Мишаня возвращался домой ранним утром, оставляя за собой шлейф из едва уловимого аромата дорогих духов и густого перегара, в прекрасном настроении, которое, правда, немного омрачало предстоящее объяснение с женой. Хотя по этому поводу он особо не переживал – это был уже давно пройденный этап.
Возле дома как всегда стоял на аккуратно подставленных чурочках, вместо давным-давно снятых колес, «Москвич» Петровича. Но на этот раз возле него стояла довольно приличная иномарка.
- Вот, дурак, хочет, чтобы и его машина на чурочках оказалась – подумал Мишаня, глядя на оставленную нерадивым хозяином иномарку.
Дверь в подъезд как всегда открылась с душераздирающим воем, напоминающим нечто среднее между боевым кличем слона и завыванием милицейской сирены.
- Нужно как-нибудь выбрать время, и смазать шарниры – подумал Мишаня, представляя, сколько жильцов он разбудил своим появлением.
Поднявшись на свой этаж, он осторожно постучал в дверь. Сделав несчастное лицо, он приготовился к встрече с женой. Дверь открылась, но на пороге вместо его любимой супруги появился здоровенный мужик в знакомом до боли махровом халате цвета новорожденного цыпленка, и в таких же, как у него дурацких тапочках с мордой собачки.
- Что надо? – сурово спросил мужик, пронзая Мишаню свирепым взглядом.
Не ожидавший такого поворота событий, Мишаня стоял с открытым от растерянности ртом, чувствуя, как быстро испаряется выпитый им недавно алкоголь.
- А ну вали отсюда, алкаш, пока по шее не схлопотал – сказал мужик, пронзая Мишаню полным ненависти взглядом.
Мишаня ущипнул себя за руку, не сон ли это? Но мужик так и стоял в проеме открытой двери, пронизывая его все тем же не предвещающим ничего хорошего взглядом. Сообразив, что промедление в этой ситуации ему явно не на пользу, Мишаня поспешно ретировался.
Повторно всполошив жильцов подъезда завыванием двери, он побрел наугад, соображая - что же это могло быть?
Обойдя три раза вокруг дома все время повторяя – не может быть, это какое-то наваждение - он снова подошел к родному подъезду. На этот раз «Москвич» стоял в гордом одиночестве, на своем деревянном постаменте. Все вокруг указывало, что он не ошибся адресом. Та же изуродованная скамейка около подъезда, брошенная неизвестно когда и кем коробка от телевизора, включая монумент из «Москвича».
Как ни старался Мишаня осторожно открыть дверь подъезда, она все равно выдала его появление своим душераздирающим воем. Снова поднявшись на свой этаж, никогда не веривший до этого в Бога Мишаня несколько раз перекрестился, и нерешительно постучал в дверь, с ужасом представляя себе, что будет с ним, если и на этот раз ее откроет свирепый мужик.
Дверь открыла жена. От нахлынувших чувств у Мишани подкосились ноги, и слезы непроизвольно потекли из глаз. Упав на колени, он обхватил ноги жены, и не в силах сдержать слезы, разрыдался. На этот раз к его великой радости все обошлось без скандала.
- Иди спать, скотина, - брезгливо сказала жена, и ушла в спальню.
Быстро раздевшись, он юркнул в родную кровать, возле которой стояли дурацкие тапочки с мордой собачки, а на кресле лежал махровый халат цвета новорожденного цыпленка.
- Чертовщина какая-то, пора завязывать с пьянкой – думал он, с ужасом вспоминая недавнее происшествие.