«Мама Салтыкова-Сибиряка»
Сказочки
В сказках – хоть намек,
А тут – вообще, ни слова правды.
Жил был один царек. Даже не так, чтобы царек, а прямо-таки Царь «Всея»…
И все-то у него было: и фабрики, и заводы (только с каждым годом все меньше), и самолеты, и пароходы (правда бились и тонули часто), и омары, и крабы, и икра черная, и икра красная. Да была у него еще слабость одна: за здоровьем своим шибко следил, потому каждое утро, натощак, привык кашку овсяную принимать.
Жил он вот так, вроде и не мешал никому, да вдруг в одночасье скучно ему стало. А то, конечно – с утра до вечера бумажки почитывать, да подписывать; на приемах вид серьезный делать, да умные слова говорить – надоело…
Решил он поиграться. Но одному – неинтересно, с министрами своими – засмеют, а игрушки его детские мама давно уже выбросила. Ни тебе дороги железной, чтобы крушение устроить, ни солдатиков оловянных, чтобы военные действия развернуть.
Думал, думал Царь. Целую неделю думал. А потом смотрит, что-то народ во «Всея» какой-то невеселый ходит. Тоже, значит, скучает. «Э-э», - подумал Царь: «Эвона, сколько их много (людей то бишь), да тут такое веселье устроить можно, вся страна в пляс пустится».
Сказано - сделано. Созвал Царь министров своих и доложил им, что в самых мирных целях объявляет народу войну с табакокурением, путем непомерной цены на тот самый табак, который этот народ глупый уж лет триста как курит. И так эта мысль министрам понравилась. Пусть население курить бросает, может повеселеет. А кто не хочет, пусть казну золотом пополняет, на кашку ту же самую Царю-батюшке, защитнику народному.
Состряпали быстренько указик царственный, подмахнули, и стали ждать. И Царь весь в ожидании, ночи не спит, ждет, когда ж народ придет ему в ножки кланяться, край ботинка целовать за великое избавление от греха тяжкого.
Но сильно верующий люд разочаровал Отца-батюшку. Целую неделю – ни весточки. Наверное, от радости у народа дар речи потерялся. А потом началось веселье великое. Со всех концов необъятной «Всея» понеслись к Царю доклады. Не хочет население вести здоровый образ, а вот безобразия уже начались. Громят, паразиты этакие, лавки табачные; за понюшку табаку прохожих калечат, да убивают; воруют, грабят – возмущаются то бишь.
Хотел Царь-батюшка войска послать, да министры отговорили: казна почти пуста -
водка-то дешевая, а сигареты и не берет никто, потому как они дороже бутылки стали. Нет денег в стране на военные действия, и все тут! И что самое обидное – эти сволочи, курят-таки. Только что? А Бог его знает. Травятся, дохнут пачками, но курят!
Целый год выдерживал Батюшка характер, пока беспредел во «Всея» не стал угрожающим. Может быть и еще поигрался бы, да в одно прекрасное утро не дали Отцу благоверному кашки его любимой. Нет овсянки во «Всея» и весь сказ.
Неслыханное дело, на полях наших бескрайних не осталось овса! Куда ни глянь – все табачком засеяно. А кашки-то так хочется, привык уже, да и обидно как-то, что народ его обманул (тоже, видать, поиграться ему захотелось).
«Ах», - думает Царь – «так? Да не может быть, чтобы Я во всей «Всея» горстки овса не нашел». И пошел личный поставщик Императорского стола добывать желанный продукт. Слово Царское – Закон! Нашел-таки бедолага, в закромах у мужика одного, с полмешка овса. Только тот отдавать его ни за что не соглашается, а просит цену самолета. Разозлился Царь и велел того мужика убить. Да не тут-то было. Мужики с вилами и топорами против такого разбоя поднялись. Вот когда настоящее веселье и началось. Не то, чтобы табаком – бунтом запахло. Но Царь был не дурак. Понял, что заигрался, да и отменил указик свой.
Что и говорить – упрямый народ живет во «Всея», повеселились маленько, и будя…