Понимание, что жизнь ещё теплится в моём сознании, пришло после первого вздоха.
«Я дышу, значит, лёгкие целые – дыхание это жизнь» Мне с трудом удалось приоткрыть один глаз, другой, по-видимому, заплыл после неоднократных ударов по моей физиономии. Стояла мертвецкая тишина. На чёрном саване небесного купола мириады созвездий устроили осеннее рандеву. Половинка оранжевой луны напомнила мне аккуратно разрезанный апельсин, видимо, по приказу одного из богов, слуга острым лезвием срезал половину спутника и презентовал небожителю. Моё тело окоченело, я не мог пошевелить заледеневшими конечностями, они окостенели и отказывались слушаться приказов мозга. Но какой-то прогресс всё же наблюдался: неведомая сила, мелкими рывками, тащила меня поперёк реки.
«Наверное, я сбежал с того берега Стикса, и церберы тащат меня назад в Аид», - с болью и сарказмом мелькнула в голове короткая мыслишка. После я опять погрузился во мрак. Мыслишка корявыми буквами стремительно сложила последнее предложение: «Теперь навсегда».
Осмысление того, что я всё ещё жив, просачивалось тёплыми каплями, похожими на касания, и затопляло воскресший разум. Кто-то, явно чем-то горячим, протирал мою болезную физию. Я ещё не успел открыть очи, не успел понять, что произошло, как где-то в промёрзшей голове раздался взрыв, заработал запасной генератор, тёплая волна крови хлынула в мозг, и где-то с внутренней стороны закрытых век разгорался фейерверк, гладко выводя искрящиеся буквы: СТЕЗЗИ.
Мне хотелось крикнуть, но окоченевшие челюсти сковывали кровавые подтёки, въевшиеся под кожу. Мне хотелось обнять её, но околевшие мышцы не слушались. Единственное, что удалось сделать – открыть один глаз и пошевелить пальцами на ногах. «Это хорошо, это нормально, значит, жив, и борьба ещё не закончена!» - сухо раскидывал мысли мой ум. Рюжка прижималась ко мне, стараясь согреть, и горячим алым языком вылизывала лицо и руки. Через четверть часа я немного пришёл в себя, и малость окреп, смог перевернуться и доползти до огромной ели. Земля под деревом была густо усеяна сухими иголками, отчего моё внутреннее состояние улучшилось, да и физически почувствовал себя намного предпочтительнее. Для начала я осмотрел окрестности. Если брать с той стороны, откуда меня принесло, то река в этом месте давала крен вправо, а затем резко сворачивала обратно, образуя небольшой полуостров. Отвесные стены ущелья загораживали от ветра и случайного взгляда левый берег. Именно в этой укромной нише и был разбит наш импровизированный лагерь. Как только мы разместились и, вместе со Стеззи, набрали сухих сучьев и веток вперемешку со мхом, я снял сырую одежду и осмотрел себя: правая часть груди вместе с рёбрами и вплоть до пояса превратилась в один громадный синяк, голова распухла, половина лица вздулась. Спину я не видел, но резкая боль в области почек намекала на ушибы. Колени и локти саднили, да и вообще всё тело больше походило на сгусток боли. Главный вывод, который был сделан – ноги-руки целы, единственное, что доставляло страшные неудобства, это концы пальцев обеих рук. Видимо, падая, я цеплялся, за что попало, и из-за этого ногти на некоторых пальцах вырвало, а где-то попросту срезало кожу до костей. Первым делом я разложил перед собой вещи, уцелевшие в карманах охотничьей разгрузки. Передо мной лежали: охотничьи спички, складной нож, моток изоленты. Упакованный в целлофан бинт, пластырь, зелёнка и йод. Ещё четыре патрона, пачка сигарет, зажигалка, иголка с ниткой (намотанная за ворот куртки) и, конечно же, больше всего меня обрадовала фляжка с коньяком. Тонкая струйка хмельного напитка обожгла внутренности и согрела душу. Мы развели костерок и стали кумекать, что делать дальше. Пока сигареты и одежда подсыхали, я делал перевязку и вёл задушевную беседу со Стеззи:
- Ты как спаслась, Рюша? – всё спрашивал я. - Как умудрилась надуть их?
Она прижалась к моему измолоченному телу и, глядя в глаза, «отвечала»:
«А для чего ты научил меня «умри, замри» – этим бесполезным (по мнению многих) командам? Я прикинулась мёртвой, а когда он с меня ошейник снимал, то я даже дыхание задержала».
Рана выглядела кровавой, но пуля прошла по касательной, задев правое плечо, шаркнула по шее и прошла навылет.
- Умница ты, подруга дней моих суровых. Найти меня, я думаю, у тебя труда не составило?
«Конечно, нет», - одними глазами отвечала собака.
Обработав ссадину зелёнкой, я набрал свежей смолы с ёлки, и тщательно замазал Рюжкину рану, дополнил всё бинтом и целебными травами, коих в лесу предостаточно. После обмотал плечо и шею пластырем и изолентой, получилось лучше, чем в клинике. Себя мне тоже пришлось обильно полить зелёнкой и йодом. Пока шли врачебные манипуляции, одежда высохла, и лишь в некоторых местах оставалась влажной. Теперь надо было подумать, что делать дальше. Я был уверен, что оставшаяся на склоне реки троица, после того, как приберёт трупы своих подельников, отправится на поиски. Учитывая погодные условия, ночное время, да и судя по местности, которую я узнал, у моих преследователей было часа два – два с половиной, час из которых уже прошёл. Уйти от них вниз по течению было можно, но, учитывая моё состояние и их заинтересованность, вкупе со скоростными возможностями – задача трудновыполнимая. Ещё как вариант, я рассматривал возможность послать Стеззи в лагерь, надеясь, что к вечеру туда уже подтянулись друзья-охотники, но мне меньше всего хотелось с ней расставаться после всего случившегося. В конце концов, взвесив все «за» и «против», мы решили воспользоваться именно вторым вариантом.
- Послушай, Стеззи, - начал я свой монолог.
Рюжка тыкалась мордой мне подмышку и жалобно поскуливала.
- Не перебивай, слушай сюда! – я взял её за скулы двумя руками и, глядя в глаза, продолжил: - Сейчас побежишь в лагерь, домой - ты понимаешь? Там твои друзья: Волга, Песня, Копчёный, - я перечислял клички собак, а Стеззи с пониманием глядела и не отводила взгляд. – Ты скажешь мужикам, что у меня неприятности и надо срочно идти на помощь, - я улыбнулся и добавил: – Это ты умеешь, да и по твоей ране будет понятно. А я пока схоронюсь и буду ждать вас здесь, - я ткнул пальцем в импровизированный шалаш под елью. – Всё ясно? – закончил я.
Стеззи завертела хвостом, и, привстав, положила мне на плечи свои огромные лапы. Облобызав, кинулась в темноту без долгих прощаний.
Минут сорок я поддерживал горение костра, после затушил и, прикрывшись огромной еловой веткой, стал ждать возвращения Стеззи или появления банды. Тишина тайги оглушала, апельсиновая половинка луны перебралась на другой берег и предательски освещала мою тихую гавань. Противоположенная сторона реки отличалась пологим берегом, но густыми, совсем дремучими и непролазными хвойниками. С моей же стороны отвесные стены, лишь кое-где прорезали трещины в скалах, некоторые из которых, со временем, превратились в овраги. Прикидывая скорость движения, я, примерно, рассчитал, что мои преследователи будут здесь через час – полтора, но это оказалось ошибкой. Как только костёр был потушен и я поудобней устроился под кроной, принимая в качестве анестезии спасительный коньяк, до меня донеслись приглушённые голоса. Вначале я подумал, что мне просто показалось. Откинул ветку и достал нож. Направленные лучи фонариков рассекали темноту, рыская по берегу, иногда пересекаясь, иногда же, при небольшом шорохе, резко заполняя светом какое-нибудь уединённое место. В свете луны я отчётливо видел всех троих. Один из ментов, гнусавым голосом, шмыгая носом, всё повторял:
- Да сгинул он, утоп! С такой высоты звездануться!
Второй ковылял молча, как ищейка, пригибаясь к земле и подбирая какие-то предметы. Главный же плёлся метрах в двадцати позади, кашлял в кулак и властным голосом говорил:
- Заткнитесь и ищете! Пока я не увижу труп или, если нам повезёт… - он сделал саркастическую паузу и язвительно добавил: - …этот счастливчик всё ещё жив, я хочу лично всадить в него пулю!
Шедшие первыми «стражи порядка» уже прошли то место, где Стеззи вытащила меня на берег. Я уже вздохнул с облегчением, как вдруг услышал:
- Ко мне! Сюда, уроды! Сгинул, говоришь? – кожаный ткнул стволом в лицо одному из ментов. – А это что, мать вашу, такое?
Лучи фонариков уткнулись в песчаный берег, затем медленно, по нашим следам поползли в мою сторону.
- Здесь он, сука, и псина его рядом - вон следов сколько! Под деревьями смотрите, бездари!
Они медленно, с опаской, приближались… Я опрокинул фляжку в рот, допил до последней капли живительный нектар, и, словно бумеранг, как говорят хоккеисты «с бекхенда», запустил сосуд навстречу приближающейся троице. Фляга вынырнула из-под кроны, попав в лучи фонариков. Один из ментов машинально выстрелил, и я услышал, как ломаются ветки у меня над головой.
- Не стрелять! Вы что, совсем нюх потеряли, уроды? – заорал человек в кожаной куртке.
Я так понял, что «уроды» - его любимое обращение к товарищам по команде.
Уроды с пистолетами наизготовку приставным шагом двинулись к моему убежищу. Все в грязи, рукав куртки у одного оторван от плеча, он был в ушанке, а другой почему-то в фуражке с высокой тульей, рант перекинут под подбородком. Я с трудом поднялся и выбрался из-под кроны, сжимая в руке нож. Троица горе-полисменов обступила меня. Луч одного из фонарей слепил мне глаза, другой рыскал по округе, ощупывая прибрежные заросли.
- Вот он, сучара, - с облегчением выговорил тот, что был в ушанке и с оторванным рукавом.
- Ага! – коротко поддакнула фуражка.
- А где же твоя псина, чё, опять свалила, испугалась? – кожаный прокашлялся, сплюнул и добавил: - В тот раз тоже хотела сбежать! И как это ей удалось выжить? – Он обошёл меня, оглядел со всех сторон, после иронично бросил:
- Ты точилку-то брось, я не люблю сюрпризов.
Понимая, что преимущество на их стороне, а для меня главное - тянуть время, я крутанул нож в руке, меняя местами рукоять и мойку, и швырнул ему под ноги. Лезвие воткнулось в нескольких сантиметрах от его ботинок. Он поднял его, сложил и засунул в карман.
- Молодец… Теперь ответь: кто ты и откуда здесь со своим псом взялся? – он снова болезненно закашлялся и, захлёбываясь, процедил: - Здесь уже лет десять никто не появлялся, разрушено всё, дорог не осталось! Так что ты здесь делал?
Пока он, сгибаясь и разгибаясь, кашлял, я решил тянуть время, других вариантов не придумал. Поэтому сплюнул и со злобой выпалил:
- Золото прятал, наследство бабкино!
Кашель в туже секунду прекратился, шесть глаз вперились в меня, и, поверьте, равнодушными мои слова не оставили никого. Одни брови сползли к переносице, другие выгнулись «домиком».
Оторванный рукав ткнул фуражку в бок и заинтересовано промямлил:
- Фара, чё это он щас сказал?
Фара с немым вопросом уставился на главаря. Тот подошёл ко мне вплотную, посмотрел в единственный глаз, после отвернулся и с усмешкой вякнул:
- Да он бухой! Вот и несёт всякую херню!
- Херню, говоришь, а это ты видел? – Я полез за пазуху и извлёк старинный крестик с изумрудом посередине. Там такой «херни» целая литровая банка!
Я старался сделать тон как можно убедительней, будто клад, в натуре, существует. Они обступили меня с трёх сторон, свет фонариков упёрся в грудь, кожаный сдёрнул крест и оценивающе уставился на ладонь.
- Действительно, вещица старинная, - протянул он и бросил хитрый взгляд на подельников. – Так, где, говоришь, ты его прятал? Уж, не под той ли сосной, где мы тебя заметили? – тон его стал мягким, он обращался ко мне, словно к старому приятелю.
Пока их заинтересованность росла, нужно было ставить свои условия и тянуть драгоценное время, по моим подсчётам Стеззи уже должна была добраться до лагеря охотников.
- Мне нужны гарантии, - начал я, стараясь вкладывать значимость в каждое слово. – Стопроцентные гарантии, железобетонные гарантии, такие гарантии, чтобы я ни на секунду не сомневался, что вы отпустите меня живым, после того, как я отдам вам бабкино барахло.
Фара снял фуражку, протёр несвежим платком шею и залысину посредь головы, после обратился к старшему:
- Ну и что делать будем, полковник? Ты ему веришь? – он присел и продолжил: - По мне, так надо кончить его, прям здесь, и дело с концом, - он повернулся ко второму менту. - А ты что всё время молчишь, лейтенант, или тоже поверил этому гаду?.. Мы уже и так часа три, а может и больше, потеряли, а там ещё свежие трупаки зарывать надо, или мы их так оставим?
Полковник не дал закончить разглагольствующему Фариду.
- Кстати, про трупы, возьмём этого с собой, и если он нас разводит – прикопаем вместе с остальными, - кожаный вновь закашлялся и твёрдо вставил: - Здесь его оставлять нельзя, а в воде прятать, река рано или поздно вынесет. - Он повысил голос и рявкнул: - Может, у кого есть желание на себе тащить его труп?
Фара с летёхой переглянулись, один пожал плечами, другой буркнул:
- Ладно, так тому и быть, перекурим и выдвигаемся обратно.
Первым шагал лейтенант с фонариком, я следом за ним, позади меня Фарид, и метрах в двадцати от всей группы ковылял задыхающийся и постоянно кашляющий полковник. Я иногда оглядывался и видел в луче его фонаря, как он крутит мой крестик на указательном пальце. Спустя час ходу, луна свалилась в густые кроны деревьев, в лесу стало абсолютно темно, только лучи современных лампионов, кое-как выхватывали из тьмы тропу вдоль реки, не позволяя нам сбиться с пути. В какой-то момент я заметил две яркие жёлтые точки в дебрях, по правую от меня руку, только на мгновение, после чего они сразу исчезли. Потом опять. И опять. Стеззи! Сердце бешено колотилось, видимо никого в лагере не оказалось, и она вернулась одна. Я, как молитву, как заклинание, всё повторял про себя:
«Только не попадись, только не обнаружь себя! Ты мне ещё пригодишься, только нужно выбрать подходящий момент, у нас один шанс на миллион, и другого не будет! Ты умная девочка, я уверен в тебе. Ты всё сделаешь, как надо! Рюжка, Эска моя, дорогая моя Стеззи Эс Рюгген».
http://www.proza.ru/2015/12/06/1796