Иногда Степан развлекался арт-терроризмом. Это единственное, что имело какой-то творческий смысл в его скитаниях по стране искусства. Намного лучше, чем ваять инсталляции из экскрементов. Он в своем действе заимствовал трафаретную технику. Всем известен, по крайней мере, в определенных кругах, такой стрит-арт художник, как Banksy. Он ее изобрел. Техника эта нужна, чтобы сократить время действия. Почти как сфотографировать. Очень быстро. Зато потом проходит много времени, пока управляющие компании, ведущие себя не профессионально, закрасят фасад. Степа изображал надписи. Иногда и я подкидывал пару предложений.
Здания мы выбирали заранее. Это могла быть сауна со шлюхами. Или даже здание городской думы. Вряд ли кто-то ожидает подобной наглости.
Например, на здании суда мы выжгли красной краской следующее:
«Там где замешаны деньги, правды не ищи.»
Но порой уходило от пяти минут до получаса, пока Степе удавалось выхватить пару удачных минут и отразит задуманное на стене. Я, вообще-то, должен был стоять на стреме, но в основном пялился на то, как очередной чистенький фасад теряет девственность.
Степан, в своем стремлении к вандализму немного выигрывал у своих коллег по цеху, которые были маленькими, безыдейными рыбками, своего рода паразитами. Степа, выходя на улицу с целью совершить преступление, нес определенную идею. Ведь люди останавливались, читали и вполне возможно у кого-то появлялись мысли. Застыдить, высмеять, указать на то, что все-таки «король голый». Не так уж плохо, для начала. Я думаю, что в эти моменты «истинной борьбы», Степа был, для самого себя, значим как никогда. Он, верно, думал, что иди он и дальше такими уверенными шагами, система под ним сломается. Ничтожный разлом, только лишь под его ногами. Но мы и не можем сделать много. А в основном, не делаем ничего. Молчим как ягнята. Приносим пользу и поощряем уродство, культивируя его в себе. Наше равнодушное молчание бОльшее преступление, чем надписи на стенах. Просто мы живем другим контекстом.
Во время одной из наших ночных вылазок, в поисках подходящей стены, Степа пошутил очень метко:
— Только никому не говори, чем я с тобой занимаюсь, иначе в глазах справедливой общественности имя мое будет – Злой, а фамилия – Пидорас.
И тогда я понял, что можно недооценивать человека всегда, сколько бы ты его не знал. Просто потому что для каждого из тех, с кем тебе приходится регулярно говорить – ты разный.