Петруха Суриков – крепкий коренастый казак лет сорока, в самой что ни есть мужской силе, с каштановой коротко стриженой бородой и такой же, на двое распадающейся гривой волос на голове, сидел на камне возле Водяной башни острога и смотрел на правый берег Енисея, где в серой утренней дымке среди горных вершин громоздилась скала Такмак. За спиной Петрухи высились стены острога, теперь уже перестроенного, захватившего посад, выросший в последние годы у южной стены малого острога.
Возле Петрухи на траве лежит черноволосый татарин Есыгей – его давний товарищ еще по детским играм, ставший с годами близким и верным другом, которому Петруха доверял самые сокровенные тайны своей души. Есыгей сухощав, легок, быстр на слово и дело, - настоящий джигит. Голова его уже серебрится легкой сединой. На шее у распахнутого ворота рубашки - грубый рубец, – след давнего ранения. Друзья беседуют обо всем и не о чем, - вспоминают детство, эпизоды боевых походов, домашние хозяйские дела.
Вообще то Есыгей – большой человек. Хоть и татарин, а князь, - потомок старинного татарского княжеского рода. Имя его деда Бугача носит речка, что впадает в Качу в двух верстах за острогом, а именем его прадеда Татыша называют казаки вот этот большой остров, что против устья Качи. Да и сама Кача, видно, тоже получила свое название по имени племени качинцев, подобно тому, как закрепилось название когда-то кочевавшего по закачинским землям древнего племени аринов в названиях дальних притоков Качи – Большого и Малого Ариев.
Впрочем, Петруха не знал доподлинно именем ли племени Есыгея названа Кача, или наоборот – племя стало называться по имени этой реки. Когда спросил об этом друга, тот отрицательно замотал головой:
- Нет, не так было. Когда наше племя пришло с Тобол-реки, повоевало аринов, и стало кочевать по этим землям, Кача носила совсем другое имя, – Изыр-су. А Караульный гора, - татарин махнул рукой в сторону скрытой стенами острога горы с караульной вышкой, - называлась Кум-Тигей. Так назвали гору и реку киргизы племени Изыр – хозяева этой земли. Наши люди тогда стали называть себя Изыр-кичи.
- Почему кичи? – перебил его Петр, поправляя саблю.
- Не понимашь? – Есыгей осуждающе посмотрел на товарища. – Плохо, Петруха, сапсем плохо! Почему Есыгей русски понимай, русски говори, а Петра-друг столько лет живи рядом с татар, близкий татарский друг имей, - не знай слово кичи, – осуждающе покачал головой. Кичи, – по нашему – люди!
Вообще то Есыгей хорошо говорил по-русски, но, когда волновался или торопился, невольно искажал окончания слов, говорил с забавным татарским акцентом.
Петруха сконфуженно засопел, заскреб пятерней затылок. Знал ведь, кажись, а вот поди …. Опять повылетало все из головы. Не дается ему татарская речь и все тут. Другие вон казаки, да хоть бы и брат Илья, вовсю лопочут с татарами, хотя те и смеются над их речью, но все ж понимают, а он, Петруха, никак не одолеет их язык.
Есыгей, между тем, продолжал:
- Это уже вы, русские, стали называть наше племя качинцами, а реку прозвали Качей. Улыбаясь, посмотрел на своего собеседника, спросил:
- Почему скала эта называется Такмак, - махнул рукой за Енисей, - тоже, поди, не знашь?
- Не, - Петруха с удивлением оглядел Есыгея, будто видел его в первый раз, - откуда ты все знаешь, Есыгей? Читать, вроде, не умеешь.
- Как откуда? Я все же князь, хоть и татарский, - Есыгей довольно рассмеялся. - По-русски не умей читать, - это так. По-татарски, - почему не умей? Мал-мало читай, - Коран читай, недавно вот походы Чингизхан большой, толстый книга читай. Старики много рассказывай. Слушать надо умей! Гору Такмак наши люди назвал. Давно, когда русский казак еще здесь не жил. – Есыгей, как опытный рассказчик, помолчал, разжигая любопытство слушателя. – Так мой народ называл ваш предводитель Ермак. Ты, Петра, казак, - такое нужно знай, - укоризненно посмотрел на своего приятеля.
- Дак, ведь он же был ваш враг, ты говоришь. Вы от него бежали с Тобола. А в его честь вершину назвали, - как так?
- Мало што враг. Мой народ всегда почитал храбрый, сильный воин, даже если это был враг. Мертвый Такмак нашел мурза Кардаул, позвал большой хан Кучум. – Есыгей говорил, устремив перед собой невидящий взгляд, будто вспоминал о собственном прошлом. - Хан приказал хоронить Такмак священный Баиш. Там лежат мусульманский шейх, по-русски - святой люди. Хан Кучум сам молился дух этот большой воин. Такмак тоже стал святой. Вот почему самый грозный и большой вершина мой народ назвал Такмак. Теперь понимай?
- А что стало с аринами? – посмотрел на него Петруха.
- Как что? Кое-кто из них и сейчас еще кочует по степям за Качей. Правда, мало их осталось, - многих вместе с киргизами джунгары угнали в свои земли к Тянь-Шаню, а многие из оставшихся смешались с киргизами и стали называть себя хакасами. Слышал о таком народе?
- Не дают людям жить, - думал Петруха о киргизах, их джунгарских и монгольских властителях.
*
Петруха с Есыгеем только неделю, как вернулись из похода. Снова немало потеряли они своих однополчан. Сгинул Васька "Нос" – товарищ их детства, не очень боевой, но такой умелый казак, так ловко делавший когда-то берестяные туеса. Ранен в руку брат Петрухи – Илья, отлеживается сейчас в избе.
Петруха с Ильей обзавелись недавно семьями, привезли из похода всякого добра, привели коней. Хозяйство, одним словом. Обращаясь к Есыгею, Петруха говорит:
- Казаки вон заимки заводят, пашни, надо бы и нам с Илюхой ….
- Рисково, - отвечает ему Есыгей, жмурясь от солнца, - киргизы налетят, – враз можно и избу, и посевы, и голову потерять.
- А все ж заводят казаки, – возражает Петруха раздумчиво, - и не только охотничьи зимовья, а и покосы, и пашни, - заимки, одним словом. Подумав продолжил, - ведь можно и недалеко где. Потом, вдруг оживившись, спросил:
- А ты, Есыгей, не уступил бы нам с Илюхой землицы под покосы в своем улусе?
- Да для тебя, Петруха, мне ничего не жалко, - хлопнул его по плечу, рассмеялся Есыгей. Где тебе больше нравится?
- А помнишь, как мы в детстве первый раз на солонцы ходили. С "Рыжиком", да Васькой Носом, царство ему небесное, - Петруха перекрестился. - Там на поляне возле ключа ты еще про деда свово рассказывал…
Глаза Есыгея подернулись дымкой воспоминаний. Как давно это было. Повернулся к Петрухе:
- Можно и там. Будешь за ключиком смотреть, чтобы не пропал.
- А то, это – первое дело.
- Я и сам то давно там не был, соскучился.
- Так, может, проскочим туда, посмотрим?
- Давай! Напрямки, - через Афонтову гору. А оттуда – прямо на торг, - нынче ведь базарный день. На твоих штоль конях то? Посмотрим, какие они под седлом?
- Можно и на моих, - степенно ответил Петруха, поднимаясь.
Не прошло и получаса, как Есыгей с Петрухой были у ключа. Коней пустили пастись на луговину, сами встали возле источника. Здесь мало что изменилось с той поры, все так же шумела за кустами речушка Ржавица, журчал ручеек, унося ключевую воду в чащу прибрежного кустарника. Есыгей склонился к роднику, ладонью напился ключевой воды.
- Вот здесь и устраивайся. Там у леса поставишь избу, - махнул Есыгей рукой в сторону недалекой рощицы. – А место это я так и буду теперь называть – Петрухин лог.
- Я ж не один, - я с Ильюхой.
- Ну, тогда – Суриков лог! Так и запиши в приказной избе…