Варя бежала по лесной тропинке, с нетерпением ожидая её конца. Но тропинка вдруг раздвоилась.
«По какой бежать-то теперь?» - на ходу подумала Варя.
Внезапно впереди возникло необыкновенное свечение.
«Ух, ты!» - восхитилась она. Дух её захватило и от скорости, и от увиденного зрелища.
Впереди послышался голос матери.
«Мама?! – удивилась Варя. – Побегу к ней».
Она так заторопилась, что не заметила, как оттолкнулась от земли и… взлетела.
От страха Варя сначала закрыла глаза, но через несколько секунд полёта поняла, что ей ничего не угрожает. Она парила над лесом с таким блаженством, что не хотелось приземляться. Внизу открылся огромный горизонт, по краям которого играло удивительное сияние. Оно завораживало Варю, манило к себе. И она полетела к нему, как мотылёк на огонь; ей захотелось окунуться в это блистание света и цвета.
«Варь-ка!» – голос матери послышался уже сзади.
«Сейчас, сейчас! Я только полетаю немного и вернусь», - мысленно отозвалась Варька, закрыла глаза и восторженно устремилась вниз. Сердце её замерло, и она испытала невероятную радость.
Но… кто-то схватил её за плечо. Варя открыла глаза.
- Варька! Вставай! Тётя Катя ждать не будет, - голос матери прозвучал совсем близко.
- Где я? А куда всё подевалось-то? – спросила ничего не понимающая Варька. – А лес куда пропал?
- Никуда он не пропал, а наоборот, ждёт тебя. Вставай, девочка моя.
Девочка села.
«Так это был сон», - разочарованно подумала она и закрыла глаза, теша себя надеждой вернуться в сказочный полёт, который только что испытала.
Перед ней снова возник лес с беспорядочно петляющими тропинками. И черника… черника… крупная, синяя, с капельками влаги…
«Да пропади ты с глаз моих! Навязалась на мою шею! – рассердилась Варька. – Здесь такое чудо было! Дай досмотреть!»
Но черника почему-то противно зашуршала и, щекоча Варькины пятки, голосом матери сердито произнесла:
- Опять уснула! Кому говорят, вставай!
Варька, не открывая глаз, начала медленно напяливать на себя одежду. Мать нетерпеливо начала помогать ей.
- Светает уже, - ворчала она, как будто Варя была виновата в этом природном явлении. – Тётя Катя, поди, уж заждалась. – И, увидев, что одиннадцатилетняя дочь валится на бок, извиняющимся тоном добавила: - Собирайся, доченька. Надо.
Впихнув Варины ноги в резиновые сапоги, кое-как замотав её голову в платок, мать вывела полуспящую дочь на крыльцо и сунула ей в руки ведёрко.
- Ой! Подожди, хлеб на перекус забыла, - спохватилась женщина и вернулась в дом.
Когда она снова появилась на крыльце, Варька сидела на ступеньке и крепко спала, обняв ведро.
«Вот что приходится творить с детьми, - с горечью подумала мать (ей до боли в сердце было жалко девочку), – но ничего не поделаешь… ягода в этом году уродилась, и грех не воспользоваться этим. Хоть немножко подзаработаем, да и варенье на зиму нужно».
Оправдывая свою «жестокость», мать за плечи подняла дочь и легонько подтолкнула в сторону калитки, за которой раздавались приглушённые голоса.
- Варюха, быстрей! – шёпотом кричала тётя Катя, чтобы не разбудить спящую деревню.
С трудом переставляя сапоги, на три размера больше положенных, Варя, словно робот, подошла к ватаге детей, во главе которой стояла тётя Катя. За выдающееся умение ориентироваться в лесу и знание всех его урожайных мест деревенские называли её «лесной бабой».
Тётя Катя была «ягодка опять», то есть в возрасте сорока пяти лет, но её «бегучести» и «прыгучести» могли позавидовать даже двадцатилетние.
Взрослые постоянно напрашивались к ней в компанию за ягодами, но она брала с собой только детей, которые из похода в лес возвращались вымотанными, но довольными и счастливыми.
- Все в сборе? – спросила тётя Катя.
- Нет Тайки Смирновой.
- Значит, проспала, - строго сказала тётя Катя. – Ждать не будем.
- Подождите! – к собравшимся подбежала запыхавшаяся Тая.
- Молодец, Таисия! – похвалила тётя Катя. – Итак: сколько вас?
- Вместе с Вами восемь.
- А я? – раздался голос Пашки Макарова.
- Ого! – обрадовалась тётя Катя. – Восемь девок, один я!
Пашка засмущался. Ему не понравилось, что он один в «бабском» коллективе. Но тётя Катя авторитетно заявила:
- Ты даже не представляешь, Пашка, что ты за человек! Девки! Все посмотрели на Пашку! Вот за кого надо замуж выходить!
Девчонки захихикали. Двенадцатилетний Пашка засмущался ещё больше и твёрдо решил, что никогда не женится.
- Вот подрастёте, девки, и биться за Пашку будете. А он возьмёт и вам назло на городской женится. Правда, Паш?
- Что, других парней в деревне что ль нет? – по-взрослому отреагировала десятилетняя Тайка.
Все снова засмеялись. Тема разговора девчонкам явно нравилась.
- Ничего ты, Таисия, не понимаешь, - назидательно произнесла тётя Катя. – Вот парень! (Она указала на Пашку.) А те, что в постельках нежатся, мальчишечки! Пашка, в отличие от них, – настоящий мужчина, не постеснялся с бабами в лес пойти, чтоб семью витаминами обеспечить.
Тётя Катя умела разговаривать с детьми. Она и не сюсюкала с ними, и не выпячивала перед ними свою «взрослость». Дети любили её.
- Итак, девки, построились в «колонку» по одному! И за мной! – весело кинула клич тётя Катя, специально исказив слово «колонна» (девчонки снова захихикали). - Павел будет охранять вас сзади, чтобы «Нечистая Сила» кого-нибудь не утащила. – И она свернула на тропинку, в проулок между домами, чтобы сократить расстояние к лесу.
Девки, которым отроду было от десяти до четырнадцати лет, нестройно зашмыгали своими сапогами следом. При упоминании о «Нечистой Силе» все сразу смобилизовались и искренне зауважали Пашку, который мужественно шёл последним, прикрывая собой девчонок. Они понимали, что в случае чего… «Нечистая Сила» утащит крайнего.
- Что? Испугались? – засмеялась тётя Катя. – Смотрите, не обсиреньтесь от страха (тётя Катя всегда «облагораживала» неприличные слова). Ничего! С Пашкой мы не пропадём!
Варька в полудрёме шла по тропинке, время от времени натыкаясь на впереди идущего. Она всё видела и слышала, но продолжала спать, втайне завидуя своей старшей сестре, которая могла дрыхнуть до семи утра.
Старшая сестра Вари работала со взрослыми на прополке кукурузы, и её рабочий день начинался в половине восьмого.
- Мам, а можно я вместо леса на кукурузу пойду? – канючила Варя. – Не хочу я вставать в темноте (Варя была «сова»).
- Мала ещё, - отказывала мать, - на такой жаре работать целый день. А в лес сходишь - и к обеду дома. – И утешала Варю: - Да ты больше зарабатываешь! За километровую грядку шестьдесят копеек дают, а ты из лесу приносишь сразу три рубля.
- Тогда тоже пусть в лес ходит, - поняв выгоду, заключала Варя.
- Нельзя, - вздыхала мать, - приказ... от нашего двора два человека на прополку.
- Эх, стёжки-дорожки мои! – приговаривала на ходу тётя Катя. – В какой же лес нам пойти?
- Может, в Алёшино? - с надеждой предложила Тайка, рассчитывая на близкое расстояние.
- Там всё давно выбрали, - сухо ответила тётя Катя.
- А в Лужках?
- Там ягода мелкая.
- А на Горбатой Ниве?
- Через денёк только созреет, - у тёти Кати был на всё ответ.
- На Гридинской Вырубке народу больше, чем ягод… - начала Тайка.
- А на Скородном много болот, - подхватил чей-то голос.
- Это верно. Туда только за соплями ходить, а не за ягодами, - заключила тётя Катя. – Нет, девки! (Пашка содрогнулся от обиды, что его опять причислили к девкам.) Мы с Пашкой (тётя Катя выразительно «подчеркнула» Пашку, и тот сразу прогнал обиду) вас в Ломы поведём.
- Ух! – удивился кто-то. – В такую даль!
- А мы покороче дорожку выберём, - тётя Катя загадочно улыбнулась, - через Холодную Струю.
Кто-то полушёпотом, со страхом, произнёс:
- Там же «Нечистая Сила» живёт, мне мамка не велела туда ходить.
- И мне… - растерянно добавил кто-то.
- И мне… и мне… - подхватили остальные.
Тётя Катя посмеялась в душе над трусостью детей, но сказала серьёзно:
- И правильно делают, что не велят. – Оглянувшись на притихших детей, она успокаивающе добавила: - Мы сторонкой это место обойдём.
Про Холодную Струю (ключ, который вытекал из-под трёх сросшихся берёз) ходили разные слухи. Таинственное местечко (кстати, очень живописное) находилось в стороне от просёлочной дороги, на пригорке.
Кто-то видел там странные огоньки ночью, кто-то слышал жуткие вздохи… а местный старожил дед Матвей, которому было девяносто лет, утверждал, что видел там маленького старичка в лаптях и даже выпивал с ним и задушевно беседовал.
- А она нам ничего не сделает? – с тревогой, сквозь сон, спросила Варька.
- Кто? – удивилась тётя Катя.
- Ну, «Нечистая Сила»…
- Да ничего не сделает! Разве что только пощекочет, - весело ответила тётя Катя.
Варька успокоилась (уж щекотку она как-нибудь переживёт).
Холодную Струю обошли молча, затаив дыхание.
Через некоторое время перед путниками открылся огромный, мокрый луг, напоминающий озеро с ровной гладью зеленовато-серебристого оттенка. Все остановились. Тут же посыпались восклицания.
-Травища-то какая! И вся в росе.
- Да здесь целый океан…
- Обмочимся ведь.
- Или обгадимся, - сострил кто-то, намекая на «неправильное» слово.
Все засмеялись.
- В обход идти надо, чтоб не обмочиться и не обгадиться.
- Да этот луг полдня не обойдёшь!
- А, может всё-таки в Алёшинский лес пойдём? И обходить ничего не надо…
- Не ловчить! – одёрнула тётя Катя.
- Неужели, придётся через луг идти?! – во сне произнесла Варя.
- Молодец! – похвалила тётя Катя, оценив догадливость девочки. – А ну! Ра-зу-вайсь! – приказала она и первая начала стягивать с себя сапоги. – Платья, юбки, штаны по-до-ткнуть! – по-армейски продолжала распоряжаться тётя Катя.
- А можно не разуваться? – жалобно спросила Варька.
- Можно, - серьёзно ответила тётя Катя (Варька обрадовалась), - если у тебя запасные сапоги есть. – И обратилась к остальным: - У кого ещё есть глупые вопросы?
Глупых вопросов больше ни у кого не было.
Тётя Катя путём несложных манипуляций превратила свою длинную юбку в мини, обнажив свои белоснежные худые ноги, и чем-то стала похожа на маленькую избушечку на курьих ножках.
- За мной! Вперёд! – словно призывая к атаке, закричала тётя Катя, и первая бросилась штурмовать препятствие.
Дети кинулись следом. И тут же послышался разноголосый визг.
И лишь Варька стояла в нерешительности, так как ещё не проснулась и совершать подвиги была не готова. Наконец, она отважилась осторожно пощупать траву ногой, словно воду в речке перед купанием. Роса так обожгла своим холодом Варькину пятку, что пришлось её невольно отдёрнуть.
- Варюха! Не отставать! – громко требовала тётя Катя.
Варюха закрыла глаза и… побежала следом. Дыхание её перехватило, как от прыжка в ледяной омут, сон мгновенно улетучился.
Тётя Катя на ходу наклонилась, взяла пригоршню росы и брызнула себе на лицо.
- Девки! От росы прибавляется красы.
Пашка шёл следом за тётей Катей и не видел, как «девки» дружно начали «умываться», искренне веря в природное снадобье, предложенное тётей Катей. Сама Тётя Катя была очень симпатичной, что ещё больше укрепляло веру девчонок в чудо необычной водной процедуры.
Через несколько минут отряд вышел на сухое место. Все схватились за сапоги.
- Отставить! – скомандовала тётя Катя.
Она незаметно, словно фокусник, вытащила откуда-то большую тряпку, которую разорвала на части и раздала детям, приговаривая:
- Ноги самое главное в дороге. Суше их вытирайте!
В сухих сапогах ногам сделалось жарко; от них по всему телу начало разливаться чудодейственное тепло. Варька почувствовала себя выспавшейся, бодрой и готовой, «хоть куда».
- Чем вам не картина, - тётя Катя окинула широким жестом луг, который они только что преодолели. – Смотрите! Какая красота!
Луг в рассветных лучах переливался разнообразием красок. Лёгкий прозрачный туман трогательно прикрывал ровную гладь травы.
Все замолчали, невольно засмотревшись на эту натуральную «живопись». А тропинка, проложенная детьми, нисколько не портила пейзаж, наоборот: придавала ему фантастичность; казалось, будто «бегущая по волнам» оставила свой след на поверхности озера-луга.
«Я бы тётю Катю назначила учительницей по природоведению», - подумала Варя.
- Эх, стёжки-дорожки мои! - проговорила только что определённая в учителя тётя Катя. - Ну, что, девки! Вперёд! За мной и Пашкой! (Пашка был доволен.)
Теперь, когда у Варьки появилось сил невпроворот, она начала замечать окружающий мир. Позолочённые восходящим солнцем стволы сосен, радостное пение птиц, мягкий мох под ногами, - всё трогало душу девочки.
Единственное, о чём она немного переживала, это то, что в спешке не успела умыться «для красы».
Место, куда привела подопечных тётя Катя, было очень! ягодное.
Замотав лица от комаров в платки (у Пашки был капюшон), немного похихикав друг над другом, все принялись за работу.
На обратном пути тётя Катя торжественно провела свою уставшую бригаду по всей деревне, демонстрируя детский успех.
Мать Варьки была довольна. Она ненадолго прибежала с поля и, встретив дочь, суетилась, подавая обед и приговаривая: «Добытчица ты моя!»
После обеда «добытчица» вышла на крыльцо и уселась на ступеньках, с блаженством вытянув ноющие после ходьбы ноги. Веки сами начали смыкаться в сладкой дрёме.
- Варька! – раздался у самого уха знакомый голос.
«Что? Опять за ягодами?! Ни за что не пойду!» – возмутилась про себя девочка, открыла глаза и увидела улыбающуюся тётю Катю.
- Вот тебе подружку привела. Моя племянница. Из Москвы только что приехала, – тётя Катя из-за своей спины вытолкнула что-то воздушно-розовое. - Валяйте, водитесь! – И ушла.
Перед Варей стояла девчонка в праздничном платье, в красивых босоножках. Но больше всего Варьку поразили белоснежные носочки, и она невольно перевела взгляд на свои босые, исцарапанные ноги.
- Меня зовут Эля, - затараторила девчонка, - а тебя? – И, не дождавшись ответа, предложила: - Пойдём в лес! Я так хочу погулять в лесу! Я всю дорогу об этом мечтала.
Варька вытаращила глаза и с удивлением подумала: «Вот дура! В лес погулять! Да она ненормальная!»
Встав на самую верхнюю ступеньку, Варька, словно с трибуны, угрожающе произнесла:
- В лесу не гуляют! В лесу работают!
Как раз в этот момент мимо Варькиной калитки проезжал на своём велосипеде Пашка. Увидев нарядную москвичку, он остановился, так как его стальной конь внезапно почему-то забарахлил. Пашка, исподтишка поглядывая на городскую красавицу, начал «бороться» с неисправностью.
- Чего ты человека пугаешь? – не отрываясь от «ремонта», укорил он Варьку. – Никто от этой работы не умирал ещё.
«Перед новенькой выкаблучивается», - ревнуя, осудила Варька.
- Ой, а вы возьмёте меня с собой? – кинулась новоявленная принцесса к Пашке.
- Конечно, - великодушно заявил тот.
«Бабник! – молча поставила Варька позорную печать на репутацию Пашки. И язвительно, подражая взрослым женщинам, мысленно осудила: - Махнули подолом, он и побежал. Котяра!»
…
Права оказалась тётя Катя насчёт Пашки. Парень, как вступил в молодую пору, так всех девчонок в округе с ума свёл.
- Кровь с молоком, - говорили о Пашке.
Но красавец-Пашка спокойно реагировал на «девичий переполох». Никто его не интересовал… кроме Варьки.
Девчонки завидовали ей, некоторые даже ненавидели её.
А Варька… бегала от него, сердилась, когда он подходил к ней принародно. Пашка страдал, даже плакал. Но Варька была непреклонна.
- Я же выше тебя почти на целую голову! – возмущалась она. – Не смеши людей!
Пашка упорно продолжал ходить за Варькой. Сидел до рассвета под её окнами на лавочке, бросал в форточку сирень, которую Варька очень любила, научился бренчать на гитаре, потому что Варька любила гитару…
Варька стояла на своём твёрдо.
«Мы же не пара, - молча рассуждала она. - Я большая, а он, хоть и не маленький, где-то под мышкой у меня болтается».
Варька действительно была крупная, высокая, красотой лица не блистала и в глаза бросалась только лишь своими габаритами.
Правда, всех поражала её смуглая кожа, приятно сочетающаяся с чёрными волосами. Варька иногда в шутку думала: вот не умылась она тогда на лугу росой и… получила результат на лице.
Но… было в ней что-то. И этот скрытый шарм хорошо замечали зрелые мужики.
- Чернобурочка, - говорили они между собой, - и куда только парни смотрят?!
Но парни, у которых были совершенно другие представления о девичьей красоте, не питали к Варьке любовного интереса. Пашку мнения друзей не интересовали.
Он любил Варьку всю, целиком, вместе с её размерами, «шармами», не умытым росой лицом. Любил так, что… болел от этой любви.
Его мать переживала, ходила к Варькиным родителям, уговаривала саму Варьку.
- Эх! Было бы тебе лет двенадцать, - возмущался отец, - отлупил бы я тебя, раз ты не понимаешь, какого человека отвергаешь! Смотри! Не раз ещё пожалеешь!
- Не пожалею! – горячилась Варька, так как по наивности своей видела жизнь необъятной и была уверена, что успеет встретить «подходящего» человека, которого и полюбит.
Тем не менее, иногда в Варьке что-то «щёлкало», и она прозревала:
«А ведь хорош! Всё при нём! Ну, почему он ниже меня?!»
Уехала-таки Варька из деревни на поиски счастья в далёкие края, да такие далёкие, что почти на всех видах транспорта до них надо было добираться.
- На край света ведь усверикала! – сокрушалась мать.
Пашка долго переживал. Осунулся, похудел. А через некоторое время исчез из деревни. Все решили, что он помчался следом за Варькой, но ошиблись. Обосновался Пашка в ближайшем городе.
Так и разошлись их стёжки-дорожки.
И понеслись годы…
Из писем, что присылали родственники, Варька узнала, что Пашка «помучился, помучился… да и женился».
«И ведь жену себе нашёл... – писали ей, словно хвастаясь, - ну, до того на тебя похожа! Только пониже будет».
«Ну, и пусть!» – ревнуя, думала Варька.
Измена Пашки, тем не менее, расстроила её.
«Ты какие слова мне говорил? - мысленно «через тысячи километров» обращалась к нему Варька и передразнивала: - «Люблю тебя на всю жизнь!» Быстро же у тебя вся жизнь кончилась и новая началась!»
И тут же ругала себя:
«Что ты хотела? Чтобы весь мир валялся в твоих ногах? Так не бывает! Щенка пни – он и то отвернётся».
Но одно поняла Варька, что сильнее, чем Пашка, вряд ли кто её полюбит. И, вспомнив слова отца, она подумала: «Вот и пожалела я».
Наведывалась Варька в родные края крайне редко, далековато было добираться. С Пашкой так ни разу и не встретилась. А как похоронила родителей, так и совсем перестала приезжать домой.
Замуж Варька вышла, когда ей стукнуло «за тридцать». Муж был выше её, весьма не дурён собой, балагур, компанейский. Варька не могла охарактеризовать свои чувства к нему, но знала твёрдо, что это не любовь (уж слишком спокойно на душе было).
Через год родилась девочка. А ещё через год они разошлись. Не смогла простить Варька мужа, случайно застав его в очень «откровенной ситуации» (и это тогда, когда у них сильно болела годовалая дочка).
Мужчины обращали на неё внимание, но она с горечью осознавала, что они (под стать её деревенским мужикам) видят в ней всего лишь «чернобурочку», не более того.
И вот тут-то чувства Пашки приобрели в глазах Варьки необыкновенную ценность. И она в который раз пожалела…
Теперь уже её родная тётка Лиза присылала письма из деревни и сообщала новости.
«...а ещё в строках своего письма, - писала она по старинке, - сообщаю тебе, что у Пашки народился второй сын, а первому уже десять годков… и живёт он хорошо, душа в душу». - И так далее.
Варька сердито отписала в ответ:
«Запрещаю писать о Пашке! Он меня давно не интересует!»
Но ещё как интересовал её Пашка! Ночами она плакала в подушку, вспоминая его. Она перебирала в памяти мельчайшие подробности: Пашкины жесты, его смущённую улыбку и даже запах (от Пашки всегда веяло какой-то трогательной свежестью).
«Он заслуживает счастья! – думала Варька. – А мне… так и надо! За мою слепоту и гордыню!»
Постепенно Варька смирилась со своей участью. Она даже стала чувствовать себя счастливой от мысли, что где-то есть её Пашка и у него всё хорошо. Варька радовалась: она, кажется, поняла, что такое «эта самая любовь». И с этим чувством жить стало легче.
А когда достигла она возраста «ягодки», так потянуло её в родные края, что она рванула туда «на всех видах транспорта», прихватив десятилетнюю дочь.
«Хоть одним глазком взгляну на родные места, - волнуясь, думала она в самолёте. – А там уж… и на чужбине доживать будет не страшно».
Варька решила, что непременно сходит с дочкой в лес и покажет ей ягодные места, которые в своё время открыла Варьке тётя Катя.
«Поведу по тому самому лугу… - мысленно представляла Варька, - и обязательно босиком. - Но тут же спохватилась: - А сохранилось ли всё это? Ведь сколько лет прошло!»
От нахлынувших воспоминаний защемило сердце.
Но больше всего её занимали мысли о Пашке. Они обжигали её душу. Варька закрыла глаза и… Ей вдруг почудился запах сирени, той самой сирени, которую дарил Пашка. Варьке так захотелось его увидеть! И в то же время она боялась разочаровать и его, и себя.
«Нет! Лучше нам всё-таки не встречаться, - решила она. – Я и так счастливая оттого, что он есть на белом свете. А то, увидит меня, большую и старую, и пожалеет, что был влюблён в меня».
Поглядев через иллюминатор на облака, Варька вспомнила, как летала во сне.
«Растёшь», - улыбалась мать, когда Варька делилась впечатлениями после «приземления».
«Вот и долеталась, - подумала теперь Варька, вспомнив о своём росте. – И зачем я тогда так комплексовала из-за него?!»
Последним видом транспорта для Варьки было такси.
Сердце её сжалось, когда она подъехала к покосившемуся дому тётки Лизы. Та, выйдя на крыльцо и увидев Варьку, сразу признала её и запричитала:
- Уж и не чаяла тебя увидеть! Ты всё не едешь и не едешь…
Они расцеловались.
- Надолго? – с надеждой спросила тётка.
- Побуду немного.
- Вот и хорошо! – обрадовалась та. – Идёмте в избу. – Но тут же, вспомнив что-то важное, остановилась и горестно произнесла: - А Пашка-то (тётка сделала трагичную паузу)…
Варька окаменела. Мысли стали заплетаться в тяжёлый клубок. Во рту сразу пересохло.
«Только бы он был жив! Только бы он был жив! – беззвучно зашептала она заклинание. – Пусть он будет три тысячи раз счастлив со своей драгоценной женой! Пусть у него будет куча здоровеньких, хорошеньких внуков! Пусть…» - Варька искренне осыпАла Пашку своими наилучшими пожеланиями.
Её пронзила мысль о том, как дорог ей этот человек! И она, Варька, не могла допустить, чтобы его не стало в её мире.
За эту секундную трагическую паузу, что сделала тётка Лиза, вся жизнь пронеслась перед глазами Варьки.
- …овдовел, - донеслось откуда-то издалека, - уж пять лет, как овдовел. Ты-то запретила мне писать о нём. Вот я и не писала. – Тётка продолжала: - Каждое лето в деревню приезжает. Говорит, «на пенсию уйду, буду здесь жить».
Варька с трудом возвращалась из своего «путешествия» по страницам жизни. К горлу подступил ком, который перехватил дыхание.
- Каждое лето о тебе спрашивает, - продолжала повествовать тётка. – «Однолюб я», - говорит. Вот так прямо и сказал! А я ему говорю: «Варька-то писать про тебя не велела и адрес давать не велела, аж в сердцах не велела». Так он всё свой адрес оставляет. Если Варька, говорит, приедет, передай ей! Тебе, то есть. Да пойдёмте в дом-то, бумажки-то там.
Тётка Лиза, наконец, закончила свою речь и лишь потом заметила, что Варька трясётся в беззвучных рыданиях (ком в горле всё-таки прорвался наружу).
- А ты чего плачешь-то? – немного удивилась тётка Лиза и пояснила, решив, что Варькины слёзы вызваны известием о смерти Пашкиной жены: - А жена-то у Пашки была хорошая, обходительная. Да он сам-то, - спохватилась она, - здесь сейчас, в деревне!
В доме тётка Лиза положила перед Варькой несколько бумажек, на которых Пашкиным почерком был написан один и тот же адрес. Бумажек было пять.
Варька продолжала плакать. Хлопнула входная дверь. На пороге стоял...
Варька сразу узнала его, хотя это был другой Пашка. Но это был – он!
Сквозь пелену слёз Варька смотрела на него и видела… то молодого застенчивого парня, то красивого зрелого мужчину. Но это двоившееся изображение утверждало только одно: это Пашка!
- Я как увидел такси около вашего дома, сразу… - волнуясь, начал Пашка и замолчал.
Он смотрел на Варьку и… любил её, любил всю, целиком, вместе с её габаритами, с её годами странствий, с распухшим от слёз носом, с её новым возрастом…
Всё это Варька читала в его глазах.
- Ты вернулась? – в его голосе звучала надежда.
- Угу… - сквозь слёзы выдавила она, - вернулась… - И добавила подсказанное сердцем слово: - Навсегда.
...