На автовокзале, как всегда в полдень было полно народа. Одна туристическая группа «воевала» с местными за билеты на автобус у самой кассы, вторая, собравшись вокруг гитариста, что-то в полголоса пела. Тогда на Алтае ещё царил культ тропы и бардовской песни, а вот с транспортом была сильная напряженка. На этой почве между местными и туристами, порой возникали серьезные конфликты, поэтому, чтобы купить заветные билетики до Тюнгура, например, туристы частенько располагались на ночь, прямо под кассами, что бы утром быть первыми. Мне и самому не раз приходилось коротать ночь в тусклом свете, под кассами, в спальнике на бетонном полу. Классное всё-таки было время, скажу я вам - гитаристы были, практически, в каждой группе, а костры горели значительно ярче.
Билет до Чемала помогла купить симпатичная девчонка, которая по ходу успела рассказать мне и про самобытного чемальского художника Николая Чедокова «с которым надо обязательно пообщаться» и о том, что едет в «лагерь зелёных», протестующих против строительства Катунской ГЭС. Было это, кажется, в 1988 году, самом начале перестройки.
До автобуса оставалось около часа, билет лежал у меня в кармане, осталось лишь сбегать в КСС за рюкзаком и вперёд - до Чемала!
В контрольно-спасательной службе я поселился случайно. Перед самым Горно-Алтайском, водила автобуса решил заправиться, все вышли, мужики закурили. Смотрю, у рядом стоящего парня на старой штормовке - три горные вершины нарисованы, а под ними крупными буквами написано: «Ак-Кем».
-Ты бывал на Ак-Кеме? - спросил я его.
-Я там уже восемь лет работаю.
Так я познакомился с Валерой Якубовским - руководителем городской КСС в то время. Мы тут же разговорились. Когда стали прощаться, он мне сказал:
-Если не сможешь устроиться в гостиницу, приходи в КСС.
Так я и устроился в КСС на пару дней. Она тогда размещалась на первом этаже обычного пятиэтажного дома, неподалёку от автовокзала. В большой комнате располагался «офис» с рацией, в маленькой - лежали рюкзаки и прочее туристское барахлишко. Там я и заночевал. Сейчас вот забегу туда, прихвачу свой рюкзак и в Чемал!
Захожу в КСС, прохожу в маленькую комнату за своим рюкзаком, смотрю, а его нет нигде, исчез, словно корова языком слизала. У меня холодок по позвоночнику. Впрочем, и остальные рюкзаки, заметил я, тоже исчезли. А ещё утром с десяток разномастных рюкзаков аккуратненько лежали вдоль стенки.
Я в «офис» к ребятам.
-Мужики, где мой рюкзак? - как можно спокойнее спросил я у сидящих за столом ребят.
А сам уже волнуюсь вовсю. В рюкзаке было всё, что нужно для моего маленького бизнеса, и всё - сплошной дефицит в то время: три бутылки водки, цепь от пилы «Дружба» несколько пачек патронов разного калибра, рыболовные крючки, леска, и 3-х литровая банка мёда, домой уже купленная…
-Какой рюкзак? – переспросил меня радист.
-Старый «абалак»… вон там, у окна лежал…
Ребята непонимающе переглянулись, потом один из них неуверенно предположил:
-Слушай… тут такое дело… улетел, наверное, твой куль…
-Как улетел? Куда улетел? - разволновался я не на шутку.
- На Ак-Кем улетел. Сегодня утром.
Я присел на стул, ничего не соображая. Причём тут Ак-Кем?
Мужики быстро прояснили ситуацию.
-Мы сегодня «вертушку» на Ак-Кем загружали, тут рюкзаки наши подготовленные, видел, лежали? Мы их все загрузили и твой куль, видимо, с ними тоже. Мы же не знали, что это не наш куль. Так что, извини, старик…
Вот те на, думаю, горько, обломался мой бизнес прямо в самом начале. Вместо того, чтобы ехать сейчас со мной, в Чемал, к заготовителям лекарственных трав, мой рюк улетел на Ак-Кем к спасателям. Хорошо, что хоть паспорт с деньгами с собою утром прихватил… Непруха, короче, с самого начала пошла, и я начал прощаться со своим старым «абалаком», с водкой и патронами, по крайне мере, уж точно. Но водку было не так жалко, ведь за водкой я мог снова сгонять в Бийск (в Горном ее было не купить), а вот патроны… я их полгода у себя в Перми по сусекам собирал.
Видя моё состояние, ребята стали настойчиво связываться с Ак-Кемом по рации, а я тем временем, прикидывал варианты. Без «боеприпасов» и водки к заготовителям соваться нечего, и чтобы не терять зря время, я решил налегке сгонять сначала в «лагерь зелёных», что стоял неподалеку от Еланды, ну, а потом, если, вдруг, мой рюк вернётся, уже с полным набором, ехать в Чемал к заготовителям. Так и сделал.
«Лагерь зеленых» представлял собой небольшой палаточный городок, на живописном, левом берегу Катуни, чуть выше подвесного моста. Над пятью разноцветными палатками развевался зелёный флаг.
На противоположном берегу, почти напротив лагеря, в скальном склоне уже, зияли чёрнотой две штольни, приготовленные для мощного взрыва, который должен был символизировать начало строительства Катунской ГЭС – реальное противостояние, одним словом. Именно так, можно было охарактеризовать тогда отношения между сторонниками и противниками строительства Катунской ГЭС.
Да что там говорить, до драк дело доходило! Бывало, начинаешь вести беседу с незнакомым человеком, осторожно прощупывая его, потом не выдерживаешь и напрямую в лоб спрашиваешь: «ну ты-то «за» или «против» ГЭС!?»…
-О, ты знаешь, что тут творится вокруг строительства ГЭС!? - многообещающе встретила меня знакомая девчонка, когда я подошел к их костру.
И ребята наперебой начали рассказывать мне последние новости.
Инициаторами акции протеста оказались ребята из Москвы, Новосиба, Киева…. Лагерь работает с начала лета. За это время здесь побывали сотни «зелёных» разных национальностей и возрастов, от юных туристов до убелённых сединой академиков.
На другой стороне Катуни тоже не спали, там за лето успело побывать несколько разномастных чиновничьих кампаний, вплоть до тогдашнего премьер министра - Рыжкова.
Активная агитация «зелёных» среди местных началась с середины июля. Власти в ответ стали не менее энергично обрабатывать школьников и стариков, резко улучшив снабжение окрестных деревень различными товарами. В богом забытые деревни, вдруг одна за другой, словно по команде, зачастили продуктовые автолавки.
Удивленные невиданной доселе заботой, аборигены недоумевали: почему властей вдруг срочно заинтересовало их мнение? Дальше - больше. Словно по мановению волшебной палочки, помимо продуктов, в местных магазинчиках появились стиральные машины, утюги и даже холодильники о которых местные даже не мечтали. Представители властей кричали с различных трибун, что «хватит жить в деревянных лачугах при свете керосиновых ламп, алтайцы должны жить как все цивильные люди!» "Ваши деревенские улицы должны быть ярко освещены! Будет ГЭС - будет электричество, будет всё и даже ещё больше!"
Абсолютно уверенные в своих силах, власти даже посёлок гидростроителей уже построили и жители новеньких квартир с нетерпением ждали работу «на местной стройке века».
Но тут начала подниматься «зелёная сила» и экологи. «По какому праву вы начинаете строительство ГЭС без технико-экономического обоснования?» - возмущались они, указывая на штольни. «Да что вы так беспокоитесь? – слышали они в ответ. Мы просто взяли пробу породы на предмет полезных ископаемых…»
Какими только эпитетами не награждали тогда «зелёных» в местной прессе! Зелёные в ответ лишь усилили агитацию и начали активный сбор подписей против строительства Катунской ГЭС. Над лагерем появился плакат: «Спасем Катунь - спасём будущее Алтая!».
Лагерь постоянно поддерживали туристы, экологи и «зеленые» всех мастей, оставляя свои протесты и петиции, которые увозили из лагеря «водники» прямиком в Москву. При мне, забрав очередную партию протестных подписей, донбасские ребята уплыли вниз по Катуни с растянутым над катамараном ярким плакатом: «Катунь – СОС!».
Мотивация нашего протеста была крайне проста: мы слишком любили Горный Алтай, чтобы доверить его первозданную красоту каким-то «спецам» и чиновникам. Это было время, когда людей на Алтае определяли одним единственным вопросом: «за» ты или «против».
Я как-то, случайно, забрёл в построенный уже посёлок гидростроителей, так меня сразу определили как «зелёного» и едва не побили. Мужиков можно понять. Они уже въехали в благоустроенные квартиры, а с работой – полный облом, а у многих - маленькие дети на руках.
Отношение к строительству ГЭС стало лакмусовой бумажкой, которая разделила всех на два непримиримых лагеря. Эта разделительная линия проходила тогда везде: среди жителей окрестных деревень и Горного Алтая в целом, на местном и союзном телевидении, в прессе и многочисленных публичных выступлениях. Человек с хорошо подвешенным языком за пять минут мог убедить обывателей, что ГЭС для них просто необходима и никакого вреда от нее не будет. Достойный противник строительства за то же самое время мог переубедить слушателей с точностью да наоборот. Обыватели качались из лагеря в лагерь в зависимости от харизмы оратора и эффектности очередной телепередачи. Так или иначе, но строительство Катунской ГЭС всё-таки было остановлено, окончательно проект был закрыт в 1989 году. Катунская ГЭС стала «жертвой перестройки», как считают до сих пор многие ее сторонники. Время сыграло тогда на стороне экологов.
Читаю хронику зелёных:
«В начале июня, в водах Катуни родилась девочка. Молодая пара специально приехала рожать в бирюзовых водах Катуни. Катунь - «женщина дающая жизнь». И сразу же вслед за этой записью - трагичная новость. «Чуть позже здесь же утонула 17 летняя девушка, дочь одного из археологов, ведущих раскопки на левом берегу реки».
И рождение, и смерть, да и вообще всё происходящее вокруг, «зелёные» связывали тогда со строительством ГЭС. Якобы, археологи были наказаны местными духами за безалаберные раскопки. Конец хроники венчали слова Рериха, о том, что скоро де «на берегах Катуни сойдутся в последней битве силы добра и зла». Ни больше, ни меньше. Оказывается, я тоже стал невольным участником этой «последней битвы». Всё случившееся тогда, и плохое и хорошее, объяснялось «зелёными» с оттенком юношеского романтического идеализма.
Лагерь зелёных. День второй.
На утреннем совете решили: двое едут в Куюс агитировать местных против строительства, «чтобы те не верили газетным публикациям». Двое в Еланду за продуктами. Несколько женщин собирают лекарственные растения для чая, двое рыбачат, двое дневалят и готовят обед.
Я же решил пройтись вверх по Катуни по следам археологических раскопок.
Берега Катуни - пути миграции древнего человека, здесь повсюду можно вести археологические раскопки, особенно в местах впадения в Катунь небольших речек. Археологи поработали здесь на славу. Раньше я с большим пиететом относился к археологам, думал, что это особенные такие люди, трепетно относящиеся к древности. Здесь поработали, видимо, другие археологи: прошлись по прибрежной земле, словно пьяные кроты. Всё было перерыто в чрезвычайной спешке.
По вечерам, собравшись во круг костра, мы гоняли травяные чаи и пели песни под гитару. От полной луны на землю струился серебристый свет, отбрасывающий тени от деревьев и камней. Русло Катуни, казалось было заполнено не водой, а сказочным, переливающимися серебром. Одним словом, то время я помню до сих пор, до мельчайших подробностей.
Через три дня я вернулся в Горный и вновь забежал в КСС без всякой, впрочем, надежды.
-Прилетел твой куль! – тут же радостно сообщили спасатели, увидев меня. - Вон лежит! Посмотри там… всё ли на месте…
Дико волнуясь, я стал развязывать свой старый «абалак». Ощупал прямо в рюкзаке трёхлитровую банку мёда, которая даже не разбилась. Патроны тоже были на месте. Водка… господи, даже водка вся целёхонька! Лежат «бутыльчонки» аккуратно рядком, в газетки завёрнутые. Даже водку, водку! - ходячую валюту, во время сухого закона, никто не тронул! Я практически потерял дар речи от честности и благородства мужиков на Ак-Кеме.
Пока я радовался, ребята смеясь рассказали, как на Ак-Кеме мой рюк «честно» не приняли сначала горноспасатели, которые со словами: «не наш куль» и отправили его на Кара-Тюрек к метеорологам. «Не наш куль» - честно решили и там и отправили его обратно на Ак-Кем. Ну, а с Ак-Кема рюкзак благополучно прилетел уже обратно в Горный. Вот таким чудесным образом завершилось маленькое приключение моего старого «абалака», которым я и сейчас иногда пользуюсь.
Один пузырёк на радостях, мы тут же приговорили «за нормальных мужиков на Ак-Кеме». Есть в жизни вещи, как говорится, и поважнее бизнеса.
Оставив тяжелую банку с медом в КСС, я забрал свой «абалак» и поехал в Чемал, имея всё необходимое для «заключения контракта» с деревенскими заготовителями.
До Чемала три часа езды по живописнейшей дороге вдоль Катуни. Я ехал и вспоминал былое, пока у одной из турбаз в автобус не вошёл странный мужичок в рваных сандалиях на босу ногу и газетной пилотке на голове, напоминающий великовозрастного, потрёпанного советского пионера. Между тем, «пионер», судя по всему, пребывал в отличном настроении. Ему явно не стоялось одному. Он просто жаждал общения.
Мужичок быстро осмотрелся и из многочисленных пассажиров почему-то выбрал меня. Он держался за поручень метрах в трёх, беспардонно буравя меня хитровато прищуренным взглядом, многозначительно кивая мне: мол, хрен с ними со всеми, но мы-то с тобой - зна-а-ем…
«Никак чемальские чудики пошли», – с радостью отметил я про себя.
В Элекмонаре вышел сидевший сзади меня парень, на его место тут же бухнулся «пионер», который сразу же начал чудить:
-Судьба России интересует, нет? Недорого возьму… -
услышал я заговорщицкий шёпот и почувствовал запах вчерашнего перегара.
Сижу, смотрю в окно, не зная как быть. Умеют же иногда поставить в тупик эти похмельные чудаки. Задал зараза глобальный вопрос совершенно незнакомому человеку, сидит и хитровато так, лыбится… Скучно ему видишь было, а тут - раз вопросик! - и скуки как не бывало! Крайне интересный и нетипичный тип, подумал я.
Полуобернулся к нему, ещё не зная, что ответить.
-Тс-с-с! – предупреждающе зашипел чудак, приложив палец к губам. - За нами могут следить.
«Ни хрена себе качели!» - подумал я про себя. Не успел еще до Чемала доехать, а уже слежка нарисовалась». Заинтриговал, одним словом, меня этот мужик ещё больше, бухать, наверное, с ним интересно.
Сижу, смотрю в окно, жду, что дальше будет. Время сразу как-то быстрее побежало, и я вдруг со страхом ощущаю, что между нами устанавливается какой-то незримый, таинственный контакт. Физически ощущаю. Запустил в меня свои психологические щупальца и ухмыляется сзади, гад такой.
-Чувствую, чувствую… - прошептал мужик уже над моим ухом, чем совсем сбил меня с толку.
Что ты чувствуешь? Патроны, что ли в моём, рюкзаке? Нет, скорее всего, водку почувствовал, гад такой. Одним словом, мы вошли в контакт, и он засыпал меня разными вопросами типа «куда» да «зачем»… Я, как на духу, выложил похмельному деревенскому прорицателю, что меня интересуют лекарственные травы. Чувак так снисходительно заулыбался во всю физиономию, будь-то я был несмышленым мальчишкой, а он главным заготовителем во всём Горном Алтае.
-Ну, ты даёшь! - хлопнул он меня по плечу. Ну, ты прямо в точку попал! Я и есть – он. Чё везёшь, чё в рюкзаке? Спирт? Валюта? Патроны? Калибр? - затараторил он, как из пулемёта.
Мне стало очень неловко, потому что к нашему разговору стал прислушиваться весь автобус.
- Да не ссы ты! - толкнул он меня в плечо. - Колись давай! Водка есть?
- Водка есть, - тихим голосом сознался я.
- Ты чё?! Я же не пью! – вытаращив глаза, отшатнулся он от меня с искренним возмущением.
Я не знал куда деваться: весь автобус уже с нескрываемым интересом пялился на нас.
-Слушай,- неожиданно сменил он тему, - и как ты сразу на меня вышел? Только без пиз…, колись, давай…
И он уставился на меня так, что мне тут же захотелось объясниться, оправдаться перед всем человечеством…
-Не знаю, - робко ответил я.
-Не знаешь!? - выкрикнул он возмущенно, да это же все Харнава действует! - объяснил он мне и продолжил уже смягчившись, - ну молодец, молодец, чё тут скажешь… В самую точку, бля, попал. Прямо на меня, минуя… Я же тут всех, я же тут всё...
И пошел дальше нести что-то про «стратегию фирмы» и «рыночные отношения между людями». В заключении скорчил деловую мину и решительно сжал пальцы в кулак, мол, всё будет так, как надо.
Тогда многие начали понтиться под деловых, но понт у этого мужика был какой-то оригинальный, местного чемальского разлива, что ли… В общем, деревенский чудак сильно расположил меня к себе. Я и раньше встречал на Алтае таких, косящих под чудаков, типов. Так им видимо, легче было переносить скуку и тяготы местной жизни. Вот они её и облегчали по мере возможностей, играя только им известные роли.
Между тем, физиономия чудака резко изменилась и приобрела сверх серьёзное выражение. Он сузил на меня глаза, как бы проверяя, стоит ли, и не сводя с меня строгого прицела, со страшным значением изрек:
-И мёртвые иногда не молчат.
Потом его лицо приняло своё, если можно так сказать, обычное выражение, и он без всякой связи с предыдущим, начал грузить меня местной экзотикой: какими-то «черными шаманами», «курайскими тайнами», и «стерегущими золото грифами»…
Я с интересом всё выслушал и вежливо перевёл разговор в нужное русло.
-Понял, - сразу же посерьезнел он. - Щас сойдём в Элекмонаре и обо всём перетрем.
Он положил руку на мой рюкзак и, кажется, нащупал пузырь водки.
-Нет, в Элекмонаре не могу, в Чемале я бы потолковал, - ответил я.
-Хорэ, - быстро согласился он. - В Чемале, так в Чемале.
И, по - деловому взглянул на мои часы (своих у него не было).
-В пол-пятого. Циркулируй в центре, я тя сам найду. Циркулируй… Увидишь мой ярко-голубой «мэрс», сразу подходи, понял?
Показались первые домишки Элекмонара.
Чудак поднялся, и направился было к выходу, но вдруг остановился, неожиданно наклонился ко мне и жутким шёпотом поинтересовался:
-Слышь, братан… а эти, - он резко чиркнул указательным пальцем по мизинцу - боевые 7,62 есть?
«Вот же бля!», - чуть не вскочил я. В моём рюкзаке действительно лежали две пачки боевых патронов калибра 7,62.
Элекмонар не дал нам договорить. «Пазик» остановился у сельмага. Чудак в пилотке вышел, подошёл к моему окну и радостно прокричал на прощанье:
- Санька, я тя сам найду! От меня не скроешься! Циркулируй в центре!
«Господи, откуда он знает, как меня зовут?» - пронеслось в моей голове, мы же, вроде, не знакомились!»
Двери закрылись, и мы поехали дальше.
В заднее стекло я увидел, как мой таинственный партнёр по бизнесу, чуть присел и сделал несколько энергичных движений, настраиваясь, видимо, на серьёзное дело.
Минут через сорок наш автобус въехал в Чемал, облегчённо чухнул и затих на центральной площади.
-А этта-то… какоё остановка? - встрепенулась вдруг бабулька с двумя круглыми баулами, проспавшая всю дорогу. Она так и спросила: «какоё остановка».
-Чемал, бабушка, Чемал, конечная, - улыбаясь, ответил ей водила.
Все вышли, я тоже.
Сельские жители вперемежку с редкими тогда туристами, сновали туда-сюда по площади, исчезая на время то в конторе, то в столовой, то в продмаге. Автотуристов тогда практически не было, а вот люди были значительно душевней.
Моё внимание привлёк пожилой мужичок, одетый в простое чёрное трико, белую не застёгнутую рубашку и тапочки на босу ногу. На длинной веревке он едва удерживал энергичную козу, что однако, не мешало ему лузгать семечки.
Я подошёл к нему и вежливо поинтересовался:
-Извините, вы не подскажите, где живёт Бабурганов Иван?
-А если, я тя щас, ула-жу-у!? – сразу же ошарашил меня мужичок
и угрожающе закатав рукава, попёр на меня.
«О-о, ещё один чемальский чудак!» - подумал я с опаской, и на всякий случай, сделал шаг назад. Надо осторожнее с ними, они здесь все в каком-то другом измерении живут.
-Ме-е! – подтвердила коза и дернула мужичка за собой.
Я решил не связываться с ним и направился в сторону книжного магазина.
- Эй, парень! Постой! Ты чё обиделся что ли? – извиняющее закричал он вдогонку. - Это я так… на вшивость приезжих проверяю. Тут щас всякие ездят. Давай лучше покурим. Манька, ты получишь у меня, стервозина такая! – пригрозил он своей козе, доставая пачку «беломора».
Я подошёл к чудаку с козой. Ко мне хорошо, и я тоже.
- Видишь, миролюбиво сказал он, прикуривая, - с козой вот возится приходится… У нас со старухой – хозрасчёт: она за корм, я за козу отвечаю…
За двадцать минут общения с мужичком я узнал о нем много интересного. Узнал, что он в «совершенстве владеет аж семнадцатью языками», и единственный в Чемале имеет австрийские (фирменные!) горные лыжи с фирменными же ботинками. Про лыжи я поверил, про языки - нет. «Хорошо, - сказал он спокойно, - тогда проверь меня по языкам». Я начал тестировать его по языкам. Просил его сказать что-нибудь по-испански, по-польски, по-японски, по-турецки… Он, не моргнув глазом, тут же начинал всё это выдавать на разных языках! Не в совершенстве конечно, но языки он знал! По своему, по чемальски, но знал. Я был сражён. Деревня деревней, трико с вытянутыми коленками, на обветренных губах скорлупки от семечек, а какое широкое мировоззрение при этом!
Придя в себя, я попросил его сказать что-нибудь по - французски (я в школе его учил). Ну, думаю, тут ты меня хрен проведёшь.
-Мишель, Мишель папатапель… - тут же выпалил он с натуральным французским прононсом и победоносно уставился на меня.
- А на индийском, - не дал я ему опомниться.
Мужичонка мгновенно состроил сладенькую индийскую улыбочку и сладенько же пропел:
-Пив-а-а, ля-ля-ям, ба-лям…
«Что ж, похоже» - подумал я. Мне даже чалма на его голове привиделась... Чтобы окончательно удостоверится в его таланте, я попросил сказать что-нибудь по-удмурстки. Этот язык я знал даже лучше французского, так как удмурты были моими соседями по Каме.
-Вардашкьём шаярмы! - тут же выдал мне на чистом удмурстком деревенский полиглот.
Не успел я оценить его удмуртский, как он перешел на чемальский, и принялся настойчиво приглашать меня в гости «что бы показать остальные свои таланты».
Я стал отказываться, времени-то в обрез - бизнес. Еле отвязался, короче от него. Двадцать минут назад «уложить» меня хотел, а сейчас в гости зовет. Если с таким выпить…
Когда мне удалось вырваться от него, он крикнул в догонку:
-Кыдысь!
По удмуртски крикнул, понял я и прибавил шагу. На «вернись», похоже… или на: «всё равно ещё встретимся»!
Иду дворами, вдруг вижу, впереди какой-то мужик брёвнышки топориком обтюкивает. Я подошёл к нему и поинтересовался, где, мол, тут травник Иван Бабурганов живёт? Мужик вопрос принял и начал переваривать. Отложив в сторону топор, присел на брёвно и начал неторопливо, как в замедленном фильме, мусолить себе цигарку, готовясь к серьёзному, длительному разговору.
Глядя на неторопливого мужика, я ощутил смутное беспокойство. Мне и надо-то было всего услышать, где живёт Иван Бабурганов?
-Бабурганов-то? Иван? -закурил мужик, поудобнее устраиваясь на брёвнышке. -Да знаю, знаю Бабурганова-то Ваньку… живёт потихоньку… чё с им сделается…
«Ну, слава богу, - выдохнул я про себя. – Жив, значит Иван».
-Давеча… корова у него отелилась, - продолжил мужик в той же манере. - Да ты садись, перекури малость, сам-то, откуда будешь?
Мне бы бежать, да от судьбы разве убежишь? Да и неудобно уже как-то. Оторвал мужика от работы, вот он уже и цигарку свернул, затягивается вкусно, и с большой охотой начинает рассказывать тебе про «Ваньку Бабурганова» и про местную «чемальскую жисть». Скоро к нам подходит третий и вот мне уже плеснули в стакан браги (господи, откуда она взялась-то?), и вот я уже пью за новое знакомство. А алкоголь обладает одним непревзойдённым качеством: он моментально сближает людей, уничтожая все их комплексы. Подробности бурного двухдневного отдыха с новыми чемальскими корешами я опускаю, скажу лишь, что вновь Ивана Бабурганова отправился искать я лишь через два дня.
Позавчерашний мужичок с козой стоял у остановки, будь-то, никуда не уходил. Я на всякий случай начал обходить его стороной. Когда я решил, что опасность миновала, чудак спокойно докуривая «беломорину», дожидался меня у колонки. Вместе с козой.
-Привет Саня, ты где пропадал? - как ни в чём не бывало, поинтересовался он. – Может, дерябнем немного, у меня есть…
-Не-не-не! - энергично запротестовал я. Я тут уже, а мне ещё Бабурганова надо найти…
-Дак Бабурганова нет дома…
-Не-не-не! - отмахнулся я и прибавил шагу. У меня же бизнес…
Неказистый домик Бабурганова я нашёл довольно быстро. Оказалось, что два дня назад я не дошёл до него совсем чуть-чуть. На крик никто не откликнулся. Открыл калитку, вошёл. В неухоженном дворе кроме трусливого пса - никого. Дверь в дом чуть приоткрыта. Постучал, в ответ ни звука. Я вошёл в хату. В нос ударил крепкий бражный дух, в комнате - скомканные половики, опрокинутая табуретка. В углу, на столе остатки нехитрой закуски и несколько пустых гранёных стаканов…. Судя по натюрморту, несколько дней здесь точно пьянствовали.
Я вышел во двор.
Прямо на меня настороженно смотрел молодой парень в чёрных трусах и резиновых калошах на босу ногу, в спутанных волосах солома торчит. В тощих руках авоська, в авоське - трёх литровая банка с мутной жидкостью.
-Вот, в говне утонул, – по - детски непосредственно пожаловался он, показывая рукой на грязные калоши.
Человек с глубокого похмелья сразу делается своим в доску.
-А это у меня - брага, - показал он на банку в авоське. - К Дуське ходил, до десятого деньги занять, - пояснил он.
-А Бабурганов где? - спросил я.
-Я и есть Бабурганов… младший. Сын. Приёмный. Выпьешь со мной?
Пить я отказался, но выяснил, что Бабурганов старший должен «скоро спустится с гор». «Бабурганов старший спустится, тогда может и дерябнем», -подумал я и направился в столовую поправляться минералкой. После бурных двух дневных событий голова моя гудела, словно колокол.
Через день я встретился с Бабургановым старшим, и мы заключили с ним, как бы сейчас сказали «бартерную сделку». Я ему оставил патроны и водку, за это он должен был мне заготовить редкие травы. Таким вот образом закончилась моя первая деловая поездка в Горный Алтай.
Ну, а последнюю картинку, из той, далёкой, «бизнес – поездки», я запомнил уже на железнодорожном вокзале, из окна своего поезда. Состав тяжело тронул с места и начал потихоньку набирать ход, удаляясь от старого Бийского вокзала…
Небольшая группа вернувшихся с маршрута ребят, разместившаяся под берёзой на своих уже облегченных рюкзаках, стала медленно удаляться… родные все, устало - просветленные лица…
Вот худой, обросший парень поднялся, взял закопченный котёлок, и побрёл на вокзал, видимо, за кипятком для чая. Девушка с распущенными волосами взяла в руки гитару, склонила к ней голову, бережно прошлась пальцами по струнам, и случайный порыв ветра донёс до меня слова простой, незамысловатой песенки:
Прощайте вы, прощайте,
Писать не обещайте,
Но обещайте помнить
И не гасить костры…
Конец
Александр Ситников – путешественник по Горному Алтаю
*******
На фото красавица-Катунь.
Фото из интернета - спасибо автору.