Последняя вечеря

Андрей Козыревъ
ПОСЛЕДНЯЯ ВЕЧЕРЯ

Сибирская повесть

Октябрь – русский, сибирский, иртышский.
Морозный октябрь тридцать четвертого.
Черная река. Белые льдины. Заморозков неумолчный звон.
Избы, стайкой над обрывом теснящиеся.
Чуть слышный говорок хмельной из избы доносится:
Праздник у людей!

День рожденья у матери семейства большого,
Старухи – высокой, прямой, строгой,
С глазами молчаливыми,
Скулами широкими,
Говором быстрым,
Руками жилистыми.
Троих детей, пятерых внуков вырастила она,
Брата в Гражданскую от смерти спасла,
Мужа из плена выручила.
Все село пришло Параскеву поздравить,
Параскеву –заступницу свет-Петровну.

Сидит она за столом,
Ни слова ни молвит, – ждет, что гости скажут.
Темный огонь в глазах карих горит.
Улыбка на устах змеится.
Смотрит бабка – то на гостей,
То за окно, где снег первый все дороги завалил.

Ранний снег на полях,
Ранняя седина на висках,
Ранняя мудрость во взглядах.

Ох, и рано нынче зима к людям пришла!...

Гости подходят.
К мужу Николе два брата приехали –
Петр да Константин.
Похожи они –
Вместе в войске казачьем служили,
Вместе с японцем бились,
Вместе из плена бежали,
Рядом дома строили.
Всю жись пути их рядом шли…
Вот они, на лавке сидят, –
Не разлей вода:
Бороды черные,
Глаза карие,
Руки узловатые на коленях лежат.
Жены их здесь, сыновья и дочери,
Дети и внуки Параскевы самой –
Самому младшему – три годочка только.

И три бабки – соседки пришли, подарок принесли –
Шаль павлодарскую, узорную, разукрашенную хитро,
Яркими цветами по полю красному,
По краям – полосы зеленые да синие,
Да проблески золота раскиданы по полю всему.
В середке – Древо Жизни цветет, плодами тяжелеет.
Рисунок пышный, расцвеченный ярко, но четкий и ясный всегда,
Как память русская,
Как песня народная.

Сидят бабки рядом, седые, огромные,
Искорки шалые в глазах у них пляшут,
А сами – как из камня ваяны:
крепки, широки лицом да станом,
руки – мужских шире вдвое.
Крепость наша сибирская,
Крепость к ветру, крепость к снегу,
Крепость к земле родной.

Крест и крепость… Крепость и крест… Твердыня русская…

Все сидят безмолвствуя. Одного ждут:
Когда муж Параскевин, Никола Волохов, со двора придет –
Без него грешно пир начинать.
Без хозяина и дом – не дом,
И пир – не пир.

Пришел Никола.
Но не один.
С ним – человека два, в плащах черных и без лиц словно.
Идут за ним, руки его за спиной держат.
Вошли – грязными сапогами по коврам топают, не глядя.
– А-а, шушера сибирская! На сходку свою пришли?
Знаем мы все о вас! Сибирь отделить от Советов задумали?
Под японцев лечь?
В Индию поход еще затевали! Все мы знаем, бригада сибирская!
– Да бог с вами! Акститесь! Я японскую пулю с Хэйхэ в теле ношу! –  кто-то крикнул.
– Я под Ляояном тридцатник тому как контужен!
– Что брешете, суки? Все нам известно! Берите их, голубков!
Кто перечить будет – к стенке сразу! Чтоб все видели!
Ма-а-л-ча-а-ть!!!
……………………………………………………………………………………

Бойня в дому. Бегут кто куда может.
Где человек, где кто – не различить в суматохе.
Кровь из старых ран снова проливается –
Кровь живая,
Кровь горячая,
Зимой опьяненная,
Змеей по полу вьется, шипит, пасть алую скалит.
И кричит в сутолоке кто-то:

– Пейте, пейте, пейте все кровь мою!...

Кончился праздник.
Ушли гости незваные.
Тринадцать человек ушло с ними –
Трое стариков, осемь десятков старшему,
Четверо мужиков,
Парней молодых шестеро.
Большая участь их ждет –
Безупречная смерть, без следа, без памяти –
Только лагерная пыль,
Только черный ветер,
Только крест над пылью, ветром разметаемой.
Крест незримый…  Долго он будет над степью стоять.

И только Параскева до конца дней повторять будет:
– И за что повязали родимых? У них ведь не то что сашек – седел даже не было!!!
А кони – были…

Осталась Параскева-заступница,
Осталась дочь ее Галина,
Племянницы две да внуки перепуганные.
Одни, одни…
Сидит бабка за столом,
На разгром в комнате смотрит.
Молчит. И дети притихшие молчат.
Словно понимают, что нету слов больше.
Тишина.
И завывание ветра.
Тишина…

…И только пес шелудивый до дворе воет –
Громко, горько, глубоко невыносимо.
Полыньи чернее и глубже вой этот,
Воды зимней студенее,
Обжигает, пронзает, бьет болью – до мозга костей!

Молчат люди.

Молчит все в мире этом –
Ранний снег на полях,
Ранняя седина на висках,
Ранняя мудрость во взглядах.

Ох, и рано нынче зима к людям пришла!...

Тяжелы они,
Поздние сумерки России –
Глухие, темные,
Неотзывчивые.

И сидит в этих сумерках бабка –
– Великая Матерь –
Одна за столом.
Пустую стопку перед собой держит.
И молчит.

Никогда не умрет, никогда… Никогда…