У меня есть одна история, которую хочется рассказать. Она о том, как Жизнь заставила отчаявшегося человека снова войти в её вкус. Но нет уверенности в том, что это нужно сделать. И то, что я пытаюсь сейчас написать – мой первый серьёзный опыт. СКАЖИТЕ, СТОИТ ЛИ ОПИСЫВАТЬ ЭТУ ИСТОРИЮ ДАЛЬШЕ? Названия пока нет. Пусть тогда так и называется:
У меня есть одна история. Часть 1.
Глава 1. Жизнь до…
1. Вступление. Я и мы…
…Как-то мчался я на мотоцикле. За спиной сидела девушка. Она обхватила меня руками, кажется, хотела вжаться в меня всем своим существом. Девушка доверяла мне… Как же она доверяла мне! От этого я чувствовал себя большим, сильным, всемогущим… Скорость была огромной, и до моего слуха время от времени доносилось, как она тихо, но с неотступностью твердила:
- Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!..
Мы ехали вдоль городской дороги. Мелькали дома, остановки, улицы, здесь где-то должна быть аллея - вот она... Вокруг ни одной зеленой веточки, и почему-то мокрая, почти красная земля. Впереди – пустынный пляж. Зачем мы туда едем, я не помню…
…Как хорошо, что это был сон! Но не мог я забыть его долго: он будоражил мое воображение, поражал своей реальностью, снова и снова наполнял воспоминаниями о сумасшедшей скорости, захватывающей дух. Меня манило то, куда мы спешили, и я мучился, что не мог вспомнить – зачем… А еще в нем была какая-то надежда… Для чего нам так срочно нужно было на пляж?.. Там, во сне, что-то не так было, боль какая-то: то ли тревога, то ли трагедия. И надежда… На что? Не знаю…
Но жизнь моя продолжалась, и сон понемногу перестал напоминать о себе.
…Было мне тогда что-то около сорока лет. Жизнь била ключом. У меня получалось всё, за что бы я ни брался. Я любил охоту, музыку и женщин. Музыку любил так беззаветно, что иногда пописывал что-то для исполнения мужикам из местного ВИА. Кстати, тексты тоже писал сам. Иногда из-под моего пера выходили милые смешные вещи, иногда нечто глубокомысленное, но чаще, как и у всех, трогательное о любви. Последнее обожали пылкие красавицы, за что страстно любили меня и баловали своими ласками…
Но главное, у меня была семья. Жену я любил, ценил за ее ум, за неизменно правильные советы в непростых ситуациях, за беспримерное всепрощение, когда я снова и снова бессовестно и безоглядно влюблялся в очередную свою музу, но, быстро разочаровавшись, с повинной головой возвращался к родному очагу…
От того, что Ирка снова и снова меня прощала, у меня было незыблемое ощущение стабильности, надежности, уверенности в том, что так будет всегда…
- Мой Лёшенька, - шептала она, когда простив и примирившись со мной, снова любила. И тогда я был счастлив… Она давала мне и другие имена: когда была сильно обижена, не обращалась ко мне никак, молча дулась, а по ночам плакала… потом, начав отходить, звала строго: Алексей. Но когда лёд начинал таять, звучало долгожданное, обожаемое мной «Лёшик». В ее устах это звучало, как музыка: это был знак, конец моим страданиям. Я прощен и снова любим! И очень скоро слуха моего коснётся заветное - «Мой Лёшенька»…
А еще у нас была дочка. Чудесная. Сашка. Санечка. Александра… Она была самым главным моим достоянием…
2. Сашка
Росла она в любви.
Мы все, включая дедушку с бабушкой, с готовностью отзывались на любые ее призывы, мгновенно включались в любой процесс, которым дочь загоралась, поддерживали все ее начинания и переживали вместе с ней, если что-то не удавалось.
Моя мама, как и положено всем бабушкам, баловала ее, особенно когда внучка гостила у нее, но мы всеми силами старались уберечь дочь от сей пагубной силы, внушая Сашке чувство благодарности, которое она обязательно должна была как-то проявить.
Как бы ни нравилось Сашке заниматься любимыми делами – а любила она многое, – мы стремились приучить ее и к повседневным домашним делам, считая труд обязательным для здорового возрастания дитяти и становления полноценной личности. Примером же для нее служили Великие Княжны, которые, невзирая на своё царское происхождение, с самого детства были приучены сами себя обслуживать, позднее же, в Первую мировую, прилежно и безропотно ухаживали за ранеными. А привлекательного в этом, согласитесь, мало: кровь, смрад, гноящиеся и кишащие разным непотребством раны… Она восхищалась добротой и мужеством княжон, и старалась хоть в чём-то походить на них…
Сашка, как и её папа, трепетно любила музыку. Но в отличие от меня, она со всяким терпением и выносливостью окончила музыкальную школу, и радовала всех нас игрой на скрипке.
Непререкаемым авторитетом она считала для себя хорошую литературу. Кстати сказать, у нее уже к старшим классам сформировалось своё понимание того, что это такое… С большой гордостью я отмечал для себя тогда, что дочь с большой настойчивостью пытается и сама что-то сотворить на бумаге и нотном стане…
И, видимо, так не могло быть всегда…
3. Беда
Как-то Сашка пришла домой какая-то потерянная, чужая: на лице не было привычной улыбки, взгляд был отчужденным и все время проходил мимо нас. Жена пыталась поговорить с ней, но дочь не шла на разговор, начала грубить, отмахиваясь от матери, как от назойливого собеседника. Кажется, она избегала даже встреч с нами. И мы с женой, списав это на запоздавший подростковый кризис – ей шел девятнадцатый год, а в положенные тринадцать-четырнадцать она продолжала оставаться милым ребёнком, - оставили эти попытки с надеждой, что потихоньку пройдет само... Но это настроение дочери не проходило день, два, неделю… И мы забеспокоились, предположив, что дочь безответно влюблена, что часто бывает в этом возрасте. Ирина попыталась снова вызвать дочь на откровенный разговор, но Сашка не проявляла ни малейшего желания делиться.
Однажды я случайно подслушал разговор дочери с закадычной ее подружкой Катькой, точнее, не разговор даже, а только одну фразу. Было слышно, как моя дочь старается говорить как можно тише, да и разговаривала она, уйдя в самый дальний уголок нашего огорода:
- Кать, я не знаю, как сказать им об этом, они так любят меня, что, наверное, умрут, узнав о моей страшной болезни…
Дальше я не слышал ничего… Сердце, казалось, стучало в голове, готовое разорвать ее, как снаряд… Мысли судорожно носились в сознании, и я не знал, за которую сначала ухватиться: «Что с Сашкой? Как можно ей помочь? Может быть не такая болезнь и страшная… Как сказать Ирке? Бедная моя мама, она этого не вынесет!.. Что делать? Что же делать? Куда идти? У кого искать помощи?...».
Одно за другим всплывали в моей памяти лица друзей, приятелей, однокурсников, знакомых, моих подружек, соседей… И ни одно! Слышите, НИ ОДНО не вызвало у меня желания поделиться или попросить совета… Я рванул, было, к матери… нет, нельзя: это убьет её. Ирка! Она всегда давала мне правильные советы! Но… сейчас совет был нужен ей, наверное, больше, чем мне… Я сидел на пне от старой яблони и выл от горя и бессилия… Не знаю, сколько времени я переживал эту новость, но совершенно изможденный не заметил, как уснул.
…Я катился кубарем куда-то вниз, где было намного темнее, чем на поверхности, пока не остановился, зацепившись одеждой за корни деревьев. Пахло сырой землей и прелыми листьями. Я не понимал, где нахожусь, и как попал сюда, но видел наверху узкую полоску света, и это вселяло в меня надежду: стоит мне только добраться до нее, и я стану свободным. А еще меня покинет чувство тревоги, неизвестно почему вдруг поселившееся в моей душе…
Цепляясь за корни, обламывая ногти и обдирая кожу, я карабкался наверх, к свету, откуда, хоть и призрачно, но манила к себе надежда. Немного продвинувшись вперед, я сваливался обратно на корни, переплетшиеся между собой в небольшую площадку, на которой я мог хоть как-то отдохнуть.
Еще я чувствовал, что меня кто-то ждал. А потому он должен начать искать меня и, в конце концов, найти, чтобы помочь выбраться отсюда. Это придавало мне сил, и я снова и снова карабкался наверх…
…У Сашки была лейкемия. Это мы узнали после посещения лечащего врача. Он назначил лечение, и мы со всем прилежанием последовали его предписаниям, с большой надеждой смотря в будущее Сашки, мечтая о её музыкальной карьере, семейном счастье и прочих жизненных радостях…
Ирина стала чаще посещать церковь… Я же верил в Бога, но не верил Церкви, засел в интернете в поисках другого лечения и излазил, кажется, все форумы...
О болезни в доме никто не заговаривал, все старались обойти эту тему, но каждый по-своему искал выход.
4. Беда не приходит одна…
Но Сашка угасала на глазах. Она как-то поблёкла, стала тоньше.. и душой и хрупкой фигуркой. А в глазах поселилась тоска, на которую смотреть было невыносимо. И мы изо всех сил старались не показывать этого дочери. Чего только не придумывали, чтобы хоть на короткое время она отвлеклась от своего недуга.
Катька не отставала от нас, по-своему старалась развлечь подругу и в один из теплых вечеров бабьего лета позвала Сашку в кино. Шла какая-то глупая но, говорят, очень смешная американская комедия. Не знаю почему, но Сашка согласилась. Когда она собиралась, то была веселой, все время шутила, а когда стала выходить из дома, то кинулась к нам, сгребла в свои объятия и как-то по-особенному нежно сказала:
- Мам, пап, я вас так сильно люблю! – и, смеясь, выбежала в эту яркую душистую осень…
...Прошли всякие сроки, но дочь так и не появлялась. Катюшина мама тоже потеряла дочь. И вскоре в нашем доме прозвенел тревожный звонок:
- Вашу дочь и ее подругу сбила машина. Подруга вашей дочери в реанимации. Ваша дочь пострадала сильнее… Крепитесь, - и раздались короткие гудки…
Глава 2. Жизнь после…
1. Первые дни
В нашем доме поселилось безмолвие...
По дому делалось только то, без чего невозможно жить...
Я стал чаще выпивать: казалось – не так больно…
Ирина бралась то за одно, то за другое в надежде найти себе какое-то применение…
Иногда включали телевизор и, сев рядом, делали вид, что смотрим его…
На работе добросовестно выполняли свои обязанности. Но и только…
Но именно на работе мы потихоньку включились в окружающую нас жизнь, стали чаще улыбаться и даже интересоваться успехами у коллег, но… смысла жить мы по-прежнему не находили…
2. Сашенька
Как-то подруга предложила Ирке помочь их общей приятельнице на работе. Трудилась она в больнице медсестрой детского отделения. Рук вечно не хватало, и обязанности санитаров выполняли по доброй воле все, включая зав.отделением. Как он ни бился, руководство не добавляло в штатное расписание ни одной лишней единицы. И он закрывал глаза на бесплатную и добросовестную помощь подруг…
…Раздался плач, и подруга сказала, что в отделении лежит девочка из дома малютки. Маленькая такая, с испуганными глазами и часто плачет.
- Наверное, это от того, что нет ни одной живой души, которая бы вспоминала о ней и хотела бы ее посетить, - вздохнув, добавила она с горечью.
Когда она принесла малышку, Ирка не могла отвести от девочки глаз: что-то близкое было в ней, понятное. Боль наверное… Но когда прозвучало ее имя, у Ирки не осталось и тени сомнения… А звали ее Сашенька…
3. Я все равно один
Кажется, жизнь снова начала обретать смысл. Сашенька была замечательная – чистая, нежная. Она отзывалась на каждое движение наших изболевшихся душ – обнимала, гладила, прижималась нежной щечкой и радостно смеялась при этом. Господи! Как дорог мне стал этот смех, эта трогательная нежность!
Я делал все, чтобы это повторялось снова и снова. Вся моя жизнь сосредоточилась на этом милом ребёнке: где бы я ни находился, что бы ни делал, я думал о нашей крошке, спешил домой и обязательно радовал её чем-то. И думалось мне тогда: кажется, отпустило, вот оно – счастье… так можно жить…
И у Ирки, кажется, выросли крылья: она, не зная устали, благоустраивала, украшала наше жилище, подстраивая его под Сашеньку, придумывала разные удобства, развлечения, приятности для нее… Она окружила Сашеньку таким вниманием и заботой, о самой малой доле которого Сашенька, наверное, и мечтать не могла.
Но в какой-то момент мне показалось, что я мешаю. И снова… И снова… Мне стало не протиснуться к ребёнку: жена всё время её чем-то занимала, и я вечно оказывался не к месту, не вовремя, некстати…
…На меня обрушилась какая-то удушающая пустота. Моя никчёмность обнаруживалась везде, где бы я ни пытался себя проявить. От бессилия мне хотелось кричать, бить кулаками в стены, разметать по квартире всё, что недавно здесь появилось для радости, а теперь оказалось непреодолимым препятствием… Но я не мог себе этого позволить: мне не хотелось снова увидеть испуганные глаза…
Я притих, внутренне как-то скукожился, а время как будто остановилось…
И я, как и прежде, оказался в одиночестве…
…И снова я карабкался наверх, к свету, откуда манила к себе надежда… И меня по-прежнему кто-то ждал…
МНЕ НУЖЕН ИМЕННО ВАШ СОВЕТ: ДОПИСЫВАТЬ ЛИ ЭТУ ИСТОРИЮ?
Здесь продолжение: http://www.proza.ru/2016/12/09/2219