Отче наш... рассказ

   
      ОТЧЕ  НАШ

..Я  и  в  самом  деле отец  их.  И  наблюдать  за  ними  мне  бесконечно   интересно.  Я  радуюсь  их  лепетанию,  их  первым  шагам,  блужданию  их  мыслей.

  Из-за  того,  что  я  отвлекаюсь,  рассматривая  их,  у  меня  часто  возникают  конфликты с  коллегами  по  работе, но  что  делать,-  эти  существа  так  трогательно-беспомощны…

 Я  умею  читать  одновременно  мысли  миллионов  их.  Объяснить  ,  как  это  возможно человеку, не  знакомому  с  понятиями  пространственно- временных  континуумов,  просто  невозможно…

                ххх

    Машенька  мчалась  в  такси, схваченном  ею  у  Привоза , по  серой  мартовской  дороге. Стоял  туман, и  она  вначале   боялась,  что  не  сможет   поймать  машину,  чтоб  доехать  до   Дачного. Она ехала  и  разговаривала  с  водителем о  каких-то  милых  глупостях- у  нее  было   профессиональное  журналистское  умение  разговорить   абсолютно  всех  людей. Ехала, а  в  голове   крутилась  одна  мысль :Господи,  только  бы  он был, только  бы  никуда  не  уехал. Эра  мобильных  телефонов  еще  не  наступила…
Она  мчалась  по  слякотной   дороге  к  любовнику, но  слово  это  было   противное, абсолютно  неприложимое  к  ней,  у  которой за  всю-то  ее  бабью  жизнь только  и  случилась эта  ошеломляющая   тайная  страсть .  Он  был  не  любовником  -он  был  единственным  существом  на  планете,  без  которого  она,  сорокалетняя  женщина,  жить  теперь  не  могла.

        Она  уехала  из  города  в  середине   горячего  рабочего  дня,  оставив  за  чертой  кучу  проблем: разборки  с  начальством, неподанные  заявки,   беременную  на  сносях, дочку, мужа, друзей.  Всякий  раз,  уезжая  в Дачное,  она  словно  бы  переплывала  реку, оставляя  на  другом  берегу  свою  привычную  рутинную  жизнь.
    И дело  было  даже  не  в  сексе. Дело  было  во  всепоглощающем   желании  принадлежать  только  ему, чувствовать  только  его, разговаривать  с  ним,  пить  чай,  всматриваться  в лицо,  гладить  руки… Словом, все  это   было  похоже  на  сумасшествие,  которое, как  она  понимала,  ничем  хорошим  закончиться  не  сможет…

…Когда  они   являются  сюда   нагишом, без пиджаков, юбок  и  нижнего  белья,  и  не  испытывают  при  этом  никакого  стыда,- а  только  безумный  страх,  когда  я  подношу  к  их  лицам  весы и  вместе  с  ними  начинаю  подсчитывать  все  «за» и  «против»,  мне   передаются  их  внутренняя  дрожь  и  отчаяние  от  того, что  так  внезапно  все   оборвалось  и  грань  перейдена.  Мне  жаль  их, и  хочется  помочь , и когда  никого  нет  рядом,  я  сбрасываю  несколько  граммов с  левой  чашки…

                ххх

Я  засыпал   один  в  пустой  постели- жена  ночевала на даче.  Я  любил  засыпать  в  одиночестве, потому  что  никто  не  мешал  мне тогда  думать  , о  чем хочу. Я  прекрасно  помню,  как  засыпал   в  ту  ночь.  Я  думал  о  бесконечных   студийных  интригах, о  бездарности  нашего   руководства, о  трусости  моих  коллег. О  том  бесславном  времени ,  в котором  мы  все  дружно  очутились.  О  времени,  в  котором  все  продается  и  все  покупается:  и ни  любовь,  ни  дружба,  ни  профессионализм никого  не  спасут. Время, которое  заполнили  энергичные  мальчики,  пришедшие  на  студию с  улиц  и  из  комиссионных  магазинов,  мальчики, умеющие зарабатывать  деньги на  чем  угодно  и  ничерта  не  понимающие  в  телевидении…
  Потом  я  стал  думать о  весне,  я  увидел  звездное  небо,  мысли  начали  путаться.  Я  любил,  засыпая, представлять горную  дорогу  в  Карпатах,  по  которой  много  раз  ходил,  бывая  в  отпуске  с Лехой. Я  мысленно  проходил  эту  дорогу,  вспоминая  изгибы  речки  и  заросли кустарников, светло-зеленый   влажный  полумрак, в  котором  так  ловко  пряталась  земляника.  Мне так  нравился   процесс  вхождения   в  картинку   лета, что  я  даже смог  увидеть белые  камешки в  холодной   и  мелкой  горной  речке… Потом  я  вдруг  вспомнил  лицо  Насти  в  момент  нашей  последней  с  ней  близости. Настя, белый  лебедь Настя, женщина  с  походкой  павы, неторопливая   в  разговоре  и  в  манерах,  она  и  в  любви была  неторопливой, как  река, текущая  в  долине. Она  распахивалась  мне  навстречу  сразу  вся,  она  не  закрывала  глаз и  не  стеснялась. Она  ждала  меня. И  мне  всегда было  с  ней  хорошо  и  покойно…
   Держа  в  памяти  милое  Настино  лицо,  я  уснул.
Что  случилось  потом,  мне  выразить  трудно. Я  услышал  странный  тихий  звон.  И  попытался  открыть  глаза.  Звон  нарастал.  В  какой-то  момент я почувствовал безумную боль в  сердце,  как будто  его  насквозь  проткнули  спицей- и  все  стихло…
   Потом  я  медленно  брел по  темному  коридору,  в  конце которого  сиял  свет.  Он был такой  успокаивающий,  что  несмотря  на  усталость   и  безмерную  тоску, разрывающую душу, мне  ничуть  не  было  страшно. У  меня  даже  не  возникло  мысли :»Где  я?»  Ибо  я  давно  понимал, что   умираю, но  расставаться  с  земной  жизнью  мне  уже  не  было  грустно.  А  свет  колыхался  и  манил, манил…И  когда  я  вошел  в  его  колыхающиеся  и  теплые  волны и  открыл  глаза-  я  увидел  лицо  Бога…

                ххх

…Иногда  бывает  безумно  тоскливо  сидеть   одному  и  ждать  . Ожидание  мое  бесконечно.  И  это  только  со  стороны  кажется, что  я  никогда   не  устаю.  От  того,  что  я понимаю  абсолютно  все , у меня постоянно болит  душа.  Эта боль  всеобъемлюща,  она  пронизывает  каждый  атом моего  существа.  Хочется  прислониться  к  хрупкому  плечу  мамы и  хоть  на  мгновенье  забыться. Но  они  все  идут  и  идут…И  нет  мне  покоя  от  их  печальных  глаз…

                ххх
  Девочка  пятнадцати  лет сидит  на  балконе  весенней  ночью..  Не  может  уснуть. В  душе-  восторг  и  беспорядок.  Смотрит  на  звезды,  вздыхает  и  снова  смотрит. Ее  душа- прозрачна,  как ручей  под  первым  ледком.  Ей  безумно  хочется перешагнуть через  перила балкона и  вначале потихоньку,  а потом  все  быстрее  и  быстрее  побежать   по  темноте  вверх,  оставляя  за  собой  пятиэтажный  дом  с  запачканными кошками  подъездами,  двухкомнатную хрущобу,  спящих  родителей,  бедно  обставленную  квартиру и  свою будущую  жизнь,  в которой  будет  больше  плохого,  чем  хорошего;  в  двадцать  один  она  выйдет  замуж  за  сокурсника,  родит  сына,  станет  работать  учетчицей  писем, любовь  к  мужу  постепенно  уйдет (а  была  ли  она  вообще и  что  есть  любовь?) и они  будут  долгие  годы  без  радости  сосуществовать  рядом. И  на  работе  у  нее  тоже  не  все  сложится удачно:  она  окажется  неспособным  журналистом,  но  очень  добрым безотказным  человеком- к ней постоянно  будут  толпиться   обиженные  жизнью  люди.  Она  будет  помогать  им, обзванивать  начальство,  ссориться  с  бюрократами, вести  «круглые  столы» и  получать  за  это  мизерную  зарплату.
   А еще она будет  очаровательна:  сероглазая ,  с  легкими  светлыми  волосами,  тоненькая  в  талии, но  широкая  в  бедрах, с  красивой  грудью,  стройными  ногами.  Она  будет  обожать  своего  сына  и  наряды.
…В  сорок  один она умрет  от  рака  матки и  на  похоронах  ее соберется  не  очень  много  народа…

                ххх
…Это  скучно -знать  обо  всех и  все. Иногда  я  думаю,  что  смог  бы  помочь  всем  одним  махом. Одновременно. В   немыслимо  короткий  для  них  отрезок  времени,  который  они  зовут  секундой.(Не  подозревая,  что  Время делится  на  еще  более  короткие мгновения.  Но  если  быть  точным :Время  вообще  ни  на  что не  делится.  Оно  протекает  сразу в Настоящем, Прошедшем  и  Будущем и  похоже  на  горную  лавину,  падающую откуда-то  с  высоты без  начала  и  конца…)

    И  когда  какая-то  просьба  особенно   настойчиво бьется  в  уши,  я ее  выполняю,  это  ведь  очень  просто.  Но  выполнять все  их  просьбы, мольбы,  исступленные  взывания круглосуточно,  никакие  нервы  не  выдержат.  Опять  же,  у  нас  за  это  по головке  не  погладят…


   Светлана Васильевна  лежала  на жесткой  койке  и  умирала.  Она умирала  в  приюте  ,  среди  таких же,  как  она, никому  не  нужных  стариков  и  старух. Пахло  мочой  и  старым  телом. Было  безумно  душно,  стояла  середина   знойного  одесского лета, молоденькие  санитарки  ходили  в  коротеньких  халатиках  и  брезгливо  гримасничали, перестилая бабкам  белье или  вытаскивая  подсовы. Они  даже  не  подозревали, что  когда-то  тоже  превратятся   из душистых  и нежных  созданий в  таких  вот  старух. Потому  что  все  мужчины  на  улицах смотрели  им  вслед и  хотели  их.  Потому  что  зеркала  их любили.  И  было  столько   в  их  жизнях великолепных  вещей: помады, лаки, румяна, мечты  о  предстоящих  свиданиях,  ощущения  поцелуев и  мужских рук  на  теле,  вкус  сливочного  мороженого,  запах  моря и  нагретой  солнцем  кожи. И  мечты  о  будущем,  которое, конечно же, будет  прекрасным :  и  семья,  и  муж, и ночные объятия, и  машина,  и  дети.  Бесконечная  череда  красивых  картинок, как  в  американских  видиках…

    Светлана Васильевна  шла  босиком  по кромке пляжа, волны  накатывались  ей  на  ноги,  она видела  свои пальчики  с  ярким  педикюром.  Стояло  лето.Она  любила  свои  ноги,  свое  тело. Она нравилась  себе. Не  всегда  у  нее  было  такое  к  себе  отношение. Но  сегодня  она  шла  по  кромке пляжа, а  рядом  с ней  шел,  размахивал  руками и  говорил  об  экзистенциализме ее  любимый  мужчина. Умница.  Профессор. Философ.  Чужой  муж. Ну  и  что. Ну  и  что  из  того. Они  уже  пять  лет  любят  друг  друга так, что  все  злые  языки,  какие  были,  замолкли.   Она- свободная  женщина,  журналист, у  нее  взрослый самостоятельный  сын.  Она  имеет  право  любить  и  быть  любимой. Они  сейчас  побродят  по  песку,  а  потом  будут  пить пиво  и  есть  раков вон  в  том  ресторанчике.  И  держаться  за  руки и  хохотать неизвестно  почему.  И  вглядываться  в  глаза.  А  в  них- огни, черти и  безумное желание.  Но  они  не  будут  торопиться,  они  не  школьники. А  потом  возьмут  машину  и  через  весь  город поедут  к  ней  домой.  Но  это  будет  потом, а  пока  впереди еще  два  часа ожидания  любви, которые,  как  она уже  давно  поняла,  гораздо  важнее, чем  сама  любовь…

                ххх
…Сидеть  среди  звезд в  холодной  черноте. Я  люблю  такое,  на  первый  взгляд, бессмысленное  сидение. Просто  так, вперив  в  пустоту  взгляд. Здесь  особенно  хорошо  думается.  Кто  я?  Никакое  сознание   не  способно  вместить  мой образ. И  количество  времени, в  котором  я  существую.  Они  говорят  :  Бог  есть  любовь. И не догадываются,  что  во  мне сосуществует  одновременно   Любовь  и  Нелюбовь, Пустота  и  Наполненность, Жизнь  и  Смерть.  Главное- уравновешивать все  эти  величины,  не  давать  брать  верх  ни  одной  из  них. Для того, чтобы  царили  Гармония  и  Покой…Может  быть,  главная  моя  роль в  этом  и  состоит?  Но  об  этом  знает  только  Он. А Он  не  любит,  когда  к Нему  приходят  с  дурацкими  вопросами. «Думай сам!»-говорит Он тогда. Но  разве  это  метод  воспитания?

                ххх
…Маленький  мальчик  играет на  скрипке.  Рядом  сидит  бабушка, и  когда  у  мальчика не получается,  она  бьет  его   линейкой по  пальцам.
    Мальчик  ненавидит  скрипку  и  бабушку. Он  разучивает гаммы  и  думает о  том,  что  во  дворе  мальчишки  давно  уже  играют  в  футбол.  Окна  и  балкон в  комнате  распахнуты,  в бледно-голубом  небе  торчит  ветка акации, на  которой  начинают  набухать  цветочные  гроздья.  Бабушка  смотрит  на  ветку и  думает,  что  вряд  ли  доживет  до  следующей  весны,  что  жить  уже   практически  неинтересно  и  незачем,  но  умирать  страшно.  Вот  если  бы  Бог  послал  легкую  смерть.  Так  разве  ж  он  пошлет? 

…Дело  все  в  том,  что  я  не  делю  их   на  города  и  страны,  мне  совсем  неинтересно, кто  из  них богат, кто  беден,  мне  наплевать, кто  какую  должность  занимает в жизни,  а  уж  словам  их я  не  верю  ни  на  копейку.  Я  смотрю  как  они  произносят высокопарные  речи и  клянутся  всеми  святыми,  а  через  полчаса   совокупляются  с  чужими  женщинами  прямо на  столах  у себя  в  кабинетах. Они  наказывают  детишек  за  ложь,  а  сами лгут  на  каждом  шагу. Они  пишут искренние  стихи  о  любви  и  звездах и  тут  же  складывают  за  деньги  политические  вирши.  Они   одновременно  бывают  искренни  и  лживы,  простодушны  и  недоверчивы. Их  молитвы  необязательны. Они  легко  плачут, и  легко  дают  клятвы. Их  мат  -порой  вершина  их  умозаключений.  Впрочем,  как  ни  странно, он  уживается  с  прекрасными  стихами.  Я  люблю  иногда  вспоминать два  или  три  четверостишия.  «Быть  или  не  быть? Вот  в  чем  вопрос!  Что  благородней :духом  покоряться  пращам  и  стрелам  яростной  судьбы…», «Девушка  пела  в  церковном  хоре.  Звучал  ее  голос тих  и  смел..»,»Гул  затих,  я вышел  на  подмостки,  прислонясь  к  дверному  косяку,  я ловлю  в далеком  отголоске, что  случится  на  моем  веку…»

      И  все-таки их  философы не  способны  увидеть  целостную  картину  мира,  а  их  ученые, боясь  быть  осмеянными, даже  не  пытаются  разгадать   материалистическую  природу  чуда  и  всегда  останавливаются  на  полпути.

    Самые  прекрасные  из  них- дети, некоторые  старики и  юные женщины,  уже  чуть-чуть   вкусившие  греха,  но  еще  не  скурвившиеся, те,  которые   любят   сидеть  по  ночам  у  раскрытого  окна и, глядя  на  весенние  звезды,  грезить.  Их  души  еще источают слабый  аромат  тех  самых обожаемых  мною  цветов,  которые  растут  на  их  планете,  и  которые  они  называют  розами.

  И  все-таки  ,  по  самому  большому  счету,  они  неинтересны  мне,  как  умственно  отсталые  дети, я бы  с  удовольствием   написал  рапорт об  отставке,  но  заменить  меня  некем.  И  что  будет  с  ними,  если  я  их  покину- подумать  страшно.
                ххх
     Святый  Боже, Святый  Крепкий,  Святый  Бессмертный,  спаси  и  сохрани маленького и  Машуню, и  мамочку и  всех- всех, кого  я  люблю…Отче  наш,  иже  еси  на  небеси. Да  святится  имя  Твое…
 Наталья  Симисинова, 1996