на край поля,размышляя, что теперь дальше? А как я объясню, что из всего батальона, выжила только я одна? Меня примут за дезертира. Возврата нет. Придётся теперь скрываться. Я отыскала дорогу, и решив завязать с этой дурацкой войной,выбросила автомат, скинула лишнюю аммуницию,
и с полной уверенностью, что эта дорога приведет меня прямиком к дому, ускорила шаг.
Спустя некоторое время, за спиной послышался новый рокот. Немецкая мотопехота.
Подчищают за танками.
Конец мне.
Не успела я прокрутить кинопленку своих прожитых дней, как один из мотоциклистов остановился в двадцати шагах от меня.
Солдат во вражеской униформе. Чистый. Холеный. Спокойный. Уверенный в своей правоте человек. Больше мне о нём сказать нечего.
Я ему ничего плохого не сделала.
Я изучала его язык, мечтая когда-нибудь прочесть Гёте в оригинале.
Я восторгалась его великими соплеменниками. Я могла бы даже поговорить с ним на его языке, но он поставил точку, не вступая в диалог.
Жирную такую точку в виде пули в висок.
Как скошенная травинка, рухнула я в пыль.
Так вот ты какая... смерть. Быстрая. Нелепая. Напрасная.
Но почему же я не чувствую ни боли, ни страха? Почему же я не воспарила к облакам и не вижу себя со стороны?
Я всё ещё живая, и с пулей в голове могу соображать?? Чудны, дела твои, господи! Опять ты сохранил меня! Лежу мордой в пыли, и скулю жалобно так...и тихонечко уже, подобно тому, как ребёнок после сильного плача утихает, чуть всхлипывая, проваливаюсь в эйфорическую негу близкого сна.
Так, СТОП!
Нельзя лежать больше ни секунды! Не убили фашисты, так пыль и грязь меня доканают...заражение крови, и привет! - поминай, как звали. Надо срочно вставать и идти домой.
Ранение наверняка смертельное, тут и к бабке не ходи. Понимаю, конец мне в любом случае, такие раны не вылечить.
Задача одна - дойти до дома, чтобы проститься с родными и наконец обрести душевный и вечный покой.
Вот впереди и дома замаячили.
Еще немного. Соберись. Еще чуть-чуть.
Каждый последующий шаг давался все труднее и труднее.
Уже не шла я, а плелась, подобно пьяному, болтаясь из стороны в сторону и чуть ли не падая.
Из последних сил я навалилась на входную дверь своей хаты. Если бы надо было тянуть дверь на себя, клянусь, не открыла бы, потому что руки ватные настолько, что я их не чувствую, и поднять не могу ни одну, ни вторую.
Прислоняюсь спиной к стене и перевожу дух.
Как в сказке...бабки, мамки, няньки набежали, засуетились, забегали, замелькали у меня перед глазами, кто с рюмочкой, кто с караваем, кто с комплектами празднично расшитой одежды, и у всех слезы радости на глазах, счастье, что я жива и невредима домой вернулась.
Господи, как вас много.
Я и не знала, что вас ТАК много!
Что ж вы такие суетные?
Как вы не видите и не понимаете, что меня убили, что я на последнем издыхании.
Мне не нужна сейчас ваша суета. Дайте тишины глоток.
А смерть уже мои сковала ноги, прохладой легкой поднимаясь все выше, от ступней к щиколоткам, обняв мои колени, разлившись по бедрам. И я по стеночке сползаю, как капля росы с цветка.
Ни одним мускулом уже пошевелить не могу по собственной воле. Да и не надо. Мне тааак хорошо...
Ах, да, еще могу сказать что-то.
- Прошу...прошу вас... - не узнаю свой шепот, - Снимите с меня все, что на мне лишнего. Цепочки, браслеты, кольца, и похороните меня в одной рубахе....по нашему, по русски...Это единственная просьба. Выполните ее. Простите и прощайте, любимые!
Откуда на мне все эти золотые побрекушки????
Последняя воля умирающего пришла в исполнение, и я спокойно испустила дух.
Обмыли, как положено, в гроб уложили, и таки да, сняли....сняли с меня всю эту мишуру ненужную.
Легко-то как!!
А слух еще остался.
Я умерла, но все понимаю, и все слышу. Как животное. Только сказать и сделать уже ничего не могу.
Так вот ты какая, смерть...
Ну, здравствуй!
Редактировано 12-23