Аттракцион – это устройство, созданное для развлечений. Первый и самый древний аттракцион – качели и горки. Наверное, в древности люди использовали горки для сбережения сил. Шел-шел человек, а потом сел и поехал по снегу в студеную зимнюю пору. И понял тогда, что это – хорошо.
Говорят, что катание с горки - это древнее развлечение, его очень любил царь Петр I. Только жаль, что прокатиться с ветерком можно было тогда только в зимнюю пору. А летом? Оказалось, что можно и летом. По повелению государя были устроены первые летние горки в России, один из самых удивительных аттракционов той эпохи. Длина ската составляла пятьсот тридцать два метра. Катальные коляски двигались по рельсам и механически возвращались назад. Были они похожи на египетские колесницы.
Рассчитал устройство этих горок Андрей Константинович Нартов, а оформил архитектурно это сооружение итальянец Антонио Ренальдо. Сохранились изображения этой удивительной горки. Последний раз по ней прокатились в начале позапрошлого века. До наших дней дошло только величественное здание с прекрасным куполом и открытыми верандами, где начинался спуск. Здесь же приглашенные гости могли отдохнуть в прохладе и полюбоваться дивным русским пейзажем, с далью зеленых полей, с перелесками, с синеющими ниточками неспешных малых рек вдалеке.
В Америке эти горки назвали русскими, а вернувшийся к нам наш же аттракцион мы сегодня называем американскими горками.
Ни эту историю, ни само слово «аттракцион» Мария Дмитриевна не знала. Родилась и выросла она в глухом месте России, о котором говорила, что за их селом только медведи и жили. Рано осиротела, учиться в город не поехала, побоялась остаться в одиночестве. Бабушка была старенькой и больной. Мария за неё работала на ферме телятницей. А в соседнем силе жил такой же неприкаянный паренек, который рос в сиротстве при живой матери, потому что та вышла замуж второй раз, но избранник поставил условие: пусть мальчик остается с бабушкой.
Эти два одиночества встретились и очень рано поженились. В браке родилось пятеро ребятишек. Семья требовала забот и трудов огромных. За тридцать лет супружеской жизни Мария с мужем Владимиром и вспомнить не могли, когда они праздновали. Отпуска они не брали, получали компенсацию и тратили на семейные покупки. Знали они немного дорог. На работу, с работы, в магазин, в клуб, в администрацию села, на почту, в библиотеку, в школу на собрание – вот и все их маршруты. Не густо, согласитесь?
- Вот так всегда. Как к столу - так семеро с ложкой, а как работать - так один с сошкой. Пятерых детей вырастили, четверо внуков уже, а картошку копать некому. Только мы с Марией и должны трудиться изо всех сил. А силы какие? Дело уже к пенсии. Мы уже выработались. Младшие двойняшки в институт поступили и в колхоз на уборку уехали, сын - в армии, старшие бы и помогли, но уехали в такую даль, что и не дозовешься. Советы дают, чтобы мы огород бросили дальний. Ну, как землю бросить? Десятки лет кормила нас и поила, и помогала нам их же поднимать, а теперь взять и бросить? Нет и нет! Пока ходить буду, пока силы будут, буду картошку выращивать. Излишки можно и продать. Расход то вон какой, и сына одеть весной в гражданское нужно, и девочкам в город сумки собирать с продуктами по субботам тоже нужно! На наши нерегулярные зарплаты больно не разгуляешься. Подворье выручает, да подсобное хозяйство. А картошечка - она везде в ход идет. И поросятам, и бройлерам, и коровка не отказывается, когда в пойло подмешаешь. Одна беда - "Москвич" наш старенький сломался. Ну, хоть репку пой. Когда исправен был – мы вечерами понемногу копали, а теперь и немного осталось, и хоть бросай урожай в поле. И как быть?
Горевал Владимир громко. Жаловался на беду всем и каждому. А вдруг, кто поможет? Если не делом, то советом.
Молодой агроном дал совет добрый: поехать в поле на тракторе "Беларусь". Он закреплен за зерновым двором, но можно выкроить денек неполный, переделать все работы на зерновом дворе, а часов в одиннадцать отправиться на нем в поле. Хоть и не положено в кабинке вдвоем ездить, но на полевых дорогах постов автоинспекторов нет. Никто не остановит!
- А что, это выход!
Мария с вечерней дойки отпросилась. Доярки взяли её группу на раздой. Каждая обещала подоить несколько рогатых подружек, как ласково называла коров в своей группе Мария.
К одиннадцати часам все было собрано. Сетки для сбора картофеля, ведра, скребки для копания в кустах, веревки для завязывания мешков, двое вил для подкапывания кустов. Почему двое? А вдруг одни сломаются? Земля в этом году была дождями крепко прибита. Мария собрала и сумку с едой, и в огромный термос налила чая с молоком.
Владимир приехал за женой только в половине двенадцатого. И даже не зашел в дом пообедать, а загрузил все в ковш экскаватора трактора-погрузчика, усадил в кабинку жену, и они поехали полевыми дорогами на своё дальнее поле. Действительно дальнее. Шесть километров от села.
Большой и широкий и очень вместительный ковш у трактора был сзади. Если нужно было сдвинуть кучу зерна, трактор ехал задом. Впереди у трактора тоже был ковш. Им можно было черпать грунт. На зерновом дворе таких работ не было.
На поле приехали быстро. И опять, не передохнув ни минутки, прямо бегом принялись за работу.
Какие это были труженики. Любо-дорого глянуть со стороны! Володя из хрупкого паренька в зрелые годы превратился в широкоплечего, седеющего мужчину, умелого и трудолюбивого.
Мария изменилась очень мало. В черных, как смоль, волосах не было у неё ни одного седого волоса. Она не утратила ни своей гибкости, ни своей изящности, и со стороны можно было принять её за одну из дочерей. В дальней или ближней родне у неё были люди восточные. Тонкие запястья и необыкновенная красота кистей рук достались ей в наследство от таинственных предков. Да и нрав она имела не совсем кроткий. Часто горячилась, спорила с мужем до хрипоты. А он только улыбался снисходительно.
- Маша! Ну, зачем так делать? - говорил он жене своим густым басом и разводил руками.
- Ну, не шибко, не шибко! – останавливал он свою жену, но она работала проворно. Владимир не успевал подкапывать ей вилами кусты картофеля.
Из года в год сажали они картофель на кучках. Уже давно все в деревне сажали в борозды под трактор, а Зотовы в шахматном порядке набивали небольшие кучки, клали на каждую по проросщенному клубню картофеля. И присыпали землей. Обрабатывали они поле тоже вручную. Теперь каждый куст картофеля давал такой урожай, что Мария даже не клала клубни в ведро, а собирала их прямо в сетку, которую переставляла за собой. Так она сберегала время на то, чтобы наполнить ведро и высыпать клубни в мешок. А когда уже ноша была неподъемной, Мария оставляла мешок на месте и досыпала его доверху, наполняя клубнями ведра. Володя сразу же завязывал сетку.
Труд в поле походил на какое-то колдовство. Казалось, что красивые розовые клубни сами выходят из земли. Мария только кланяется им низко. Какой там скребок? Он давно уже был убран в ковш трактора, а Мария копала картофель руками. Она запускала в куст картофеля обе руки, делала какие–то движения, как бы потряхивая и подбрасывая землю вверх, и от этого картофелины выпрыгивали из земли, и копальщица собирала их или в мешок, или в большое цинковое ведро, и обильный урожай радовал её.
- Ого! – говорил Володя, - прямо сетки с картошкой сами собой на поле встают. Только вот как мы повезем все домой? Ковш большой не вместит всего.
- Что-нибудь придумаем! Не бросать же выращенное в поле. Да и когда мы в другой раз выберемся сюда. Поторопись, Володя.
- Загнала ты меня. Не даешь передохнуть! До заката еще далеко. Успеем все убрать. А теперь давай перекусим!
Они уселись на поваленных мешках с собранным урожаем и открыли сумку с едой. И фаршированные блинчики, и ватрушки с творогом, и сладкие пирожки, и домашняя колбаса – все было таким вкусным и аппетитным на вид, что Володя восхитился.
- Маша! И когда ты только успела все приготовить?
- А если скажу, когда, то что это поменяет? Есть перестанешь?
- Нет, не перестану. Золотая ты у меня женщина!
- Ишь ты, как заговорил со мной. А вчера другое было.
- Да я с соседом всего сто грамм и принял.
- Сколько раз?
- Чего, сколько раз?
- Сколько раз по сто принял?
- А пес его знает! Раза три, не больше.
- А что тогда жалуешься мне на мое поведение? По голове тебя гладить за это?
Володя примолк. С Марией не забалуешь. Сама будет в три погибели гнуться и в поле, и в огороде, и в стойле со скотиной, но и никому отлынивать от дела не позволит.
Солнце уже стало уходить за горизонт, когда работа была закончена. Семнадцать пятиведерных сеток картошки накопали они вдвоем за восемь часов работы. Это был маленький трудовой подвиг.
Володя стал грузить сетки в большой ковш-подборщик трактора. Мария силилась помочь ему. Она, как муравей, пристраивалась к большой ноше и пыталась сдвинуть её с места.
- Отойди, неугомонная! Посиди в тенечке. Я сам справлюсь. Из тебя в этом деле помощник никакой. Силенок то, как у мухи.
Сетки все в большой ковш не вместились. Володя часть урожая сложил в кабинку трактора, а две сетки пристроил на крыльях над большими колесами трактора. Все он укрепил, все завязал крепко. Можно было ехать. Но как довезти до дома Марию? Места ей нигде не было.
- Может, ты на капот трактора сядешь, а за трубу будешь держаться, а для надежности я тебя веревкой привяжу?
- А получше ты ничего придумать не можешь? Мотор горячий, капот тоже горячий. Сварить меня хочешь?
- Да… Что же придумать? Может быть ты мне в кабинке на плечи сядешь. Ты – легонькая. Я тебя вынесу.
- Да ты что? Хочешь, чтобы все от смеха попадали, когда я в кабинке трактора верхом на тебе в поселок приеду? Заиками граждан хочешь оставить? Нет. Давай я лучше в передний ковш погрузчика сяду. Я в нем легко помещусь. А до поселка доедем, ты остановишься, я выйду и пешком пойду домой.
- Замечательно. И трактору равновесие предадим. А то он присел на задние колеса. А половину дороги мы в гору будем ехать. Может на дыбки вставать. Давай, попробуем!
В считанные минуты ковш погрузчика Володя превратил в роскошное кресло. Он набил оставшуюся пустую сетку для картофеля травой, которую ловко нарвал своими огромными большими крестьянскими руками. Он даже перебрал траву, чтобы невзначай не попались колючки. Режущая часть ковша была надежно укрыта, Володя взял жену на руки, обнял, покачал из стороны в сторону как младенца, подул ей в лицо.
- Не шали! – сердито сказала она, - но тут же сменила гнев на милость и своей изящной ладошкой погладила мужа по волосам.
Ковш экскаватора напоминал подвешенную люльку. Володя бережно усадил в него свою жену.
- Удобно?
- Очень.
- Только я привяжу веревку к ковшу крепко, чтобы тебе было за что держаться. Для безопасности. И вот еще что. Возьми в руки веточку. Если что-то будет тебе неприятно, помашешь мне веточкой. Сигнал у нас такой будет. И я немедленно остановлюсь.
И вот они двинулись в путь. Володя ехал на небольшой скорости. Мария удобно устроилась в ковше экскаватора. Он чуть покачивался в такт движению и убаюкивал бедную женщину. Ощущения были новыми. Но не только это поскрипывание и покачивание ковша экскаватора делало путешествие незабываемым. Марию Дмитриевну поразил вид окрестностей, которые она могла теперь обозревать без всяких помех.
Когда она ходила пешком по родимой землице нашей, она смотрела себе под ноги. Когда она ехала на машине, то панорама менялась так быстро, что сосредоточиться ни на чем не было возможности. А вот сейчас трактор превратился в устройство для развлечения. Оригинальное использование ковша экскаватора не только не причиняло путешественнице неудобств, но и развлекало её!
Она почему-то вспомнила стихи известного в Амурских краях поэта Петра Комарова, которые учили её младшие девочки. Учили они его вслух, а Мария была от природы таким одаренным человеком, что запомнила это стихотворение раньше своих девочек.
Край далекий, с лесами, да сопками
С поздней жалобой птиц. Это ты
Разбудил голосами высокими
Сыновей золотые мечты.
Много стран в эти годы видали мы,
По дорогам солдатским пыля.
Только нам и за дальними далями
Снилась эта, родная земля!
Стихи не были сочинены, они вылились из души поэта. И Мария чувствовала это своим материнским сердцем.
Дорога шла вдоль огромного поля. Это были сенокосные угодья. Трава уже была давно скошена, а рулонные подборщики скрутили её в большие рулоны, которые лежали пока неубранными на желтом жнивье. По краю поля росли березки, дубки, но от этой группы отделились и шагнули на простор три сосны. Полоска соснового леса была очень далеко.
Она зеленела легкой опушкой позади гряды мелколесья. Наверное, отсюда залетели семена, упали на край поля, проросли и не были скошены острыми лезвиями сенокосилок. Крошечные деревца поднялись, превратились в кудрявые сосенки и опять уцелели в предновогоднюю пору. Никто не посмел срубить их для недолгого стояния в мишуре и бусах в крестьянской избе.
Теперь они на воле росли настоящими красавицами. Им хватало света. Крона этих деревьев начиналась низко, и сосновые лапы поскрипывали и приветливо махали всем, кто проезжал по проселочной дороге.
В природе было еще мало желтого цвета. Только стерня желтела, да рулоны сена янтарной желтизной сияли на поле.
Березки стояли в своей красе. Ольха тоже не спешила покоряться приближению осени. Но уже взял невидимый художник в руки красочную палитру и тронул желтыми красками, багровыми, пурпурными, то кончики листьев у деревьев, то верхушки нескошенных трав вдоль дороги, то полоску неубранного хлеба вдали.
Природа готовилась к переходу к суровым зимним холодам. Нужно было так уйти в спячку, чтобы проснуться. Деревьям – в кроне зеленой листвы с клейкими листочками, траве – в новых побегах, проросших из брошенных осенью семян.
Полевая ромашка у дороги уже потеряла все свои листочки, кроме одного, который уже не мог её украсить, и смотрелся какой-то кривой белой сабелькой поперек семенного ложа, так набитого семенами растения, что странно было, как еще эти семена не просыпались на землю.
Все стремилось продлиться во времени. Колючки цеплялись ко всему, и так хотели найти для своего потомства новые места обитания. Семена клена летели по ветру, сосны открывали свои шишки и роняли семена, дарили их ветерку. А вдруг он унесет их в светлые края и уронит в хорошую почву.
Начало осени было золотой порой для птиц. Они не успевали лакомиться семенами, которые теперь были для них повсюду.
Трактор ехал неспешно вперед, а Мария Дмитриевна любовалась открывавшимся видом. Ей казалось, что волшебная сила подняла её над землей и понесла над полем, над дорогой, над этим простором и над этой красотой.
Когда трактор поднялся на вершину сопки, то отсюда открылся вид на тонкую полоску голубой воды. Это была река Зея. Она текла за многие километры от этих мест и видна была только с этой сопки.
За спиной у Марии, восседавшей в ковше трактора, садилось солнце. Оно еще бросало свои лучи, но тень от трактора все росла и росла, и росли тени от деревьев и от трав, создавая темный узор кружевной тени.
Никто не встретился путешественнице до самой околицы села, но тут из перелеска прямо на дорогу вышли две незнакомые женщины с полными корзинами грибов. Они взглянули на трактор и не поняли ничего. Потом посмотрели из-под руки. В светлом ореоле из лучей заходящего солнца в ковше трактора сидела прекрасная, стройная женщина средних лет.
Женщины не поверили своим глазам. А потом они просто рухнули на обочину дороги, и даже выпустили корзинки с грибами из своих рук. Дамы захохотали так, что перекрыли рокот тракторного мотора.
- Подумаешь, развеселились! Что мне было - пешком идти что ли? Знали бы они, как мне хорошо так ехать!
Так и закончилось это путешествие у въезда в село. Мария замахала веточкой, давая понять мужу, что пора остановиться, но Володя не остановился. Так и провез её по деревне в ковше экскаватора. И никто не веселился по этому поводу. Деревенский народ был ко всему привычен. А Владимир пожалел ножки своей родной и любимой жены. Наломалась за день, находилась, так пусть доедет до самого дома с удобствами.
Этот новый русский аттракцион не попался на глаза никому из американцев. А то бы и это переняли.