Парамаунт 2012
Рассказ.
Ноги мёрзли. Ноги постоянно мёрзли в старых башмаках. Это слово не вполне подходило к его обуви. В общем-то это были кеды. Николай купил их на Брайтон-бич, на дешевой распродаже в прошлом году. Они казались стильными.
Январь нынче выдался студёным. В такой холод туристов и прохожих на улицах Нью -Йорка становилось меньше. Вот и сегодня - почти никого. Напротив их пятачка, потеряв ночноё очарование, словно проститутка без грима при свете дня, устало моргала неоном огромная рекламная конструкция с логотипом “Paramount pictures”
Прохожие деловито шагали мимо, изредка касаясь равнодушными, обтекающими взглядами группы художников с мольбертами.
Волосы с проседью, куртка от Сamel Activ и цветастый непальский шарф придавали ему весьма типичный для его среды, богемный вид. Он старался двигаться, но ноги всё равно мёрзли.
Если так пойдет дальше, то сегодняшний день пройдёт впустую, без “выхлопа”. А он был нужен как никогда; приближалось время уплаты аренды, и нужно было внести свою часть за, снимаемую ими на двоих с приятелем-поляком, квартирку. Квартирой это помещение было назвать нельзя. Это был угол, отгороженный предприимчивым домовладельцем от чердачного помещения. Зимой там бывало невыносимо холодно. Зато летом они умирали от жары под раскалённой крышей. Кондиционера, естественно, не было. Платили они по местным меркам пустяки, и оттого язык не поворачивался требовать дополнительного комфорта. Да и домовладелец намекнул им на это сразу, и весьма непрозрачно.
Ноги мёрзли. Так можно было и простыть. В памяти вдруг всплыл образ бабки Агафьи. Её он помнил хорошо. Была она религиозной и по воскресеньям ходила к заутренней. В её комнатушке висели иконы, и ощущался чуднOй, сладковатый запах. Припомнилось, как однажды на Рождество она взяла его собой на службу в местную церковь, предварительно поверх шубейки, крест-на-крест, перепеленав шалью. Стояли морозы. Они долго шли до храма по скрипящему под ногами, утоптанному снегу. Вспомнил, как тепло было ногам в валенках.
Бабка периодически заглядывала внуку в лицо – не побелели ли щёки и нос. А вечером, уже сквозь сон, он слышал, как Агафья что-то настойчиво говорила матери. На следующий день на его шее появился серебряный крестик на тесёмке.
Николай уже два раза прикладывался к спрятанной во внутренний карман фляжке с водкой. Вот уже больше двадцати лет он здесь, а к виски так и не привык. Сам не знал отчего. Быть может, его вкус подсознательно напоминал ему о деревенском самогоне?
Водка приятно обожгла пищевод и тёплым воском растеклась по желудку. По привычке занюхал рукавом. Бросил в рот подушечку орбита.
- - - -
… Учеба в художественном училище до сих пор оставалась временем радости. Тут сошлось всё; и обретённые друзья, и муки творчества, и первая женщина. Да и вообще... И хотя в те времена скепсис был самым модным настроением в студенческой среде, это не отменяло всего прочего. Скепсис к власти, к стране, ко времени начала девяностых. Посмеивались над активистами от комсомола. Менялось всё. Даже кино стало другим. Сугубо развлекательным. Оно стало продюсерским, и асоциировалось с хрустом попкорна.
После окончания Суриковского училища целый год болтался по Москве, пытаясь найти источник постоянного заработка. В начале девяностых в России наступили смутные времена. Всё как-то тревожно сокращалось.
Атмосфера в кругу людей, с которыми общался Николай, была полна слухов и предсказаний. Слухов о свободе и лучшей доле для талантливых и смелых где-то там, за бугром. А в атмосфере окружавшей его, новой России частенько пахло порохом.
Решился и рванул в Америку.
- - - -
Первые несколько лет после отъезда из развалившегося Союза Николай колесил по Штатам, не гнушаясь браться за любую работу. Усваивал язык. Вести с Родины доходили с трудом, да и мало его интересовали первое время. А эта страна ему нравилась. В ней хотелось раствориться. Молодость и ветер в волосах! Всё как мечталось когда-то.
Добрался даже до Калифорнии. Работал в барах и ресторанах. Пытался подрабатывать рисованием на улице. Искал знакомства. Но закрепиться на побережье так и не смог. Без добротных документов на хорошую работу не брали, хотя его счастливая внешность позволяла не выделяться из массы местных белых мужчин.
Иногда писал письма сестре. С друзьями по выпуску из Суриковского связь потерял. Одно время работал помощником у маститого художника-авангардиста. Но писать хотелось самому! Он ведь подавал надежды. И это желание бродило в его крови, не давая покоя.
А здесь, в Большом Яблоке, таких как он было много. Это уравнивало и успокаивало. К тому же можно было заняться натурализацией. Здесь у всех был шанс подняться. Так говорили. У всех! Все слышали о наших звёздах: Шемякин, Неизвестный… Что-то получалось и у него.
Частенько выпивали в компании коллег по цеху. Спорили. Николай держался в стороне от земляков. Иногда удавалось работать с издательствами. В основном с детскими.
Как-то на вечеринке судьба свела с парой однокашников ранних выпусков, которые здесь держались на плаву и даже где-то выставлялись. Говорили на русском. Теперь родной язык звучал по-другому, словно извлечённая на свет божий, давно забытая хозяином в кладовке, когда-то любимая, гитара.
Нью Йорк поражал размахом. Блеском рекламных щитов. Бурлеском кипения жизни в залитых светом улицах-ущельях. Николай вдыхал этот сладкий, пьянящий элексир Америки. Будущее было светлым.
Были и женщины. Поначалу, негритянки вызывали особенный интерес, словно диковинные игрушки из тёмного дерева. С подругами время текло веселей. Но, как-то все они оказывались “ниже ростом” и быстро надоедали. Многих он уже вспоминал с трудом.
А время шло, и Николай почти исчез, остался только Ник. Здесь так было принято сокращать имена.
… Подошел долговязый, прыщавый парень в ковбойской шляпе. Долго тёрся между рисовальщиками, заглядывая в рисунки. Спросил о стоимости и уселся на стульчик к Николаю. Он разговаривал с тягучим акцентом жителя среднего запада. Наверняка откуда-то с Айдахо. Турист. С ним рядом крутилась смазливая девица в чёрной кожаной куртке.
Портреты таких типов следовало облагораживать, перенося на бумагу приукрашенный образ. Он уже знал, что по-другому никак. Клиенту могло не понравиться. Здесь твёрдо знают, за что платят деньги, и претензии выражают не стесняясь.
Привычными, уверенными штрихами Ник формировал на листе образ молодого ковбоя-романтика, сглаживая неприятные черты и дорисовывая то, что нужно. Про прыщи забудем, подправим скошенный подбородок… Портрет покорителя прерий почти готов!
Этому Ник уже давно научился; кому-то сбрасывал вес, кому-то ретушировал лысину, а кому-то, как вот этому парню, убирал прыщи. В общем, всё понятно.
Сны ему снились редко. Да и спалось в последнее время неважно. Но вот недавно приснилось; будто он лежал голым на мелководье, упёршись правым локтем в песчаное дно, так, словно его выбросило на берег волной. Но ничего не болело. Вода была тёплой. Отсветы от неизвестного светила лежали на воде и заливали тусклым светом ночной пейзаж... Он внимательно осмотрелся вокруг: контуры далёких горных хребтов, чёткие очертания береговой линии - совершенно незнакомое место.
Николаю было подумалось, что это сон. Что он спит. Но ощущение от ласкающих грудь мелких волн и окружающая картина были настолько чёткими и реальными, что он оставил эту мысль. И даже похлопал ладонью по воде. Это место ему было точно не знакомо.
И только поглядев на источник света, он всё понял... Диск светила был не похож на лунный; красноватый и большего размера. Словно током ударило: он, вообще находился не на Земле! На неизвестной планете.
Даже на похоронах матери Николаю Чебышеву не приходилось испытывать такого вселенского чувства тоски, безысходности и ужаса. Значит всё... Он никогда не вернется на землю? Никогда не увидит людей?! Не разделит с друзьями застолье. Не притронется к женщине?! Не пройдёт по хрустящему снегу? Не увидит утопающий в океане, огненный шар солнца? Не услышит шума листвы...
Слёзы заливали ему лицо. Сердце разрывалось от боли. Никогда, никогда, никогда... Но как такое могло произойти? Почему?!
... Он проснулся, и, только спустя несколько минут, смог отойти от этого сновидения и ощутить тихую, всепоглощающую радость. Слёзы подсыхали. И приснится же такое!
А на прошлой неделе, через одного знакомого хорвата, случайно попал на party в честь премьеры нового бродвейского мюзикла. Выпивки было море. По этому поводу пришлось взять напрокат смокинг. Бродя среди приглашённых, услышал русскую речь. Подошел. Разговорились. Они оказались щоумэнами с российского ТВ, приехавшими поглазеть на Штаты.
- Как вам Нью Йорк, ребята?
- Впечатляет! Высокий, прямоугольный. А Вы давно из Москвы?
- Да, почитай, больше двадцати лет как минуло.
- Не тянет на Родину? У нас всё поменялось.
- Пока не задумывался...
Они познакомились и ещё выпили. Мужики стали показывать фото со своих смартфонов.
- В Москве тоже небоскрёбы появились?
- А то!
Затем ещё выпивали. Нику понравились эти люди.
- - - -
Солнце понемногу прогревало маленький пятачок, на котором расположились художники. Стало веселей.
Кто-то похлопал его по плечу. Ник обернулся.
- Коля привет! Чебышев, не узнаёшь меня?!
Перед ним стоял Ваня Козлов. Слегка раздобревший, но всё же Козлов. Тот самый активист-патриот Иван Козлов собственной персоной.
- Ну, привет, что-ли?! Колян!
- Привет Ваня! Вот кого не чаял!...
Они обнялись. Затем ещё раз пожали руки, жадно и оценивающе всматриваясь в облик друг друга.
- Ну как ты здесь?
- Сам видишь! Рисую вот, что бог пошлёт. Жить можно. А ты? Как у тебя сложилось?
- Всё хорошо. Да что мы тут посреди улицы. Время к обеду. Пойдём, перекусим куда-нибудь, поговорим спокойно. Угощаю! Есть здесь место подходящее?
- Вот уж этого – навалом!
Николай попросил соседа приглядеть за его мольбертом, и они пошли по направлению к ресторану, давно облюбованному небогатыми уличными художниками. Ходьбы до него было минут десять. Наконец сели. Заказали крылышки-гриль и пиво.
- Понаблюдал за тобой издали немного. Хорошо ты их гримируешь!
- Да. Насобачился уже! Вполне сносно можно заработать.
Глядя на румяное, улыбающееся лицо старого приятеля, ему отчего-то захотелось выглядеть в его глазах успешным. Благоухая дорогим парфюмом, Иван источал ауру благополучия.
- Семью завёл?
- Нет Вань. Как-то не сложилось. А ты?
- Да, всё благополучно! Супруга, двое деток. Дочь и сын. Уже взрослые. Дочь в этом году школу заканчивает. Дачку в Подмосковье строю.
- Рисуешь?
- Нет. Вовремя понял, что таланту у меня - кот наплакал. Но бизнес веду в этой же теме. Мой талант оказался в том, чтобы увидеть художника в других. Посредничаем. Картинную галерею организовал. Талантливую молодёжь продвигаем. В этом я свою нишу и нашел. Дела идут неплохо. Сейчас в России денег достаточно.
- Вот полистай. Иван достал свой Samsung и, ткнув несколько раз пальцем в экран, протянул гаджет Николаю.
Эти фото, где вперемешку были сняты родные Ивана и виды столицы, смутили его. Словно ему показывали, что-то сугубо интимное. Москву Николай узнавал с трудом. Но от фотографий веяло чем-то притягательно-забытым, теплом и радостью, тем, что почти выветрилось за время жизни здесь.
При редких воспоминаниях о далёкой родине, в его сознании всплывал тот промозглый и грязный ноябрьский день отлёта в Штаты. В Шереметьево шел мокрый снег. Всё это накладывалось на ощущение его московской неприкаянности и неустроенности на тот момент. Тогда он думал, что это навсегда и ощущал, что провожающие немного завидуют ему. Отъезд в Америку в то время был подобен перемещению в загробное царство; возвратившихся назад никто не встречал.
- А ты с тех пор в Москве и не был?
- Нет. Не до этого было. Да и что там делать?
- А здесь-то ты что делаешь? Приезжай! Что тебя здесь держит? Поглядишь как у нас дела. Сейчас многие возвращаются. Поживёшь первое время у меня. - Но климат здесь у вас - хорош! У нас, сам знаешь, какой сейчас морозяка!
Ноги Николая отогрелись. Слушая Ивана, он представлял себе Москву. Потом они ещё долго болтали, вспоминая общих знакомых и памятные места.
- - - -
А сегодня было вновь пасмурно и сыро. К вечеру верхние этажи высотных домов стали теряться в туманной дымке.
Висевшая напротив рекламная конструкция вдруг беспорядочно заморгала, испуская электрический треск. Затем она вновь устойчиво заработала в прежнем ритме, но слово Paramaunt при этом больше не высвечивалось в общей композиции. Над своей непосильной задачей работало только слово Pictures.
А.И. 02.12.2015.