Сказание о домбре.
По мотивам казахской легенды «Хромой кулан»
Весенним днем, в степи согретой солнцем,
Паслись куланов мирные стада.
Неподалеку вдруг со свистом звонким
Вонзилась в землю легкая стрела.
Прочь ринулось в испуге лютом стадо,
Хромой кулан остановил разбег.
Летел в седле за ним посланник ада,
Извечный враг заклятый - человек!
Кулан могуч. Потомство защищая,
Не раз давал отпор в степи врагам.
До изнеможения стадо загоняя,
От волчьих стай без устали спасал.
Однажды, так случилось, в ярой схватке
Матерый волк увечьем наградил.
Вперед неслись куланы в лихорадке,
Когда клыки вожак в него вонзил.
Из пасти волка смертоносным ядом
Стекала вниз кровавая слюна.
Сквозь боль увидел, беспощадным чадом,
Кипели злобой хищника глаза.
Как смерти избежал в безумной схватке,
Кулану не дано забыть вовек.
И так же плотоядно, без оглядки
Вослед ему смотрел и человек.
Никто в роду наследника престола
Вовек чужому горю не внимал.
В азарте мчится юноша задорно,
Восторга в нем горячего запал.
Рука в колчан ныряет в праздной скуке,
Глаза бедовые неистово горят.
И не щадят безжалостные руки
Ни кобылиц, ни малых жеребят.
Пуская тучей стрелы, веселился,
И кровь сочилась из смертельных ран.
На всадника бесстрашно устремился,
Хромая, в гневе яростном кулан.
Пред человеком нет в нем больше страха,
Копытами достал почти седла.
Ощерился и со всего размаху
С коня на землю сбросил седока.
Оторопела, вслед явившись свита,
Мрак вечности узрев в его глазах.
От гибели своей в испуге диком
Куланы унеслись на всех парах.
Как хану рассказать о смерти сына?
Отец во гневе разве пощадит?
Жизнь вестника не стоит и тиына*.
Пусть хана Кетбуга* уведомит.
Известие жырау* подвергло скорби,
Молчание хранят его уста.
В отчаяние ушел весь, спину сгорбил,
В кулак сжималась крепкая рука.
Да разве он вовек себе позволит,
Потворствуя высокой воле, ложь?
Лишь истина, таящаяся в слове,
Взывала в сердце пламенную дрожь!
Березы ствол срубив, ваял он долго,
Лишь пот катился с горестного лба.
Наполнив душу сладостным восторгом,
Явилась миру пылкая домбра.
* * *
Безмолвно беки подвели к престолу.
Поникнув головой, жырау стоял.
Истертого собрал халата полы,
Домбру настроил и глаза поднял.
-Ну, что ж, акын, присаживайся смело.
О чем твоя домбра расскажет нам?
Она, хочу, чтоб истину воспела,
Ты не посмеешь поднести обман.
Не говоря ни слова, тронул струны
И первый звук извлек он из домбры.
Ножом как будто сердце полоснуло
Правителя предчувствие беды.
И вздрогнул воздух тяжестью свинцовой,
Заплакала печальная домбра.
В ответ ей кровью налились багровой
Безжалостно-раскосые глаза.
Домбра играла в тишине зловещей,
Весенним изливаясь ручейком.
Вот жаворонки звонкие трепещут
Средь облаков на небе голубом.
И, словно степь весеннюю вздымая,
Раздался стук бесчисленных копыт.
Улыбка на губах отца кривая
Возникла вдруг, добра что не сулит.
Домбра, в руках акына извиваясь,
Издала звук стремительной стрелы.
Удушливою яростью сжимая,
Вонзила в хана истина клыки.
Не может совладать с растущим гневом:
- Что хочешь, Кетбуга, мне сообщить?
- Таится истина домбры во чреве,
И лишь ее хан должен обвинить.
На неотвратимой оказавшись плахе,
Молчит акын, но не молчит домбра.
Взлетела и в неистовом размахе
Оборвалась бесстрашная струна!
Все понял хан, и руки задрожали.
Своей он власти смерть не подчинит.
И ноздри хищные его затрепетали:
- Кто, мне скажите, сына возвратит?
В груди жестокой что-то онемело,
В испуге мутном на домбру глядит.
В единый миг душа окаменела,
И горе тяжкое огнем ее палит.
Взглянул акын на хана зорким взглядом,
В руках его запела вновь домбра.
Посыпались тяжелым камнепадом
Без языка понятные слова.
- О, разве ведал ты о том, правитель,
Пощады что запросишь у домбры?
Узнав о смерти сына, повелитель,
Не утаишь предательской слезы.
Склонились в страхе пред тобой народы,
И кровью захлебнулась вся земля.
Светил закаты в Небе и восходы
Вовек не покорятся силе зла.
Не забывай о том, владыка мира,
Не вечно будет жизни виться нить.
И Потрясателя Вселенной* своей силой
Сумеет Небо смерти подчинить!
От горя безутешного вдруг сжалась,
Не ведавшая жалости душа.
Печаль и горечь струны изливали,
С отцом скорбела вместе и домбра.
Но не о гибели наследника тужила
В безвыходном отчаянии она.
Вдруг правда перед ханом обнажилась,
Как мало света в мире и добра.
Перед глазами пронеслась лавина,
Все истребляя на своем пути.
То всадники безудержной стремниной
Туменов* мир на горе обрекли.
- В боях не раз ты видел, меднолицый,
Страдания безутешных матерей.
Судьба твоей карающей десницей
Лишала их навеки сыновей.
Так неужели смерть Джучи не стоит
Бессчетных матерей, отцов беды?
Довольно, хан. Знай, никого не тронет
Вся тяжесть горькая твоей скупой слезы.
Взор опустив на сильные ладони,
Сидел в тоске безмерной долго хан.
Но знал акын, согнувшийся в поклоне,
В миг роковой он слова не сказал.
- Пусть, Кетбуга, струна твоя умолкнет.
Явилась вести тяжкой мне гонцом.
Домбре себя сбить не позволю с толку.
Залейте дерзостную глотку ей свинцом!
Примечания:
Джучи - старший сын Чингисхана;
Тиын - копейка, ничтожная цена;
Жырау - поэт, исполнитель героических сказаний, дастанов, жырау считались вещими поэтами, провидцами. Находились при ставке хана и принимали деятельное участие в решении государственных дел. В военное время входили в состав военного совета при хане. Это определило назидательный характер поэзии жырау.
Кетбуга - жил приблизительно в 1185–1260 гг., казахский жырау, сказитель, композитор, герой народных исторических легенд. Его называют и основателем казахского древнего литературного искусства. Народ прозвал Кетбугу «Улы жыршы» («Великий сказитель»).
Тумен - военно-тактическая единица у тюрков и монголов, состоит из 10 000 всадников.
13.10.2013 г.
Г. Алматы.