Любовь по осени считают

[Из сборника "Pleasures: Women write erotica", ed. Lonnie Barbach. – London: Futura Publications, 1985]

"Autumn loves"
Valerie Kelly
(с) 1984 by Valerie Kelly
(с) Перевод на русский язык - Юрий Циммерман, 2015


"Любовь по осени считают"
Валери Келли


Я и мой сын Майкл швыряли камушки и маленькие листочки в узкую речушку до тех пор, пока игра мне не надоела и я не уселась вместо этого на валун, чтобы приглядывать за мальчиком. Сухие осенние листья присоединялись к другим таким же, уплывая вниз по течению, к океану. Камушки тонули.

"Смотри, мам", - сказал Майкл точно так же, как он делал это, едва только выучившись ходить. И я смотрела на него, и думала о нем, и о том, как же сильно я его люблю, а потом вернулась мыслями к своей подросшей любви. Мы были лучшими друзьями,мой сын и я, но иногда, даже в такие хорошие дни, как сегодня, мне остро не хватало компании взрослого мужчины.

В сентябре исполнялось три года с того момента, как мы перебрались в Санта Барбара, чтобы я смогла дописать свою дипломную работу в местном университете.  Теперь с учебой покончено, по крайней мере для меня, но нас с городом было уже не разлучить: Санта Барбара – прекрасное место, просто идеальное.

Когда мы приехали, Майклу было только семь лет. Мы гуляли по испанским подворьям, карабкались на скалы и останавливались у каждого цветка, чтобы узнать, как он называется, все время поздравляя себя с тем, что выбрали для житья такой удивительный город. Когда Майкл увидел свою новую школу, располагавшуюся на заросшем травой холме всего через улицу от океана, он сказал мне: "Мы обычно путешествовали как раз в такие места в моей старой школе".

А сейчас снова сентябрь, время начинать заново. Пора нам двигаться дальше. Но что-то все ещё удерживало меня здесь, привязывало к этой гавани, что-то держало взаперти.

В Санта-Барбаре осень – самое изысканное время года. Молочная пелена тумана уже не застилает пронзительно синего неба, ветры из Санта-Ана сдули ее в море. Даже с того места, где я сижу сейчас в маленькой рощице рядом с нашим домом, среди высоких эвкалиптов, склоняющихся под легким бризом, аромат жимолости и жасмина проникает в воздух и делает его сладким. Когда природа вокруг столь изобильна, легко забыть о том, что окружающая тебя среда не имеет ни малейшего отношения к подлинному счастью. Быть довольным жизнью – это ощущение должно прийти изнутри, а если говорить обо мне, то чего-то здесь явно не хватало. Хотя шестое чувство подсказывало, что отъезд отсюда помог бы мне справиться c этой головной болью.

Три года – это, оказывается, так долго! Три года назад я была еще ребенком, таким наивным и доверчивым, таким мечтающим. чтобы его обманули, таким готовым влюбиться. Любой мужчина мог достучаться до меня, затратив лишь минимальное усилие. А что до Лоренса, ему и вообще никаких усилий не потребовалось.

Он был профессором в университете, по истории Греции и Рима. Мне рассказали, что он – признанный авторитет в своей области и только что вернулся из Греции, где провел лето, собирая новую информацию о жителях тамошних горных деревенек.

Это было странно – столько узнать о человеке прежде, чем познакомишься с ним воочию. Он так стремительно вырос в статусе, что я рассчитывала увидеть гиганта мысли и едва ли не гения. А последним битом информации стали для меня его личные данные. Профессор развелся два года назад и теперь сам воспитывает девятилетнего сына. То, что у нас так много общего, я сочла знаком судьбы. И стала искать случай познакомиться.

В один прекрасный день такой случай предоставился сам собой. Жанна, молодая женщина из моего семинара по французскому, подрабатывала лаборантом и занималась рабочими планами профессора. И однажды случилась в библиотеке, где отчаянно воевала со стопкой книг, которые надо было отнести к нему в кабинет. Я помогла ей дотащить тяжелые древние тома через весь кампус и наверх по лестнице. 

Когда Жанна пинком открыла дверь, то все, что я сумела разглядеть – это профессорскую спину. Он писал что-то в большом желтом блокноте, лицом к окну. Жанна позвала его по имени, и он обернулся.

"Лоренс, - сказала она, - это моя подруга из семинара по французскому". Он развернулся на своем вращающемся кресле и впился в мои глаза своими – ледяными и голубыми.

Ставшая закоренелым циником за последние десять лет с того дня, как повзрослела, и за полный срок матери-одиночки на празднике чужих свиданий, ни на понюшку не верящая в любовь или страсть с первого взгляда – когда я увидела, как этот мужчина обернулся, улыбаясь, все еще с кончиком карандаша во рту, в этот же миг я на него запала.

У него были волнистые густые волосы, большей частью черные, с серебристыми прядями от затылка. Это серебро проступало серыми крупинками на его холодных пастельных глазах. Губы у него были полные и чувствительные, а идеально белые зубы – сильны и прямы. Может быть, по меркам других женщин он красивым и не был, но для меня это оказалось так, словно бы я заклянула в лицо своему суженому. И ощутила, что хотела бы вглядываться в это лицо вечно. 

Мы пожали друг другу руки, и я представилась. Его рука была большой, коричневой, но пожатие мягким. Я держалась за него слишком долго.

Он сказал Жанне что-то про те книги, которые она не сумела отыскать,  а потом поднял трубку и принялся отвечать на телефонный звонок. Я поняла, что мешаюсь, и вышла.

Пока я спускалась по лестнице и в "квад" [1], я размышляла об этом коротком переживании и пыталась разобраться, что же со мной только что произошло. Стояло лето, мне только что стукнуло тридцать, и ко мне, как к "возрастной" студентке,  преподаватели всегда относились лучше, чем к сокурсникам. Когда-то раньше я встречалась с учителями, с этим проблемы не было. Он был старше меня лет на десять. Но с этим проблемы тоже не было. И все же что-то пугало меня, и я пыталась раскопать причину этому у себя в голове.

На долгие годы я закрылась от эмоциональной вовлеченности. Хотя я всегда была как личность ориентирована на чувства, мне удавалось удерживать секс отдельно, а самые нежные чувства отдельно. Самозащита, полагаю. А потом, в самое последнее время, я вообще закрыла свое тело для секса. Сознательное отвержение этой физической разрядки как формы самовыражения, как замены подлинной любви делало меня свободной и немножко одинокой. Хотя я была искренне уверена в том, что секс послужил в свое время препятствием для моего личностного и академического роста, а потому добровольно блокировала чувствительность к нему, но не могла при этом не ощущать, как что-то внутри тянет меня в прямо противоположном направлении. У тела обнаружились совершенно иные планы.

Внезапно я почувствовала зуд между ног и трепет плоти моих грудей. Лоренс не сделал ничего, только посмотрел мне в глаза и прижал свою темную руку к моей – и я от него завелась. Это было знакомое и на удивление радостное чувство, несмотря на все мои прежние благие намерения.

А потом, как если бы судьба тоже оказалась участником этой игры, я стала встречать Лоренса повсюду: на факультетских вечеринках, в архиве, на "кваде". Однажды ближе к вечеру, когда мы оба одновременно разбирали входящую почту, Лоренс предложил мне прогуляться до кафетерия, за мороженым.

Наматывая шаги от кампуса до студенческого центра, мы говорили об университете, о чудесной осенней погоде, и немножко о греческой архитектуре. Но к тому времени, как расплывающаяся ваниль начала скапывать с сахарных головок, перешли уже к более личным вопросам.

Он рассказал о женщине, с которой встречался и с которой постепенно прекращал потом отношения. Она была художницей и имела какие-то дела с городским музеем искусств. По словам Лоренса, она – очень серьезная личность, и в свои тридцать восемь ни разу не была замужем, не имела детей и вообще не собирается их заводить. Они периодически ссорились из-за его сына, Скотта, и это прибавило напряжения в их и так уже нездоровые отношения.

Я спросила, были ли у него отношения со студентками. Он ответил  "нет", формально это запрещено правилами найма. Тогда я сказала, что на его занятия ходить не буду, и он рассмеялся.  "Какое облегчение, – сказал он. - А ведь была минута, когда я подумал, что придется слегка нарушить правила".

Мороженое кончилось, но ни один из нас не был еще готов завершить беседу. Оказалось, что мы прогуливаемся в окрестностях кампуса, а потом подымаемся на холм, который отделял нас от океана. Он изогнулся вокруг лагуны, в центре которой размещается маленький островок. Индейцы-чумаши использовали его для похорон, и ходили слухи, что там закопаны сокровища, которые привозил после своих налётов сэр Фрэнсис Дрейк. На побережье Голета-Бич, в двух шагах от колледжа, нашли пушку, а из залива однажды вытащили английский якорь шестнадцатого века.

Какое-то время мы болтали об этих легендах, пока карабкались по скалам к вершине холма. Я была так рада сбежать от грохота кафетерия и непрерывного гудения студенческой болтовни. Чем ближе океан, тем громче становился рокот волн, тем более властным, и тем дальше он вымывал все остальные звуки за пределы слышимости.

Тропинка привела нас на гребень утеса, где росли дикая трава и яркие цветы. Внизу расстилался океан – и мельтешили серферы в скользких и мокрых черных костюмах. Анис в сочетании с океанской пылью придавали дыханию чувственное очарование. А дальше вверх, на лугу, пожелтелая дикая трава пестрила золотыми, фиолетовыми и темно-розовыми цветами. Я ощущала себя словно гуляющей по холстам Моне.

Внезапно, бурный порыв ветра с певучим звуком хлестнул по траве. Лоренс положил руку мне на плечо и спросил, не холодно ли мне. А я – да, я дрожала, но не от холода.

Мы карабкались вверх по скалам, чтобы добраться до самого лучшего места на этой плоской скале, но когда мы туда дошли, то оказалось, что это еще ближе к дороге. Лоренс потер гусиную кожу на моей руке: "Все-таки  тебе холодно".

"Да", - соврала я. Он обнял меня рукой за талию и повел через сусликовые норы. Казалось, пальцы Лоренса прожигают мою блузку насквозь, и тепла его тела в соприкосновении с моим оказалось достаточно, чтобы заставить меня трепетать.

Какой-то любитель бега трусцой нагонял нас сзади, и Лоренс потянул меня вбок. Бегун даже не сбился с шага. Когда я потянулась обратно на тропу, Лоренс остановил меня, положив руки мне на плечи. И склонился к моему лицу.

Я боялась поднять глаза, боялась, что он увидит мое желание и примет меня за похотливую, распутную бабу – вместо той сдержанной дамы, которой я научилась быть. Но он чуть наклонился и поймал мой опущенный книзу взгляд, дразня. Я не смогла не улыбнуться. Потом он поцеловал меня, поначалу легонько, только в губы. А потом еще раз. И во втором его поцелуе я утонула, как погружаются в теплую пенистую ванну.

Мы медленно опустились на траву и так, все еще оставаясь на коленях, тесно прижались друг к другу. Я все еще дрожала.

Лоренс прошептал мое имя – так, как будто бы он влюбился в каждый его звук. Разгладил ткань моей блузки на лопатках длинными ровными касаниями.

Набравшись храбрости, я взглянула на него. Наши глаза идеально сочетались друг с другом. Черные зрачки едва ли не терялись на синем фоне, и он слегка щурился на ярком солнце. Его полные губы были раскрыты и влажны по центру. Я мягко поцеловала левую сторону его рта, потом правую, а потом посередине. Мало-помалу я продавливала себя сквозь стену собственного стеснения, раздвоенности установок и всех угнездившихся в подсознании запретов, пока наконец не ощутила только то, что целуюсь, а единственным, что я слышала сейчас, было наше дыхание. 

Колени ослабли и умоляли улечься на траву. Лоренс помог мне опуститься на землю и повернул на спину. Мои волосы разметались меж опавших веток и одуванчиков. Юбка задралась до бедер. Соски моих грудей пробивались наружу сквозь тонкий бюстгальтер и хлопчатую блузку.

Лоренс все еще медлил в своей позиции на коленях, рассматривая меня с голубым огнем в глазах. Его фигура была подсвечена сзади желтым небом, и я практически не могла разглядеть подробностей его телосложения. Он сражался с чем-то в своих трусах. Но теперь я уже смогла понять, что это его эрекция. Длинный и толстый артефакт проступал сквозь простенькие слаксы. Он запихивал "это" вниз, но оно вырывалась обратно, и сама эта картина меня всколыхнула. Хотелось рвануться навстречу и самой ухватиться за эту штуку, но еще не хватало смелости.

И вот он опустился на меня сверху, его тело у меня между ног, а лицом прижался к моей щеке. Я могла ощутить сладкий аромат его кожи, смешанный с лосьоном после бритья – сладость и страсть. Он целовал меня за ухом, под подбородком, и в ту ложбинку, где шея встречается с плечами. Между ног я ощущала грубую ткань его штанов. И приподняла одну ногу, чтобы прижаться лобком к его набухшему члену.

Мимо пробежал еще один джоггер, и мы застыли, затаив дыхание. Бегун даже и не глянул в нашу сторону, но Лоренс занервничал. Ему было гораздо больше терять, чем мне, если нас здесь застигнут.

Но всё равно, при всей опасности и непристойности ситуации, я решила, что могу решиться и поиметь его прямо здесь, на скалах. Что-то в жаркой напряженности момента заставило меня позабыть обо всём, чем рискую. Да и вообще, в то время я и представить себе не могла, что что-то настолько волшебное может со мной случиться еще хоть раз в жизни.

Не отрывая своих одурманенных глаз от моего лица, Лоренс проскользнул рукой под блузку и обхватил мою грудь. Мягко сжал ее. Могу заверить, что это ощущение ему понравилось. Жар волной залил его шею и щеки. Несколько мгновений неумелой суеты, и вот уже моя грудь была свободна ото всех своих уз и предстала солнечным лучам в полной наготе. Лоренс нагнулся и обвел сосок своим языком. Потом стал его целовать. Это было так, словно он сосал окончание обнаженного нерва, волокно которого простирается сквозь мою грудь и торс, а потом всю дорогу вниз, до самой "её", подключенный к сокровенным сексуальным мускулам. И думать в этот момент я могла только о том, как же хочу трахаться с этим мужчиной.

Мои губы прижимались теперь к его губам по своей собственной воле. Груди наливались тяжестью, а соски твердели. Я почувствовала, что скребусь бедрами по швам его штанов и еложу клитором по ткани в том месте, где мог бы находиться его член. 

Для любителей бега трусцой мы, наверное, выглядели странно – как студенты-несмышленыши, -  занимаясь сухим сексом полностью одетыми. Наконец нам и самим стало понятно, что пора менять конфигурацию.

"Куда ты собираешься потом?", - спросил он меня почти что шепотом.

"Домой, накормить ребенка обедом".

"Мы еще встретимся потом?"

Была нужда спрашивать? Я ответила, что смогу увидеться с ним примерно в пол-восьмого.

Он прикинул свое расписание и сказал, что заедет за мной примерно в это время. И упомянул, что должен посмотреть по телевизору в девять часов программу о готическом искусстве. Я не понимала, почему он об этом заговорил, если только это не намек, что к этому времени мы уже закончим.

Но нам все еще оставалось встать и уйти со своего уютного уголочка на скалах. Мне кое-как удалось подоткнуть свои груди, хотя сидели они уже не так хорошо, как раньше, и юбку я тоже распрямила. Но Лоренсу пришловь столкнуться с более серьезными трудностями: его член упорно отказывался опускаться вниз. Наконец он упрятал своего друга под застежку-молнию. Было забавно наблюдать, как эти двое сражаются, но больше того – это заводило. Если он такой же большой и твердый, как выглядит, то мне предстоит увлекательный вечер.

Я сделала Майклу гамбургер. Но сама есть не могла. Потом надолго влезла в пенную ванную. Когда я умягчала набухшие груди и интимную область мягкой пеной, то ощутила твердость своего клитора. Прошло уже больше часа с нашего маленького эпизода на скалах, но моя эрекция всё еще торжествовала. Хотя мастурбировать не хотелось. Лоренс это пробудил, так пусть он же это и поимеет.

Я сделала завивку и надела свободное короткое платье в "смоковом" стиле, которое снимается легко и быстро. Когда Лоренс за мой заехал, он нервно улыбнулся, а когда коснулся моей руки, чтобы посадить в машину, я снова заметила промелькнувшее по его лицу страстное желание.

Хотя Лоренс жил всего в миле от моего дома, казалось, что дорога туда заняла целую вечность. Все, о чем мы говорили, не имело для меня никакого значения. А когда я прикрыла глаза в попытке успокоить свои нервы, всем, что я увидела, был его напряженный член, ожесточенно выбивающийся наружу из штанов.

У себя Лоренс приготовил мне коктейль, который я с гарантией не допью до конца, и проводил в гостиную. Там были очень высокие потолки и верхний уровень,  который служил спальней.

Он обмолвился, что сын остается сегодня у друзей, а дальше нам стало трудно разговаривать. И потребовалось совсем немного времени, чтобы наши тела взяли  инициативу и начали сами разговаривать вместо нас.

Лоренс проложил себе путь внутрь моего белья, расстегнув его спереди, и оставил фронтально совершенно обнаженной. А я задрапировалась тогда в его одетую фигуру на диване, слегка ощущая себя декаденткой. Похоже, что мы оба оттягивали решающий момент, тянули время и надеялись, что сможем еще сколько-нибудь продержаться. Моя щелка ощущала себя так, словно распахнулась настежь в поисках члена. Соски затвердели и выросли, и я почувствовала боль в животе, как случалось всякий раз, если я возбуждалась слишком сильно и без разрядки.

Девять пробило прежде, чем мы это заметили – время обязательной телепрограммы. Телевизор стоял наверху, на спальном уровне.

Когда мы улеглись в постель, Лоренс наконец-то избавился от одежды, и я в первый раз увидела его возбужденный член. Он был невероятно красив, выдаваясь из тела вперед подобно мечу. Кожицу крайней плоти сдвинуло далеко назад, потому что бугор вырос до неимоверных размеров. Сопротивляться такому было безнадежно.

Сдерживать себя больше уже не было ни малейшего желания. Я потянулась и обхватила его член ладонью, стянув кожицу вниз по стволу и полностью открывая головку члена; глянцеватый темно-красный набалдашник уже блестел предвещающей финальное извержение влагой.

Лоренс вздрогнул, но придвинулся поближе ко мне. Я взяла самую верхушку себе в рот и ощутила ее жар у себя на языке. Удерживая все это нежной внутренней поверхностью губ, ухватила другой рукой его яиички и легонько поскребла их ногтями. Лоренс стонал. Его глаза были закрыты. Телепередача бросала цветные отблески на наши обнаженные тела и продолжала вещать на не обращающую никакого внимания публику.

Когда же мы наконец легли на кровать, Лоренс нырнул головой мне между ног и обхватил клитор губами, а потом приспособился лизать мне киску своим длинным острым языком.  Его волосы щекотали мне бедра, пальцы закапывались в мою плоть. Я какое-то время наблюдала за ним в ожидании, что он остановится, как поступали другие мужчины. Но он не останавливался. Ему явно нравилось то, что он делал. И даже издавал какие-то мурлыкающие звуки, словно гурман, наслаждающийся вкусным блюдом.

Так что я вернула голову обратно на подушку и медленно начала позволять себе расслабляться. Чем больше я расслаблялась и высвобождала тело из напряженности,  тем больше мне нравилось то, что он сейчас делает. И очень скоро все внимание сконцентрировалось там, внизу, на его рту и моей кошечке. Ощутила, как оргазм поднимается  и растет в моем теле.  Я редко кончала от кунниингуса, но всё же знала уже сейчас, что этот мужчина может оказаться тем, кому такое по силам.

Он остановился, но только на мгновение. Остановился для того, чтобы сказать: "У тебя самая сладкая киска. Я мог бы поедать тебя вечно". А потом продолжил лизать дальше. Его слова завели меня почти так же, как и дела, и я была уже близка к цели. Бедра вздернулись вверх и сжались в этом оргазме. 

Ноги тряслись, и я изо всех сил пыталась удержать их подальше от головы Лоренса. Живот и шея налились нестерпимым жаром. Соски затвердели в гальку, и непроизвольные хрипы сами собой вырывались у меня изо  рта.

Лоренс вставил туда палец, и внутренние мускулы вцепились в него как клещи, словно пытаясь выжать сок из подушечки этого пальца. Я повернула голову и вжалась лицом в простыню, пытаясь стереть заливший меня пот. И все это время он продолжал со мной разговаривать.

"Ты так прекрасна. Ты великолепно выглядишь. А твои движения..."

Когда содрогания внезапно прекратились, Лоренс поднялся наверх и нежно вставил свой пенис мне в вагину. Он делал это так медленно, что я могла чувствовать, как складки моей внутренней кожи соскребают прошлое с гребня его члена. Он ощущался очень большим внутри меня, и когда вошел на полную глубину, то коснулся моей вагины повсюду. Он меня заполнил.

Лоренс был сильным мужчиной. Изгибы его мускулов были видны даже в неясном полусвете работающего телевизора. Когда он приподнял меня так, чтобы соприкоснуться лобками, бицепсы на обеих его руках буквально взорвались под вспотевшей кожей. Плечи и грудь мерцали.

Но я смотрела ему не только на грудь. Его лицо тоже меня заводило. Если бы я рисовала для себя мысленный образ внешности идеального мужчины, то Лоренс подошел бы как никто. Большие глаза с пышными ресницами. Голубизной бледнее неба, в остром контрасте с его темной, загорелой кожей. Черные курчавые волосы – и рот, исполненный чувственности.

Каждый раз, когда мне казалось, что уже всё, Лоренс начинал по новой. Он перевернул меня, вытянул наверх в позицию "по-собачьи" и отымел сзади. Кажется, эта поза раньше мне никогда не нравилась, но с ним это оказалось хорошо. Он засунул подушку мне под живот и наклонил так, что ничто не раздражало. Я кончила и так тоже, а после того он снова повернул меня, на сей раз на край кровати.

Мои ноги завалились набок, а Лоренс встал на коленях на подушку, брошенную на пол. В таком положении он мог иметь меня так, что никому из обоих не приходилось тратить слишком много сил. И начал засаживать себя в меня очень быстрыми ударами. Я задумалась над тем, а кончит ли он в меня наконец вообще. И тут же снова кончила сама.

А потом мы вернулись на кровать, и я села на него сверху. Он вроде бы отдыхал, а я взяла инициативу на себя. Я оседлала его, согнув колени по обеим сторонам его торса, он ладонями обхватил мои груди. Потом перешла к вибрирующим круговым движениям, прижимаясь лобком так, чтобы клитор устремился книзу и терся об основание его ствола. Что заставляло его член двигаться внутри меня вперед-назад. В таком варианте я могу кончить очень легко - и сделав это, я рухнула на него почти что со всплеском, настолько мы оба были мокрые.

А последняя поза была той же самой, что и первая – он на мне сверху. Мой клитор навсегда завис над обрывом оргазма, срываясь в пропасть снова и снова. Меня изумляло, как же долго он может трахаться не кончая, но все-таки ощущая некоторую усталость. И в этот-то момент оно и случилось. Я почувствовала, как его тело затвердело. Он громко закричал мне в шею. Но я подавила в себе порыв вырваться из-под него и отсосать его сперму. А вместо этого, затаила дыхание и оставалась совершенно неподвижной.

Почувствовала, как он кончает в меня. Его жидкость вырвалась наружу с такой силой, что могу себе представить, как она разлеталась брызгами по задней стенке моей вагины. Выплеснулся раз, и второй, и третий. А потом, через секунду или две, еще раз. Зад Лоренса вздымался вверх при каждом ударе. А мои ладони гарцевали тем временем по его ягодицам.

Наконец, он упал на кровать рядом со мной, тяжело дыша. И оба одновременно посмотрели вперед, на экран телевизора, привлеченные громким рекламным объявлением. А потом покатились финальные титры. Мы занимались любовью целый час и пропустили всю передачу, от начала до конца. 

"Я прошу прощения", сказала я с улыбкой.

"Я нет, - ответил он, а потом взял мою руку и поцеловал. – Так когда же мы это повторим?"

"Ну уж не сейчас, гарантирую", - ответила я с притворным негодованием. И оба рассмеялись.

И случилось так, что с Лоренсом я занималась любовью гораздо больше раз, чем с любым другим мужчиной. Мы встречались каждую ночь, пока наконец не съехались вместе, и любили друг друга потом каждую ночь на протяжении двух лет.

Мы занимались  любовью во всех обычных местах и в нескольких совершенно необычных; в душе, на пляже, в его университетском кабинете, в машине. Время, которое мы провели вместе, было наполнено эмоциями – иногда нежностью, иногда болью. Бурно спорили о смысле нашей жизни и о том, сможем ли составить единую команду или нет. В конце концов, это не такая вещь, которой легко управлять. Финал наступил так же внезапно и стремительно, как и начало - оставив в шоке, как мне кажется, обоих. Сначала захотела снова обрести одиночество я, а потом, наоборот, он, и наш роман рассосался. Провалился в разделившую нас пропасть.

Со дня нашего разрыва прошло уже несколько месяцев. Мы с Майклом нашли себе новое жилье, и он все еще навещает иногда Скотта при случае. Мы счастливы сами по себе, своим собственным счастьем. Можно сказать многое в пользу вовлеченности в любовные отношения, как пара, и ровно столько же преимуществ в том, чтобы оставаться в одиночестве. Не сомневаюсь, что они обязательно придут мне в голову, если я просижу на этой скале еще достаточно долго.

"Слушай, мам," - позвал меня Майкл, в промокших до колен вельветовых штанах. Терпеть не могу, когда мои фантазии прерывают.

"Что?" – крикнула я в ответ.

"Я люблю тебя!" – сказал он. И швырнул в поток еще один камушек.


[1] Прогулочная зона между корпусами UCSB – Калифорнийского университета Санта-Барбара, см. иллюстрацию к рассказу (примеч. пер.)


____________
Предисловие составителя к сборнику рассказов "Pleasures": http://www.proza.ru/2006/09/14-107