РОЖДЁННАЯ НЕБОМ. Часть первая: Три сестры
Глава восьмая
Зимние вечера в пансионе, расположенном в далёком городе на северо-востоке обширного государства, по обыкновению, бывали долгими и томительными. Почти целых семи часов занятий разными предметами, среди которых больше всего внимания на втором году обучения уделялось истории прав и обязанностей мужчин и женщин в разные эпохи, документальным основам домовладения, изучению иностранных языков, искусству ведения бытовых расчётов и разным областям домоводства, и меньше всего – интереснейшим наукам о живой природе и космосе. Последнее немало огорчало тех учениц, которые с самого первого года обучения здесь любили взахлёб слушать рассказы магистра природоведения Неотены Дейга и почтенного звездочёта, астронома и астролога, профессора второй степени Алистера Виона. Ауле, конечно, в первый год довелось слушать совсем других учителей тех же предметов и она отмечала про себя, что те рассказывали о мире животных, растений и звёзд несколько интереснее. Больше всего здесь ей и другим девушкам нравились лекции по душезнанию в исполнении магистра Лионы Вейан и занятия по рукоделию, которые вела добродушная и не слишком строгая мастерица Инжелия Вэй, поддерживавшая любые, даже самые сумасшедшие фантазии, которые только могли быть изображены на вышитых полотнах. Один раз в декаду проводились также уроки рисования, которые вела та же самая госпожа Инжелия. В другие вечера они занимались пением и танцами. Эти занятия чаще проводились ближе к концу дня или по вечерам.
В один из таких вечеров ученицы старательно рисовали пейзажи, связанные с воспоминаниями родных мест, откуда они приехали в Лиерам для того, чтобы получить достойное для приличной эйди образование и, если им повезёт, стать преподавателями в одном из десяти пансионов. Немногие из них изобразили Лиерам и его окрестности. Задание усложнялось тем, чтобы украсить этот пейзаж домом своей мечты, в котором каждой из девушек предстояло стать хозяйкой. Госпожа Вэй, несмотря на свой добродушный нрав и ласковость, всё же изобразила на лице некоторое недовольство, недосчитавшись одной из учениц – той, у которой были поразительно красивые глаза и удивительные светло-пепельно-золотистые волосы цвета с серебряными блёстками, украшавшими их от природы. Она воззрилась на пустое место между темноволосой Миранией и рыжекудрой, золотоглазой Эоттой.
- Я не вижу среди вас эйди Аулы, - неожиданно строго заметила она. – С ней что-то случилось?
Эотта раскрыла рот, чтобы ответить, но её опередила Мирания:
- Аула Ора просила передать, что сегодня она пойдёт в городской храм. Наверное, она там и находится.
Инжелия Вэй нахмурилась.
- В городской храм?.. А что она может делать в городском храме во время занятий? Я слышала, что директорат дал ей разрешение на посещение храма или чего она ещё хочет в свободное время. Но не во время уроков, это вопиющее нарушение уставных правил нашего пансиона!
- Возможно, госпожа Вэй, она думала, что сегодня выходной вечер, - вставила своё слово Эотта.
- Выходной вечер? – преподавательница рукоделия и рисования призадумалась, после чего ответила громко, сверкнув глазами:
- Выходных вечеров здесь никто никогда не объявлял, запомните это раз навсегда! Директорат может выдавать разрешение покидать стены этого пансиона по выходным дням и только в дневное время. Что, хотелось бы мне знать, госпожа Ора делает вечером в городском храме, когда время посещений там – утреннее и дневное до захода Небесного Ока? Подите, разыщите её и приведите сюда! Кто из вас отличится такой смелостью?
Девушки поглядели в зарешеченные окна, за которыми становилось всё темнее и поднимался ветер. Никто не осмеливался вызваться, чтобы выполнить это неприятное поручение.
Мастерица Инжелия Вэй начинала терять терпение.
- Если никто из вас не пойдёт по своей воле, я сама выберу, кому из вас пойти и привести сюда Аулу Ора, - безжалостно заявила она.
Никто из учениц не ожидал от госпожи Вэй подобного обращения: она всегда бывала такой милой и добродушной, но, видимо, все, кто служил в этом суровом пансионе, со временем обретали железное сердце и непреклонный нрав.
- Я пойду, - ответила Мирания и встала со своего места, оттирая руки от красок мягкой влажной тряпочкой.
- Ну что же, сходите, - одобрила мастерица её решение, однако немного пожалела, что сделать это вызвалась одна из самых небольших ростом и хрупких девушек на всём курсе, а не её более рослая и крепкая соседка.
Мирания проворно накинула на себя тёплую флентисовую шубку и шапочку и выбежала из класса. Остальные молча проводили её взглядами, надеясь на скорое возвращение, а госпожа Вэй заботливо прикрыла за собой дверь.
На улице было уже темно. Из-за непогоды на небе не видно было ни одной звезды, кроме пробивающегося сквозь тучи света обоих Ночных Очей, одно из которых было ярче, другое несколько тусклее. Это была редкая ночь, когда оба этих светила были видны в одно время в разных концах небосвода – гораздо реже, чем одновременное появление на небе Ацеры и Энталии. Жители многих стран в мире Элайи связывали с этим явлением нечто особенное, некий знак, который следовало учесть. Это была всё же не ночь Всех Светил, которая значила в народных поверьях и приметах гораздо больше, однако Мирания всё же уловила в этом «двоеочии» что-то важное для себя или окружающих.
Вечерняя темень всё же не была такой, чтобы ей мог понадобиться карманный осветительный кристалл: город освещался множеством фонарей, которые представляли собой такие же кристаллы, накапливавшие за день солнечный свет и затем испускавшие его всю ночь. Фонари эти были довольно тусклыми, поскольку Небесное Око в этих краях светило и грело далеко не так хорошо, как в её родных юго-восточных краях. Однако положение спасали два маленьких ночных солнца, узкий серп Ацеры в разрывах между тучами и полыхавшее над северным горизонтом разноцветное сияние. К тому же зоркие глаза молодой девушки хорошо видели дорогу и городские здания.
Добравшись до храма и войдя в его небольшой двор через ещё не запертые ворота из узорчатых металлических прутьев, Мирания не стала заходить в массивное здание, напоминавшее шестиугольную пирамиду с куполообразно закруглённой вершиной, а направилась на поиски места, о котором сама недавно поведала своей подруге. Обшарив все стены по периметру с ярким кристаллом в руке и никого, к счастью, не встретив, она, наконец, наткнулась на распахнутую настежь дверь, ведущую в узкий тёмный коридор. Спрятав кристалл, чтобы не привлечь ненужного внимания со стороны кого бы то ни было, она осторожно вошла в коридор, ведущий в освещённое помещение. Мгновенно распластавшись вдоль холодной каменной стены и стараясь не дышать, Мирания двинулась дальше и остановилась на полдороге, увидев картину, весьма красноречиво свидетельствовавшую о том, что занятия Аулы Ора в этот вечер были куда интереснее рисования пейзажей в учебном классе госпожи Вэй.
Конечно, как мог уже догадаться читатель, Мирания застала свою приятельницу в объятиях пылкого красавца-семинариста по имени Этт Мор. Они стояли почти в середине освещённого подвального помещения, никого и ничего не замечая вокруг, поэтому Мирания тут же поспешила удалиться, чтобы ненароком не выдать своего присутствия и того, что она за ними шпионила. По пути назад она, однако, задела плечом тяжёлую дверь, отчего та предательски скрипнула. В тот же миг налетел порыв ветра, подняв в воздух мириады снежинок, и Мирании удалось вовремя скрыться.
Появление Аулы в пансионе в то время, когда занятия уже кончились и девушки предавались свободному времяпрепровождению в большой круглой гостиной на первом этаже, пока директорат и преподаватели занимались этим в своей на втором, вызвало бурю удивлённых возгласов и расспросов. Она вернулась несколько позже Мирании Эйн, которая теперь отогревалась у большого очага в центре зала, полного жарко горящих промасленных кубиков из дерева, заключённых в огромную чашу из жаростойкого эморрийского стекла, боясь, не простудилась ли она, пока бегала разыскивать нарушительницу пансионных правил.
- Она не покрыла голову и даже не надела шубку! – причитали девушки, хватая Аулу под руки, подтаскивая её к большому очагу и усаживая рядом с Миранией.
- Это настоящее безобразие! – возмущалась Эотта. – Если вы обе простудитесь, ну и влетит же тебе от директрис, Аула Ора!
- А… почему мне должно влететь? – спросила та, словно не понимая, о чём вообще идёт речь – как будто она была отсюда совсем далеко.
- Ещё спрашиваешь… Ну хорошо, скажу ещё раз: если в директорате узнают о том, что ты ушла за пределы пансиона, пропустив уроки рисования, вечером и без верхней одежды… и вместе с тобой ещё простудится Мирания, которая отправилась тебя искать… что ты, Тьма тебя забери, делала в подвале городского храма??
Остальные второкурсницы дружно охнули. Про подвал Эотте, конечно же, доложила Мирания. Аула рассердилась и тайком от всех мстительно ущипнула её в бок, отчего та ахнула и заёрзала на месте.
- Там находится библиотека, - ответила она, окинув всех сердитым взглядом.
- Ага… - решила отомстить ей Мирания в ответ за полученный щипок. – И в эту библиотеку порой захаживают такие завидные студенты местной семинарии…
Гостиная замерла в немой сцене, даже девушки с других курсов, услышав это, притихли. Затем Аула, сорвавшись с места, бросилась наверх, в студенческую спальню.
- Вот видите, – торжествующе сказала маленькая темноволосая предательница. – Она не хочет публично показывать свой позор. Дверь подвала под храмом была открыта, там действительно находится какая-то старая библиотека… но ни один из этих двоих не читал там книги, когда я увидела их там, они обнимались и говорили друг другу какие-то глупости…
- Хорошее же Аула выбрала место для свиданий! – покачала головой Эотта. – А с чего ты взяла, что она встречалась там с семинаристом?
- Он был в парадной одежде семинариста – широком длинном плаще красного цвета поверх тёмно-зелёного камзола с вышитыми золотыми нитями шестиугольными звёздами, - объяснила Мирания. – Да, он очень красив и обаятелен, и не таким как он, наверное, следует учиться в семинариях… туда ведь поступают, чтобы получить высший монашеский чин Ордена Звезды Мира и право войти в высший духовный Совет Союзных Королевств Эллиоры! А это означает, что ему навсегда предстоит забыть о женщинах.
- Тогда, выходит, Аула его губит? – вмешалась ещё одна девушка – высокая, светловолосая и зеленоглазая, которая всё это время стояла около них и молчала. – Мне очень жаль того парня, хотя я его не знаю и ни разу не видела.
- Увы, Эйла. Она его губит и совращает. Когда я притаилась у стены, так, чтобы меня не было видно, то слышала такой бред… он называл её богиней Эас, дочерью великой Богини Сотис, а себя вообразил её жрецом! И говорил это с такой страстью и мольбой в голосе… Представляете??
- Меня даже передёрнуло от зависти, - вздохнула Эйла. – Хотелось бы мне, чтобы меня тоже кто-нибудь страстно прижимал к себе и называл богиней, но чтобы это был отнюдь не будущий монах…
- Глупая! – неожиданно засмеялась Эотта. – Кто, кроме жреца или монаха, может назвать тебя богиней? И то, я думаю, это может заявить только жрец, который сошёл с ума.
- Тише! – предупредительно произнесла Мирания. – Если мы будем дальше так шуметь, нас могут услышать преподаватели и потом нас накажут. И мне всё же кажется, что он не был похож на сумасшедшего, разве что на сильно влюблённого.
- Именно – сумасшедшего, - возразила ей Эотта. – Потому что жрец, а тем более претендующий на высший монашеский чин, может быть горячо влюблён только в Бога или Богиню, которым верно служит. Не хочешь же ты нам сказать, что эта авингорская фифа – действительно Богиня Эас, живущая в человеческом теле? Мне кажется, она слишком глупа для того, чтобы быть Богиней.
Негромкий всхлип, послышавшийся сверху, где проходил круговой лестничный пролёт с ответвлениями в классы и преподавательскую гостиную, заставил их поднять головы. Наверху, свесившись с гранолитовых перил, сделанных неким искусным мастером в форме изящных лиловых, фиолетовых и голубых плоских кустиков (деталь, нисколько не сочетающаяся с грубовато-мрачноватым стилем зала, выполненного в строгих тонах; такие «кустики» гораздо больше подошли бы более к более изящному и несколько легкомысленному архитектурному стилю пансиона в Оттари, однако там лестницы были винтовыми, а перильца выполнены в форме держащихся за руки тоненьких девичьих фигурок, причём местами между ними были привинчены люмироновые чаши с живыми вьющимися растениями), стояла Аула Ора, уже переодевшаяся в невзрачное форменное одеяние и расчесавшая аккуратно остриженные волосы на пробор, и плакала.
- Чего это она? – спросила Эотта, легонько толкнув в бок Миранию.
- Может, уже прекратите меня тут обсуждать и смеяться? – крикнула Аула во весь голос, нисколько не смущаясь тем, что это может потревожить преподавателей, тех учениц, которые находились сейчас в комнатах, или даже докатиться до покоев почтенных директрис. – Что я вам сделала??
В зале воцарилась мёртвая тишина, и даже весело потрескивавший очаг, казалось, на время замер. Однако Эотта тут же решила её нарушить:
- Нам – ничего. А вот если Мирания из-за тебя окажется больна и не сможет посещать занятия, тебе придётся за это ответить перед директоратом. И ещё за то что ты сама отправилась разгуливать по городу без тёплой одежды – тоже.
- Со мной и с Миранией ничего не случилось! – ответила Аула, спустившись ниже, чтобы ей не пришлось дальше так громко кричать. - Точнее, случилось то, что мы больше не подруги. Я не просила Миранию всё рассказывать и вас всех – обсуждать меня и осуждать… Я доверила тебе, Мирания, свою тайну, а ты, ты…
Она вновь разразилась рыданиями. Маленькая черноволосая Мирания, решив искупить свою вину, подошла к ней, пытаясь извиниться и утешить, но та, ударив её наотмашь в ухо, развернулась и побрела обратно наверх. Теперь уже ревели они обе, а остальные девушки дружно зароптали.
Однако вскоре ропот стал стихать: некоторые из посетительниц нижней гостиной заметили, что с другой стороны, облокотившись о лестничные перила, стояли все три директрисы пансиона и рядом с ними – невысокая, полноватая преподавательница женских искусств Инжелия Вэй.
- Что здесь происходит? – раздался звучный, красивый, но холодный голос госпожи Серрель. – Только не нужно оправдываться, немедленно заканчивайте разговоры и отправляйтесь спать. С Аулой Ора и Миранией Эйн разберёмся позже.
Так закончился этот насыщенный событиями вечер.
Однако никаких серьёзных наказаний или публичных порицаний, а также вызовов в директорат не последовало – обеих девушек только строго предупредили насчёт последствий, которые могут их ожидать, если они и в дальнейшем будут так же грубо нарушать уставные правила пансиона. Но Аула с Миранией после этого так и не стали мириться, перестали разговаривать друг с другом и сидеть вместе на занятиях. На стороне своей подруги против Аулы охотно оказалась также Эотта Аралис.
- А я тебя поддерживаю, - сказала однажды Эйла Хан, когда закончились занятия по женским правам и последовавшему за ними душезнанию. – И сделала бы точно так же, будь я на твоём месте. Очень нехорошо подставлять тех, с кем дорожишь дружбой, ели Мирания, конечно, ею дорожила. Однако, Аула, будь очень осторожна, теперь здесь за тобой следят.
- Спасибо, Эйла, я знаю, - ответила Аула и весело ей подмигнула.
На этом, однако, злостные нарушения Аулой установленных правил и распорядков не закончились. Она, как и прежде, могла встать или отправиться спать несколько раньше или позже установленного момента времени, отмечаемого звонком подъёма, доносившегося из всех шарообразных, цилиндрических или плоских приборов, отмеряющих время. Этот пронзительный звон, надо сказать, немало раздражал её, гораздо приятнее был гимн, пропеваемый весёлым женским голосом, когда она жила и училась в оттарийском пансионе. Она могла так же своевольно отказываться от блюд, приготовляемых пансионными поварами, если те ей не нравились, щипать соседок, если те ляпали что-то не то или бросались обидными словами, бурно обсуждать последние новости в коридорах с другими девушками, возмущаться, прыгать по ступенькам, напевая себе под нос песни, когда ей было весело и т. п. К её своенравию и неугомонности многие уже привыкли или старались просто не замечать, а преподаватели и директрисы снисходительно улыбались. Всё это было ей на руку, так как открывало лазейку для более серьёзных нарушений здешних правил, обилие которых, как ей казалось, превращало человека в покорного раба, потому что тогда он привыкал слушать других людей и подчиняться им, а не следовать зову своего сердца и быть свободным.
Ближайший выходной день, последний в третьей декаде последней зимней триады, выдался очень погожим. Стояла оттепель, несвойственная в это время в здешнем суровом крае, и все ученицы были очень обрадованы тем, что им было разрешено целый день гулять во дворе пансиона и лепить фигуры из чуть подтаявшего и ставшего липким снега – благо ясный белый день в конце зимнего сезона длился целых одиннадцать часов*.
Аула с Эйлой оказались самым искусными мастерицами: они слепили из искрящегося голубоватыми и розоватыми огоньками ослепительно-белого снега роскошный замок с узорчатыми дверьми и окнами, высокими шпилями и башенками, похожими по форме на архитектурные конструкции каландиенского стиля – в виде немного приплюснутых сверху вниз сферических пролётов, из которых расположенные выше были по размеру меньше нижних, а верхушки башенок были в форме свечных огней. Девушки смастерили также снежный сад из пышных кустов и цветов, которые в довершение опрыскали рисовальными красками из маленьких флаконов с прозрачными приспособлениями для разбрызгивания. Под конец в недвижном, но красочном саду перед замком появилась алая дорожка, ведущая к главным воротам замка, а среди пышной, но недвижной растительности – замершие на ветвях птицы и зверьки с разноцветной шерстью, именуемые садовыми кагианами. Под самыми большими плодовыми деревьями же паслись домашние стерры, а рядом к изгороди был привязан большой сторожевой кин*.
- Вот это красота у вас получилась! – весело воскликнули проходившие мимо другие ученицы, которые уже закончили свои работы. – Госпожа Вэй была бы в восторге от такого.
- Благодарю вас! – ответила Аула.
Она заметила, что двух девиц – Мирании и Эотты – нигде не было, и сообщила об этой Эйле.
- Ах, эти… - пренебрежительным тоном ответила подруга. – Они вчера подрались из-за кавалера и поэтому их наказали. Наверняка они сидят в северной башне и зубрят «Документальные основы домовладения» Гэрдонии Орис.
Аула невольно засмеялась. Она сама с большим трудом, несмотря на свой светлый ум, могла связать воедино то, что было написано заумными словами и формулами в книге, написанной этой учёной дамой, и сложить в понятную и удобную схему, а уж эти болтушки…
Закончив лепить фигуры из снега, Аула с Эйлой придумали новую забаву на другой половине двора, в стороне от скопления учениц – забираться по изгороди и ветвям на раскидистый ракант*, который рос одиночно почти под самой стеной из серо-зелёного тиллового* кирпича, поодаль от растущих по всему периметру высоких килотов, и обозревать окрестности. Аула была с детства мастерицей лазать по деревьям, однако Эйла тоже не отставала. Забравшись почти на вершину ракантового дерева и ссыпав с него почти весь снег, они устроились на ветвях и стали обозревать окрестности за пределами территории пансиона.
Среди тёмных шестиугольных, восьмиугольных или круглых строений и узких улочек города или того, что им здесь называлось, царило безлюдье. Не было также животных. Казалось, Лиерам опустел и можно было теперь сколь угодно бродить по его улицам, дворам и закоулкам, не опасаясь косых подозрительных взглядов, злобного бреха голодных кинов или внезапного нападения прыгающих с крыш диких котов-гигантов с крыльями, не раз здесь виденных и наводящих страх на местных жителей. Эйла объяснила, что, будучи уроженкой здешних мест, она знала природу этого затишья: в последний день зимы все люди отправлялись вместе с домашними животными в большой лагерь на берегу реки и устраивали большой праздник, а коты-летуны теряли интерес к опустевшему поселению, поскольку люди заботливо запирали за собой все двери, кладовые и хоромки для домашних питомцев, так что хищникам было негде и нечем поживиться.
- Так воот что… - протянула Аула и сердито тряхнула ветвью, на которой сидела. – Выходит, все ушли отмечать праздник, провожая зиму, а нам нельзя даже выглянуть за пределы двора этого дурацкого пансиона… живём тут как в тюрьме.
- Тише, Аула, - предупредила её подруга. – Если нас услышат или вообще тут увидят…
- Не думаю, это ведь задний двор, причём восточная сторона, а все преподавательские и директорские окна выходят на юг и на запад. А против нас окон нет вообще.
Это было правдой. Поэтому девушки осмелели и, устроившись поудобнее, принялись покачивать ветви, на которых сидели, и смотреть вдаль.
Внезапно Аула замерла и напряжённо поглядела на восток.
- Что там? – спросила её Эйла, придвигаясь ближе.
- Я вижу человека! Кто-то из горожан, как и мы, не пошёл на праздник, но он хотя бы волен гулять по городу. Он стоит вон там!
Она указала правой рукой с вытянутым вперёд указательным пальцем куда-то вдаль. Эйла заметила сначала, кто кожа рук, как и лица Аулы, была даже на холоде бело-розовая с лёгким серебристым оттенком, без золотистых или бронзовых тонов, свойственных людям юга, или голубоватым, свойственным северянам, таким, как сама Эйла. Поэтому она даже не знала, к какой расе принадлежали предки Аулы, однако её горячий нрав и непосредственность позволяли предполагать, что в этой особе текла кровь выходцев из Клирии*, которые были белокожими и пепельноволосыми обитателями срединных равнин, но в текущие времена эта раса была немногочисленна. Среди двух с тремя четвертями миллиардов всех разумных жителей Элайи, относившихся к шести человеческим расам и трём химерным, клирианцев насчитывалось всего шестьсот тысяч и жили они, как описывали учёные расоведы, в разных частях света обособленными группами и селениями.
Человек же, которого разглядели Аула с Эйлой, по очереди приложив к глазам увеличительный кристалл, явно был выходцем с юго-востока Эллиоры и частично принадлежал к расе тенгинцев*.
Аула начала раскачивать ветку раканта сильнее.
- Что ты делаешь? Прекрати скакать, или я сейчас упаду! – закричала Эйла.
- Не говори никому, если не хочешь стать предательницей, как Мирания, - ответила ей Аула. – Я хочу с ним поздороваться.
С этими словами она раскачала ветку так, что спрыгнула с неё и оказалась целиком в высоком сугробе по ту сторону кирпичной стены. Эйла ахнула, однако не стала прыгать вслед за нею, а соскочила с дерева во двор и, отряхнувшись, побрела к другим ученицам, думая, что лучше не рисковать, подставляя Аулу Ора, как это не так давно сделала Мирания Эйн.