-- Ира, Ира, просыпайся, открывай глаза. Ира, ты слышишь меня? Ира!
Люди, ну зачем же так орать? А если кому-то сильно хочется спать? Какая бестактность.
-- Ира, открывай глаза. Подай знак, если слышишь. Ира!
Все вокруг плывет, кружится, качается. Что за бред? Какая Ира? Скорее всего, это не ко мне. Возможно, я еще под наркозом, но точно помню, что я -- Ольга. Помню… Ага, значит, все уже позади, я пришла в себя, и я в адеквате. Панкреатит, холецистит, тромбофлебит, перитонит – ну вот помню же я эти замечательно красивые слова, нахваталась в отделении за последние сутки. Хотя, честно говоря, смутно представляю сейчас, что конкретно из этих диагнозов относится непосредственно ко мне.
Сквозь неподъемные чугунные ресницы вижу блестящий белый потолок. Он слепит и не дает глазам раскрыться полностью. Потолок точно не операционной, где все пространство нашпиговано сложной пугающей аппаратурой. Где же я? Уже в реанимации или в так называемой палате для пробуждения? Боже, как хочется спать!
-- Ира, просыпайся, открывай глаза, Ира! Операция закончена. Ты знаешь, что ты в больнице? Открывай глаза, Ира!
Слышны легкие пошлепывания. Так бьют по щекам клиенткам, вбивая крем, косметологи. – Ира! Подай знак, что слышишь. Открой рот и покажи язык.
Спать, спать, но эти громкие голоса, и эта спящая Ира… В голове возникает нелепая, просто идиотская мысль: – «Я, я могу открыть рот и показать вам язык, только помолчите немного, отстаньте. Давайте я сделаю это». Однако, что за черт – каменный горький язык даже не пошевелился, губы не подернулись. Вот уж никогда не думала, что показать язык такое сложное дело. Тело мое и мои мысли живут сейчас параллельной, совершенно непересекающейся жизнью.
Голоса, голоса… Различаю знакомые страшные слова, самое доброе из которых – кома. Собираю силы, представляя себя радисткой Кэт, сдвигаю зрачками чугунную крышку с глаз и кошусь влево. Около соседней койки несколько человек в зеленых хирургических костюмах. Мне повезло. Между двумя фигурами вижу лицо темноволосой молодой женщины, ей не более тридцати. У нее красивый точеный профиль, бледная кожа без единой морщинки, спокойное выражение лица. Очень спокойное. Наверняка, это и есть Ира, и она спит. Спит?
К группе врачей присоединяется кто-то еще, прикрывая собою от меня лицо спящей красавицы. Как раз вовремя, потому что чугунные веки вновь сомкнулись, спать хочется. Безумно хочется спать.
-- Что тут у вас? – новый голос. – А с этой что?
-- С этой все нормально, уже реагировала. Сейчас спит.
-- Так давайте ее в палату, пусть там отсыпается. Нечего ей здесь делать.
А вот сейчас, похоже, говорят обо мне. Чувствую руку на своем запястье – слушают пульс.
-- А я уже не сплю, -- говорю я, с ужасом понимая, что говорю только мысленно. Ни распухший язык, ни губы по-прежнему не шевелятся. Я окаменелая. – Да не сплю я!
Какой ужас – все слышу, понимаю, чувствую, но не могу сообщить об этом окружающему миру. Не получается. Бедная, бедная Ира…
Взмываю в воздух и тут же оказываюсь на твердой прохладной поверхности каталки. Чьи-то руки подбивают мне под бока легкое одеяло. Все правильно. Я голяком, если не считать послеоперационной повязки во весь живот, в коридорах сквозняки, а путь от оперблока до отделения неблизкий.
Каталка дребезжит, колеса гремят, стучат, открываясь-закрываясь, широченные двери. И сквозь весь этот шум вслед мне несутся голоса: – «Ира дорогая, проснись, проснись, Ира. Операция позади, ты в больнице, все хорошо. Открой глазки, покажи язык. Ира!».
Каталку с моим немощным телом вталкивают в лифт, дверцы его закрываются, и голоса пропадают. Как же хочется, чтобы Ирочка открыла, наконец, свои глаза и показала всем язык. Надеюсь, так и случится.
Спаси и сохрани, Господи. Просыпайся, девочка, уже пора. А мне можно поспать. «Панкреатит, холецистит, тромбофлебит» – ритмично звучит в ушах в такт движению каталки.
Всё. Сплю.
23.06.2015г. 9ГКБ