Серьёзная болезнь двадцать лет спустя
Его предупреждали, ему говорили: «Вам надо лечить сердце, Георгий Васильевич». Он только отмахивался. Дескать, пошли вы «на», у меня своих болезней хватает, вы ещё с сердцем лезете! Ещё и сердце ваше лечить! И диабет ещё? Как-нибудь помру и без вашей помощи...
И вот однажды – будь проклят этот интернет – Жора прочитал: ухудшение эрекции может быть серьёзным признаком болезни сердца.
Значит, сердце пора лечить. Он задумался.
Купил Виагру.
Съел одну таблетку. Не помогло. Ещё одну принял. Потрогал – опять не помогло. Сердце не заработало, как полагалось ему работать. Посмотрел красивые картинки в интернете. Что-то жалкое шевельнулось там и упало.
Доктор после УЗИ малого таза сказал:
– С УЗИ, Георгий Васильевич, у вас всё в порядке. ПСА тоже в норме. Есть приличное увеличение железы. Но – всё согласно возрасту. Возраст! Всё нормально.
– Ну, это с какой стороны посмотреть! Любви все возрасты покорны, – возразил Жора.
– Ну да, это так! Есть ведь жена, наверно.
– С женой не хочется. Совсем не могу. Вместе давно не спим.
– Любовницы? – доктор посмотрел хитро исподлобья.
– Одна есть. Карина! – зачем-то Георгий Васильевич Баянщиков произнёс дорогое ему имя с гордостью – На двадцать лет моложе.
– О-о! В вашем возрасте, – доктор усмехнулся, – молодая любовница! Имя красивое, славянское. Позавидуешь. Конечно, вы не выглядите ветераном, я бы и пятьдесят вам не дал. Вполне с виду крепкий мужчина. Не юноша, конечно. Не юноша... Детство-то вспомните, – он подмигнул, – когда можно было, простите за грубость, в любое место из любопытства вставлять. Теперь вам нужен, конечно, особый случай. Вы должны крепко влюбиться. И чтобы вас полюбили. А в вашем возрасте это сочетание редко достигается. Требования к партнёру у вас ещё высокие, и даже выше, чем были, а вы уже, сами понимаете, хотя и крепкий... Но у вас всё хорошо. Молодая женщина. Имя красивое, славянское... Или армянское. Ну, не важно. Вижу, что любите.
– Люблю. Только вот дело в чём: она стала не такая. Не знаю точно, что у неё вообще было: влечение, увлечение, страсть или даже любовь ко мне? – но теперь стала ко мне остывать. И на мне это отражается. Я от этого в постели чувствую себя не очень уверенно. Или наоборот, потому что у меня не очень всё здорово, с ней что-то происходит... Конечно, могу... Боязнь появилась. Тороплюсь. Боюсь неудачи, боюсь, что не успею.
Жора ещё рассказал историю с Виагрой. Доктор мило заулыбался, сказал, что только в России сперва осваивают технологии, а уж потом читают инструкции, когда уже все стеклянные предметы себе поломали, и что препарат работает лишь, когда есть партнёр, и этот партнёр, точнее сказать, партнёрша, активными действиями вдохновляет.
– Ну не знаю, – закончил Семён Моисеевич консультацию, – с этим делом, думаю, у вас должно быть всё в порядке. Виагра вам не нужна. А вот сердце. Во время УЗИ наблюдались ненужные сердечные пульсации. Я бы посоветовал сходить к кардиологу.
А началось всё с Загорска в год всеобщего кризиса и длилось уже полгода. Съездила Карина в турне по Золотому кольцу летом, побывала в Свято-Троицком монастыре и сильно вдруг изменилась. Пропали ласковые слова, и нежные интонации в телефонной трубке попрятались за холодный убийственный официоз. Почти исчезла прежняя теплота общения. И в постели она уже не стонала, как прежде это всегда было. «Господи! Мне, кажется, я теряю сознание», – с тех пор она больше Жоре не говорила.
Сказала, что была в монастыре, и что-то в ней переменилось.
«Явилась Богородица! Чушь! – думал Жора. – И светлые, и тёмные силы – всё выдумки. Особенно, когда в них верят вперемешку. Нумерология, гороскопы, камни, прочая дребедень и вдруг – «Богородица»! Есть реальные причины, которые для маскировки гадостей люди стараются прикрыть мистическими чудесами».
Чушь! Это опять общение с подругой – вот реальная причина! Что-то ей рыжая Машка наплела. За время езды по Золотому кольцу можно рассказать многое. И есть что! Неделю вместе болтались. И вот – пожалуйста! Совпадение? Нет! Не первое это совпадение. И раньше что-то происходило. Когда после работы вчетвером бабьей закадычной компанией и особенно когда вдвоём с Машкой заходили в «Пушистую кошку», чтобы посидеть там под тихую музыку и выпить по бокалу вина, всегда с Кариной случалось после Машки что-то странное.
В последний раз у Жоры было в день Святого Валентина, когда жена уезжала на Урал к брату на юбилей. Если можно назвать «было». Правильнее сказать «уже не было».
Карина, казалось, обрадовалась благоприятному случаю. Пригласила его в субботу, чтобы провести вместе вечер и ночь, и весь следующий день – день влюблённых. А Жора задержался, на ужин к назначенному времени опоздал. Объяснил, что проговорил с тестем по телефону о болячках – с этого, наверно, всё и началось, или на том закончилось. Брякнул так сдуру, не подумав о последствиях – ни с кем по телефону он не разговаривал, а просто прокопался, прособирался. Слово не воробей – и опять он почувствовал лютую ревность ко всему, что с женой связано. Когда легли спать, она милая и хорошая сказала, что устала, что «засыпает», «давай утром». Всю ночь он её целовал в плечо, тихонько так целовал, едва прикасаясь губами, чтобы не разбудить, обнимал нежно, но она освобождалась от желанных когда-то объятий, дёргала плечиком, ссылаясь на жару и тёплое одеяло. А он млел, как и прежде, не хотел спать и не хотел верить тревожному предчувствию, что это конец. Утром наговорил много нежных слов, она вроде бы растаяла, но попросила всё сделать лёжа на боку и с готовностью повернулась к нему спиной – как будто для исполнения долга всё это делала, Жоре так показалось. Так было уже не первый раз после Золотого кольца. Было ещё и другое: «Ты не терпи, – говорила она теперь чаще и чаще, – это даже хорошо, что так сразу. Это признак того, что у тебя, дорогой, никого долго не было. Давай на боку, мой хороший», – говорила она. «Прости, – сказал он в этот раз, – на боку я тебя не чувствую». «Это всё равно, что с резиновой женщиной, наверное», – мог бы он добавить, но не добавил. А развернул её к себе лицом и сделал всё быстро, опасаясь, что эрекция в условиях дискуссии не доживёт до развязки. И ему вдруг показалось... Показалось, что он её заставил подчиниться, если не говорить хуже.
А после стало ясно, что не слишком он ошибался.
Когда ехали в Павловск, чтобы погулять по парку – поездку с вечера планировали – она сказала, что уже никуда не хочет и вообще ничего не хочет. Жора увидел холодный взгляд, направленный в никуда, и понял: всё кончено! Вот и погуляли! Вернулись они с полпути.
Теперь уже без намёков, а прямо, прощаясь, у входа в метро она сказала, что он ей давно надоел, что её измучил и вообще вампир. И лучшее, что он может сделать, это исчезнуть из её жизни. Навсегда!
Такой выдался Валентинов день. Как будто в тот день и Жоре что-то главное отрубили.
Сразу на следующий день решил уволиться с работы, на которую попал, используя блат и связи, чтобы латать финансовые прорехи от ведения двойной жизни. Работа скучная, бабья и в женском коллективе. Чисто было там, аккуратно, как в Норвежской тюрьме, где сидел убийца Брейвик, на потолке висела следящая камера, она раздражала, и Жора обозвал рабочий офис тюрьмой «абу-грейд». Теперь ему было ни к чему это наказание. Подал заявление и в течение двух недель отбывал повинность согласно закону. И чуть меньше, дней десять, Карине он не звонил, пытаясь её забыть, пытаясь от неё отвыкнуть. Было похоже на попытку завязать с куревом. Первые два дня всегда очень тяжело бывает. На третий чувствуешь себя героем: радуешься, потому что одолел в себе вредную привычку. На шестой день тоже хорошо. С седьмого дня гордость за героический поступок куда-то вдруг улетучивается. Хочется опять закурить.
Он протерпел ещё два дня. На девятый появилось неукротимое желание позвонить.
Не хотелось ему услышать её холодный официальный ответ как приговор. Если так будет, то хоть топись – опять надо будет бросать то «курево», надо будет начинать всё сначала.
Придумал.
Сделал он короткий звонок, чтобы не успела взять трубку, но чтобы звонок отметился в её телефоне. Если ещё есть желание говорить, она позвонит сама.
Полтора часа звонка не было. Жора сидел как на иголках.
И вдруг зазвонило. Он схватил трубку и услышал её голос, и что здорово его вдохновило – голос у неё был радостный. Счастливый Жора назвал её птичкой на ветвях своей души, шутку она приняла. Стал горячо и торопливо рассказывать о своих производственных планах, о том, что всё-таки будет работать, о том, что решения все приняты и по этому поводу предлагал отметиться в кафе – пригласил поужинать. И вдруг Жора услышал: «Маша заходи, – сказала Карина, вероятно, вошедшей в кабинет рыжей Машке, а Жоре, перейдя на сухой официоз, холодно сообщила, – я вам перезвоню».
Перезвонила. Разговора того приятного, что был до Машкиного прихода, уже не получилось. Пообещала: «В конце недели ещё созвонимся и решим».
«Опять Машка влезла!» – вздохнул Жора, а надежда ещё оставалась.
В четверг перед уходом домой, сделал звонок. Чтобы договориться о кафе. Она трубку не взяла или не услышала. Звонить больше не стал. В пятницу он забрал заявление.
Сидел и по-прежнему работал. Думал о газовой промышленности под следящими видеокамерами. «Да, – думал он, – больное сердце надо лечить. Это её игра такая – чтобы поиздеваться и обострить мои чувства! А если не игра, это хуже. Это как смерть».
И если бы только секс! Жора теперь его воспринимал и как необходимый атрибут для поддержания отношений, чтобы Карина его не бросила. Ему нужна была эта женщина вообще. «Ты явилась и с цветком ромашки желтоватым солнечный мне подарила атом. И открыла при весеннем громе луг зелёный. Принимаю чтение такое», – вспоминались чужие слова. «А ушла – осталась голая пустыня. Как после напалма, – вздыхал Жора, – когда от волчьей тоски хочется завыть на луну». Он готов рядом с ней просто сидеть и сзади волочиться, лишь бы видеть её, слышать голос и чтобы она однажды его по голове погладила и сказала: «Котик мой». Первая женщина, от которой после секса не хотелось скорее уходить, а хотелось нежно обнять и держать так не отпуская. Хотелось просто быть рядом.
«Георгий Васильевич! Ку-ку! Очнись, голубчик! – Жора вздрогнул. Незримый кто-то вмешался в его размышления, словно бы голос Семёна Моисеевича из урологии заговорил в голове у Жоры, опустил с небес к деловым реалиям. – Снимите-ка с хмурого лица постное выражение, уберите замыленный взгляд! – учил жизни виртуальный доктор. – Рядом-то хотя бы посмотрите. Сотрудницы – это кто? Это женщины!»
Жора хмыкнул. А лукавый Семён Моисеевич и дальше чертил спасительную линию поведения: «Да, конечно, они уже не девушки. Конечно. А это, Георгий Васильевич, даже и хорошо. Мороки меньше, и вообще лучше, чем девушки... Вы же не юноша, вы понимаете. Приглядитесь... Какие все славные! Ещё не обабились, ещё бальзаковские. Немножко они, конечно, все толстожопые. Зато разведённые! Что нюни-то вы распускаете, как мальчик?».
Жора нервно перелистал европейский стандарт. Посопел и широко улыбнулся.
– Девушки, – спрятав улыбку, сооружая опять серьёзное лицо, обратился он к подчинённому женскому коллективу. – Надо мне бросить курить.
– Да что вы, Георгий Васильевич, вы ж не курите!
– Не в этом смысле. Надо мне бросить женщину и забыть. Навсегда! – сказал он с нарочито сердитым выражением.
Сотрудницы юмор его оценили.
Галя-технолог из-за фикуса весело защебетала:
– Ну, в этом деле, Георгий Васильевич, мы вам с удовольствием поможем. Можете на нас положиться. Да, девки?
Девки дружно все согласились.
– Жду активных действий, – с наигранной готовностью принимал Георгий Васильевич их весёлое предложение.
Он постучал пальчиками по столу. Набрал текст эсэмэски, послал какую-то глупость. Обвёл взглядом сотрудниц, переживая за промышленность: «Машка, зараза, манипулирует. Зачем? Затем! Лесбиянка!» – Жору душила злость. Наугад открыл страницу в интернете и точно попал. «Первые ласточки – привет от содомитов – ласточки полетели, – писал какой-то учёный, – вот вам недавняя скандальная история о том, как школьный психолог, оказавшаяся на поверку лесбиянкой, пыталась лишить дочку совершенно нормального отца, оклеветала его в растлении девочки, – возмущался интернетовский учёный. «Причина – ненависть лесбиянок к любому контакту мужчины и женщины», – вычитывал взбодрившийся Баянщиков.
Быстро набрал заветный номер.
– Она тобой манипулирует, – орал он в трубку, выйдя в коридор.
– Не надо мне навязывать своё мнение. Никто мною не манипулирует! – кричала в трубку любимая. – Я сама так решила. Я! Я не хочу быть с тобой. Или ты думал, что так будет продолжаться всю жизнь?
– Да, это будет всю жизнь! И тебе будет хорошо.
– Откуда ты знаешь, что мне хорошо?
Он хотел сказать, что разведётся, что у них будет обязательно ребёнок, что ради того и скачет он по заводам, а если бы не так, то работал бы он спокойно в шумной кузнице, денег бы ему хватило и что у него ещё полно сил на всё.
Она этого уже не слышала, она отключилась и трубку не брала. Послал эсэмэску. Назначил свидание на восемнадцать двадцать.
Едва дождавшись пяти часов, он побежал на выход.
Мчался, наезжая на лужи и ухабы, обрызгивая пешеходов, нёсся на придуманную им встречу, не обращая внимания на дорожные знаки, летел, чтобы спасти всё, спасти жизнь, которая теряла всякий смысл, если не успеет в восемнадцать двадцать – так ему казалось.
Не спас...
Лежал он на холодном столе. Вокруг суетились какие- то люди. Седой старичок бормотал, качая головой: «Если бы не сердце, то бы и ничего.. Надо было лечить сердце. Я ж говорил. Теперь что ж! Теперь конец! Всё. Несите в покойницкую. Уже остыл».
«И навек умолкла птичка на ветвях моей души, – последнее, что подумал, наконец, уже спокойный Жора. И ещё он вдруг подумал самое последнее: «Как же она умолкла, если я ещё думаю? Тут что-то не так». «Эй, вы, – крикнул он, – куда вы меня прёте? Я ещё думаю. Значит, кора головного мозга ещё не умерла. Стойте! Вы что, оху...»
– Ты чего орёшь? Чего материшься? – тормошила жена бредившего во сне Жору.
– Да пошла ты! – отмахнулся потрясённый кошмаром Баянщиков, скидывая с себя одеяло.
– В последнее время ты стал очень грубым. Что с тобой происходит?
– Если грубый. Если не нравится. Подавай на развод! Я всё сказал!
Был понедельник. Пять утра. Выходные закончились. Предстояло ехать в «абу-грейд» на отсидку.
В восемь двадцать Баянщиков томился за рабочим столом под видеокамерой и опять жалел, что ушёл из кузницы. В кузнице было бы легче отвыкать. Там российский бардак, там весело время пролетает, там не уснёшь. А здесь сиди – вымарщивай себе умное лицо. Как тут дожить до конца дня? «Со стула бы не свалиться. В отключке!» – он усмехнулся. Покосился на фикус. За фикусом, упорно работала на компьютере Галя-технолог.
И не толстожопая, и вообще не толстая, а даже и – ничего, даже довольно стройная. Но... Жора тяжко вздохнул. Опять ему померещился уролог Семён Моисеевич.
«А сердце надо лечить, Георгий Васильевич. Это правильно, – одобрительно кивал мнимый Семён Моисеевич, – хотя с Галей... Кто вам сказал, что прекрасной Гале ваше интимное нечто будет интересно? А если интересно, но вы не сможете? И Карина у вас в голове всё путается, от Гали отвлекает... Не боитесь? В трудовом коллективе опозориться! В женском! Вы не в том возрасте, когда и в вагоне на ура проходило с кем попало... Нужен вам случай особый, проводница сердобольная теперь вас не выручит. А с таблетками, конечно, попробуйте».
«Всё может быть! – задумчивый Жора тихонько подсматривал через листы фикуса. – Если сердце лечить правильно, – неслись в голове конкретные соображения, – и если проконсультироваться с врачами, чтобы правильно лечиться... В инструкции, как учил доктор, сказано: партнёр нужен... Новый... А если новый, и таблетки, может быть, не понадобятся. Надо сперва так попробовать".
Клин клином! Первую жену "новым партнёром" и вытурил из ветвей души. Навсегда! Но теперь сложнее. Потому что любовь последняя. Первая по-настоящему. По-настоящему! Итогом могли бы стать желанные дети. От любимой женщины! Поздновато всё так случилось. Жаль. У Жоры детей и с ней не будет. Вообще не будет! Когда-то жена не захотела... Потом и Жора - то на диване лежал пассивно, в депрессии страдая по причине безработицы, то в счастливом запое активно жил по той же уважительной причине. После дивана и запоев стало поздно. И зачем тогда всё!? Если без детей... У Карины, конечно, будут. Ей нужен здоровый муж. Она сможет ещё родить. Сейчас всё возможно. Были бы деньги – и в сорок рожают, и в пятьдесят... Нужен крепкий сорокалетний самец, который бы с удовольствием сидел на бабьей работе по европейским стандартам за приличные деньги...
«Навсегда! Без её лица и без её горячих губ, – Жоре стало невыносимо жутко от этого «навсегда» и оттого, что она, его Карина, станет с кем-то ложиться... Голая! Сама первая бухнется спиной в постель, и, лёжа с раздвинутыми ногами и с лукавою улыбкою, будет поторапливать от счастья оцепеневшего возле кровати остолопа, пальчиками подманивая к себе ... Жора отдышался, грустно посмотрел на Галю, что была за фикусом. – Водки надо будет ещё взять. К Виагре... Сердце будем лечить комплексно»...
Достал из кармана зачем-то телефон, открыл «набранные номера».
Это была последняя любовная история, рассказанная Жорой в пивном ресторане, рассказанная, конечно, вкратце, без интимных подробностей, и дополненная завистливым соавтором в период разбушевавшегося литературного воображения. Да-а...
В какой стадии теперь серьёзная болезнь протекает, нам не известно. Траурных сообщений из Питера пока не поступало. Кто-то из наших земляков весной видел одухотворённого поэзией Жору, гулявшего с молодой женщиной в обнимку в Шарм-Эш-Шейхе.