Детство , то благодатное время , когда без оглядки на окружающих , можно с легкостью перевоплощаться в индейца , капитана парусного судна , отважного война . И главное , рядом куча твоих сверстников , глубоко разделяющие твои сегодняшние фантазии.
Солнце лупило по полной . Раскаленный воздух миражами отскакивал от асфальта. В небе не было ни облачка. Лежа на диване, читая книжку и догрызая большую эмалированную миску маленьких желтых яблок «Уральская наливная» стоящую на животе и шкодливо складывая палочки от яблок в щель между диваном и стеной , я задумался. Планы на будущее разделились. Можно было намыть еще одну миску яблок и продолжить читать , а можно было пойти на балкон и попытаться обнаружить в пропеченном и потому пахнувшим как включенная духовка , дворе кого-нибудь из пацанов. Перевесило второе. Выглянув с четвертого этажа во двор, я обнаружил «Малого», пацана из соседнего дома, прозванного так за маленький рост.
- Выйдешь? Спросил Малый прищурив один глаз, а второй совсем закрыл от яркого солнца, как бы целясь.
-Ага. Быстро согласился я. Одеть нужно было только коричневые сандалеты, своим плетением и цветом напоминающие крендель , так как трико и футболка были универсальны как для дома , так и для улицы. Быстро слетев по лестнице с четвертого этажа, издавая шлепавшими по пяткам и ступеням сандалетами звуки, похожие на галоп иноходца, я вывалился в дверь подъезда. Малый стоял уже на крыльце.
-Кто еще есть? Спросил я.
-Пока никого. Пойдем «чики» наплющим, я крышек насобирал. Сказал Малый, достав из кармана кулак пробок от пивных бутылок.
-Пойдем. Опять согласился я , не раздумывая. И мы пошагали за соседний дом к трамвайным рельсам, обсуждая, где самые «рыбные» места в нашем скверике по крышкам от пивных бутылок.
Плющенье на трамвайных рельсах имело не только практический, но иногда и исследовательский интерес. Плющилось все, что можно было расплющить. Гвозди превращались в наконечники для стрел, пивные пробки в уже упомянутые чики, трехкопеечные монеты в желтые тонкие кругляки, которые можно было носить как медали, проделав дырочку и прикрепив к обернутому в яркую тряпку большому значку.
В данный момент нас интересовали чики, и мы аккуратно разложили в ряд пробки и отошли на тротуар в тень пятиэтажки. Трамваи днем ходили не так интенсивно, но мы и не торопились, перебрасываясь фразами, лениво смотрели в сторону, откуда должен был появиться трамвай.
Вдруг между нами с гулким шлепком разорвалась бумажная «бомбочка», наполненная водой, окатив нас брызгами, смешанными с дорожной пылью. Инстинктивно отпрянув в стороны мы одновременно задрали головы в верх и успели увидеть на балконе третьего этажа быстро спрятавшуюся довольную физиономию . Артур… , гад…, своих … Мысли у нас похоже были одинаковые , хотя в слова они не материализовались. Этому также помешал трамвай, с грохотом прокатившийся по нашим крышкам. Быстро собрав горячие чики – кругляшочки не всегда правильной формы в грязный маленький целлофановый мешочек, извлеченный Малым и кармана шорт, и если бы не этот карман, один в один черных сатиновых трусов с не проглаживаемыми, по определению, поперечными складками с передней стороны и блестевших двумя засаленными пятнами правильной формы, с задней. Мы бегом рванули в крайний подъезд пятиэтажки и стремительно поднялись на третий этаж к двери, за которой скрывался коварный и довольный Артур.
- Открывай, гад! Мы начали колотить в дверь , не боясь нарваться на его маму или, куда хуже, отца, при них бы он не стал кидать бомбочки с балкона. Немного помедлив, Артур приоткрыл дверь, и увидев наши смеющиеся запыхавшиеся физиономии, открыл ее шире.
- Ну, напугал, гад! Выдохнули мы. Втроем бомочки было делать куда сподручней. Малый торчал на балконе, высматривая жертву, а мы, надув бомочки, ждали отмашки, чтобы наполнить их водой. Так как за ранее наливать воду было нельзя. Жертвы в будничный летний день ходили редко и неохотно.
- Давай! Громким шепотом выдохнул Малый, всунув голову в комнату. Мы стремительно бросились к крану в ванной и, обливаясь , наполнили бомбочки водой. Аккуратно неся их перед собой, мы рванули на балкон, где присевший на корточки Малый через прутья балкона смотрел на приближающихся девушек, как опытный наводчик рассчитывая квадрат бомбометания, скорость движения девушек, поправку на ветер .
- Давай! Шепотом повторил Малый и глаза его стали круглыми от напряжения и ответственности, как у торпедиста подводной лодки, пускающего последнюю торпеду по вражескому эсминцу. Бомбометание проходило в слепую из положения сидя на корточках. Сброс четырех бомбочек произошел одновременно, движения были синхронны, сказывались многоразовые тренировки. Судя по одному громкому шлепку, бомбочки приземлились одновременно.
-Уроды, козлы! Донеслось снизу. Мы не видели того, что происходило внизу, но этого и не было нужно. В голове картина была карикатурно-красочной. Зажав рот рукой, мы рванули в комнату, толкаясь и застревая в узком балконном проеме. Смех вырывался из ушей и ноздрей громким шипением, заставляя глаза, полные слез, вылезать из орбит. Шипение трех довольных змей продолжалось ровно столько, сколько слышались проклятия с улицы. Затем шипение перешло в икоту и мы отправились на кухню попить воды, не забыв заглянуть в пустой холодильник.
-У меня есть шарик. Заявил Малый продолжая икать и достал из кармана красный воздушный шарик, по виду уже не раз надуваемый. Мысль, связанная с использованием шарика не заставила себя ждать. Из шарика получился замечательный «поросенок», ведь в него вошло почти два литра воды. Кидать такого поросенка с балкона было и опасно и не эффективно – для него нужен был разбег или разлет, если быть точнее. Тактика бомбометания по своему принципу не изменилась, изменилась площадка бомбометания – ей стала крыша нашей пятиэтажки, наводчик располагался на другой стороне улице, чтобы его было видно метателям, ну и жертва выбиралась побезобиднее, чтобы в случае провала избежать суровой экзекуции. Крыша была выбрана не только как высшая точка, но и как нейтральная территория и удобный способ выйти через другой подъезд или даже через разные, но противоположные точке сброса.
Сегодня наводчиком был я. Расположившись на противоположной стороне улице на бетонном заборе институтского стадиона, я стал безучастно обозревать улицу, изредка отвлекаясь на свои мысли, связанные с прочитанной буквально накануне, книге Джеймса Фенимора Купера «Зверобой». Реальность как мираж превращалась в североамериканский лес, кишевший индейцами. Чингачгук и его сын Ункас сидели в засаде, а я должен был подать им сигнал при приближении кровожадных Гуронов.
Как мне хотелось, что бы одним из Гуронов была Ленка из четвертого подъезда, с которой мы учились в одном классе и которая нанесла вторую зарубку от противоположного пола на мою душу, как оказалось далеко не последнюю.
По порядку. Первой зарубкой была коварно отпущенная тяжеленная решетка приямка, угодившая по пальцам ноги. Я, как старослужащий детсадовец, лихо запрыгнул в яму у дома, чтобы достать упавшую тетрадку двум соседским девчонкам , пока те услужливо держали решетку, закрывающую эту яму. И толи по недоразумению, толи потеряв ко мне всякий интерес, после того как тетрадь оказалась у них, они отпустили тяжелую железную решетку, когда в опасной зоне ее приземления оставалась моя нога, так как выскочить, так же бодро как заскочить, из ямы мне не удалось. В ближайших квартирах зазвенели стекла от моего вопля. Уже через пару дней я весело прыгал в гипсе по квартире, но как говорится, осадок остался…
Ближе к Ленке, как говорил Мопосан устами Остапа Ибрагимовича. Ленка жила в том же доме, что и Артур, так же в крайнем подъезде, но противоположном. Как я уже говорил, мы с ней учились в одном классе и конфликт интересов случился именно за школьной партой. Ну кому, как не соседке по парте мог показать наивный первоклассник только что аккуратно, как мне казалось, вытертую ластиком в дневнике красную гусеподобную двойку, занявшую три строки. Реакция одноклассницы для меня, выросшего на героях Купера, Джека Лондона, Жюль Верна, Станюковича и многих других, была, как минимум, неожиданная. Ленка решительно направилась к учительнице, писавшей в журнале и быстрым шепотом что-то стала ей говорить поглядывая на меня. Бесстрастно оторвав взгляд от журнала, учительница медленно встала и подошла ко мне, затравленной сабаченкой глядевшего на нее. Неторопливо взяв с парты мой дневник и открыв его на нужной странице, она с усилием вдавила в вытертое пространство дневника две крупные двойки и поставила подпись. Следы от двоек пропечатались на несколько страниц. Что будет дома? Заклокотало у меня в груди. Куда катится человечество ? Огромный воздухослезный ком застрял в груди, перекрыв доступ для кислорода. Глаза заблестели и потухли. Куда катится человечество? Дорога домой была не веселой и долгой. Как сказать, ну как? Размышлял я, толкая ногой пузатый ранец. Но говорить то было уже не нужно. Ленка добила и меня и мою веру в человечество. Она была и стремительней меня и целеустремленней. Все было доложено маме в лучшем виде. И если, когда она сдавала меня учительнице «павликморозов» одобрительно похлопал ее по плечу, то когда она, запыхавшись, докладывала маме о моих «подвигах», даже «павликморозов» был озадачен и постамент под ним пошатнулся. Ну я понимаю, если бы она бежала впереди меня и докладывала о моих успехах в учебе, которые тогда еще были, но зачем же добивать раненых? Это была вторая зарубка.
Третья зарубка была несколько позже. Я гнал на своем красном велосипеде – школьнике по дороге, проходившей вдоль наших домов. Гнал быстро или «сумашедше», как мне казалось. По тротуару шли студентки, которые часто ходили тут, так как рядом был и институт и техникум. Ну и конечно захотелось проявить чудеса виртуозного владения велосипедом и бесшабашную смелость перед девушками. На моем пути лежали ямы-пролежни в асфальте, которые должны были послужить трамплином для отважного байкера. Велосипед напрягся ускоряясь, так как я привстав над седлом и со всей силы начал давить в педали. К ямам-пролежням я подъезжал на максимальной скорости. Девушки повернули головы с любопытством глядя на бесстрашного гонщика. Вот он миг успеха. Еще мгновение и велосипед, подпрыгнув на трамплине, оторвался передним колесом от земли. Для большего эффекта, я дернул руль вверх и… Я не сразу понял что произошло. Руль легко дернулся вверх, при этом рама велосипеда осталась на месте, а переднее колесо рвануло вперед обогнав велосипед. Гравитацию никто не отменял. Я встретился с асфальтом, не выпуская руля из рук. Колесо финишировало первым, рама с задним колесом остались на месте и упали в яму - трамплин. Сначала я начал тормозить лицом, локти и живот присоединились чуть позже. Закончив торможение, я выпустил уже не нужный руль из рук и дал волю эмоциям. Так как выражать радость и разочарование матом я еще не умел, то все свелось опять к воплю и слезам. Сердобольные поклонницы велосипедного спорта донесли до квартиры запчасти от велосипеда и вконец расклеющегося гонщика. После этого я перестал считать зарубки…, и обращать на них внимание.
Ну а пока душа требовала отмщения. Ленка выходила из дома крайне редко, если только в магазин. Во дворе она не играла и встретить ее на тротуаре не идущему ни к одному из магазинов было без шансов. Поэтому Гуронами были выбраны две милые студентки, неторопливо болтавшие и двигающиеся в нужном нам направлении. – Ничего личного. Сказал бы я сейчас, перебирая пальцами зарубки…- Ничего личного!
Я скатился на противоположную от дороги сторону забора, оставив по верх него только напряженно вытянутую руку. За происходящим я наблюдал через дырки в заборе и мне хорошо были видны напряженные лица моих друзей упершихся ногами в ограждение скользкой шиферной крыши и беззаботно болтавших Гуронов, приближающихся к точке «невозврата». Как хотелось, периодически зажимая рот ладошкой, издать душеледенящий индейский боевой клич, выпрыгнуть из-за забора и с томагавком в одной руке и копьем в другой, отважно броситься в бой. Но вместо этого, я только вяло махнул ладошкой, как машут при прощании с человеком по которому скучать не будут ни при каких обстоятельствах, и поглубже присел у забора, наблюдая за происходящим.
Поросенок потому так и назывался, что в отличие от бомбочки, он был большой, живой и приносил гораздо больше эмоций, как положительных, так и отрицательных. Поросенок летел медленно, при этом его красное тело блестело на солнце капельками испарины, выступившей по бокам. Бока все время меняли форму, то вытягиваясь к завязанному ниточкой пяточку, то раздуваясь в стороны, сплющивали все его тело, от чего казалось, что он натужно дышит. Поросенок, в отличие от бомбочки, издавал достаточно тихий, шелестящий звук при столкновении с асфальтом, что было очень по «индейски». Поросенок отскочил от асфальта миллиардами блестящих капель - бриллиантов, отбросив уже не нужную красную шкурку на стену дома, где она и повисла, не оставил ни единого шанса для спасения двум милым «скво» из враждебного племени Гуронов. Остальное было не столь интересным, и на корточках, как в украинском танце, я двинулся в противоположную сторону стадиона, чтобы через некоторое время, встретиться со своими приятелями, по одиночке выбравшихся из разных подъездов, соблюдая интервал времени и непринужденный вид, в скверике на лавочке.