С возрастом Борис Петрович все чаще начал вспоминать известную поговорку: «где родился, там и пригодился». Родился он под Вологдой в обычном сельском доме с печкой и хозяйством. Его деревушку окружали белоствольные березовые рощи, поля, звенящие от рокота шмелей и несколько прозрачных голубых озер, в которых водились щуки и окуни. Родители, потомственные крестьяне, люди простые и работящие, души не чаяли в единственном сыне. Они считали, что ему уготована участь более важная, более значительная, чем им самим и другим деревенским жителям. Так что сразу после окончания сельской школы Бориса отправили в город. И не в какой-нибудь захудалый провинциальный городишко, а в Ленинград. Там ему удалось самостоятельно без блата и без ухищрений поступить в училище технической направленности. Помогла светлая голова и усидчивость. За годами учебы пришли годы работы. Трудовая жизнь Бориса Петровича текла ровно и неспешно. Казалось, все у него складывается хорошо. Квартирка в спальном районе, должность на крупном предприятии. Вот только тоска по родному краю не покидала нашего героя, так что каждое лето он брал отпуск и отправлялся в Вологодскую область. Даже когда родители его умерли, а деревня совсем обветшала, Борис все равно рвался туда, потому что не мил ему был серый северный город с его ветрами, дождями и гранитным камнем. То ли дело яркое солнце на голубом небе, то ли дело птичьи крики в лесу.
Возвращаться в Ленинград, который теперь именовался Санкт-Петербургом, он не любил, но его ждала служба. Человеком он был ответственным, старательным. К должности своей относился с трепетом, потому и дослужился до начальника. Его место предполагало личный кабинет с канцелярским шкафом и окном украшенным жалюзями. Была в нем также и отдельная вешалка для пальто, совмещенная со стойкой для унылого черного зонта. На столе стоял компьютер, в котором начальник был не очень силен и персональный телефон с персональным номером. Считалось, что Борис Петрович отвечает за техническое оснащение, но на самом деле отвечал он исключительно за качество работы, выполняемой его подчиненными. Подчиненные Бориса Петровича не подводили и потому не требовали особого внимания. И все-таки у него создавалось впечатление, что он очень устает на работе и нуждается в отдыхе. Возможно, это обстоятельство было обусловлено тем, что в некоторые вечера, с известной частотой, ему приходилось встречаться с начальниками других подразделений того же предприятия за накрытым столом какого-нибудь ресторана. Встречи эти не приносили Борису Петровичу никакого удовольствия, поскольку был он не компанейским и в компании особенно не нуждался, однако отказаться от участия в очередной попойке наш герой остерегался. Так можно и должность потерять, ведь на службе главное связи и знакомства, а знакомства следует поддерживать. И все-таки, страшась лишиться места, Борис Петрович мечтал о скорой пенсии, которую намеревался провести в родных краях.
Из близких родственников у Бориса Петровича к его пятидесятипятилетию остался только сын, причем такой сын, у которого в голове не водилось ровным счетом никакой умной мысли. Когда-то имелась у него также и жена, то есть мать сына, но со временем она куда-то исчезла. Вероятнее всего заскучала и нашла какого-нибудь другого мужа, не такого утомительного. Недаром свекровь-покойница упрекала невестку в легкомыслии. Надо сказать, что по жене Борис Петрович честно тосковал, но никому в своей тоске не сознавался. Да и кому сознаться? Перед друзьями в деревне как-то несподручно раскрывать, постигшую его, беду, ведь они-то считали его человеком состоявшимся, достигшим высот, а в Петербурге друзьями наш герой так и не обзавелся, виня во всем неподходящий климат и тяжесть жизни в большом неприветливом городе. Здесь в два часа дня стоит такая темень, что впору повеситься, какие уж тут друзья?
Итак, остался у него один только сын Сашенька. Непохожий на отца настолько, что Борис Петрович иногда даже поглядывал на него с подозрениями. Не нагуляла ли часом бывшая супруга ребенка? Отношения у них складывались сложно. На разочарованиях и взаимном неприятии. Когда Сашенька был еще совсем маленьким, Борис Петрович отвез его в Вологодскую область. Мальчик в те памятные недели казался весьма довольным. Удил рыбу, ел бабкины пироги, ходил с отцом по лесу, а потом вдруг заявил, что в деревне скучно и нечего делать. Такого оскорбления Борис Петрович снести не мог и даже достал ремень, чтобы выстегать неблагодарного отпрыска. Однако блажь из сына выбить ему не удалось. Саша вырос дурнем эгоистом и легкомысленным человеком. Мечтал о путешествиях, машинах и бабах. Никакого желания состояться, достичь, одни только развлечения на уме. В этом обстоятельстве Борис Петрович также винил город. Ну, ясное дело, как привить ребенку истинные ценности, когда вокруг одна только пошлость. Куда ни глянь - реклама, телевизор включишь – тошнота подкатывает. А по улицам люди в таких одеждах ходят, что вообще срамота.
Окончив школу, Саша никуда не поступил. Сказал, что желает поработать, подумать. Борис Петрович убеждал, угрожал, а потом махнул рукой. Пусть хлебнет неблагодарного труда, может быть, заведется в голове хоть какое-нибудь стремление. Без толку. В восемнадцать лет сын сделал себе заграничную визу и рванул невесть куда автостопом. До дня его отъезда Борис Петрович и слова-то такого не знал «автостоп». Глупость какая-то. Материнские гены. Из поездки парень вернулся тощим и грязным, будто месяц на помойке просидел. Тогда отец задействовал все свои связи и определил его в институт на юридический факультет. Юрист – профессия благородная, уважаемая. Не стыдно будет в деревне сказать.
Студенческая жизнь Саши обернулась вечеринками в общежитии, куда он переехал, чтобы не мотаться на учебу из другого конца города, и разнообразными девицами сомнительного вида.
Первой Саша привел к Борису Петровичу щуплую темноволосую Катю, которая больше всего напоминала лягушку. Короткие ручки, кривенькие ножки и огромные глаза навыкате. Отец посмотрел на невесту и испугался, что и внуки у него будут лягушата, но промолчал, даже постарался завести с девушкой непринуждённую беседу. После Кати появилась Таня. Таня походила на космонавта, потому что двигалась так, будто была в скафандре и находилась в невесомости. Борис Петрович очень уставал на нее смотреть, ему даже казалось, что у него портится от нее зрение. На этот раз беседы заводить он не спешил и держался не очень радушно. Через несколько месяцев Таню сменила Света, за ней последовала Алена и, наконец, уже на пятом году Сашиного обучения в их дом ступила нога Юли. Интуитивно Борис Петрович сразу понял, что эта дама задержится возле его сына надолго. Юля была высокая светловолосая подтянутая хищница в самом тривиальном и даже бытовом смысле этого слова. Она широко улыбалась, точно на съемках какого-нибудь заграничного кинофильма о счастливых людях, и постоянно говорила приятные вещи. Причин быть приятной у нее существовало предостаточно. Во-первых, она была на шесть лет старше Саши, а во-вторых, у нее имелся ребенок неизвестно от кого. Девочку Владу к Борису Петровичу не приводили, поскольку она страдала какой-то загадочной болезнью и большую часть времени проводила с Юлиной мамой. Сын не мог наглядеться на новую подругу, не замечая в ней черт отчаянной и целеустремленной женщины, которые в полной мере проявились гораздо позже.
Когда она ушла, Борис Петрович сел с Сашей за стол и сказал:
- Ты мои планы знаешь, выхожу на пенсию и беру билет в один конец. Где родился, там и пригодился. Квартиру, разумеется, оставлю тебе. Ты - человек взрослый, с работой помогу, только думай, ради Бога, головой. Ни к чему тебе эта Юля.
- Хорошо, подумаю, - легко согласился Саша.
На их свадьбу Борис Петрович пришел после бессонной ночи, полностью осознавая, что только мечты о спокойной старости в деревне дают ему повод продолжать свое существование. Его устроили возле Юлиных родителей, людей ничем не примечательных и даже более скучных, чем он сам. Рядом на инвалидном кресле сидела бледная девчушка с искривленным позвоночником и каким-то странным выражением маленького будто бы скомканного лица. «Уж лучше бы лягушата», - с тоской подумал Борис Петрович. Он чувствовал себя одиноким и чужим. Саша не отходил от Юли в несуразном белом платье. Гости были заняты друг другом, и только отец жениха наливал себе одну стопку за другой, ни с кем не разговаривая. А с кем тут говорить? В городе и свадьба – не свадьба. Четыре часа неопределенного времяпрепровождения. Ему вспомнилось, как в прошлом году выходила замуж Ленка, дочка бывшего одноклассника Коли Замятина, вот уж праздник был так праздник. И тамада не понадобился. А тут конкурсы какие-то, заунывные тосты. И у гостей лица, как на поминках. Строит каждый из себя не пойми что, а за душой пустота.
Борис Петрович наблюдал за сыном и невесткой, которая улыбалась пуще прежнего. Еще бы, получила в мужья здорового парня из хорошей семьи, с образованием, с профессией и перспективой на отдельную жилплощадь. И как-то вдруг представилось нашему герою, что уедет он в деревню, а Юля со своей калекой заедет в его квартиру, расположится на его, честно, межу прочим, заработанных квадратных метрах, разложит вещички и будет жить. И ведь разве справедливо получится? Ведь ни она, ни девчонка к Борису Петровичу отношения никакого не имеют, а выходит, что это на них он всю жизнь работал, для них откладывал.
- Как бы не так, - прошептал наш герой, и в тот же момент решил, что ни за что ничего не оставит новым родственникам.
В конце концов, пенсии в стране маленькие, а чтобы достойно жить, деньги все-таки необходимы. Так не лучше ли сдавать квартиру, получать ежемесячно от нее доход или продать, к примеру, чем отдавать за просто так какой-то Юле. Да, и вообще, если рассуждать здраво, то можно и не досиживать оставшиеся десять лет на опостылевшей работе, а уйти прямо сейчас. Найти порядочного съемщика, подписать договор и сесть в поезд, а там… Сын, конечно, расстроится, но он же мужчина. Раз женился, пусть теперь и зарабатывает. А не получится, значит надо разводиться и искать себе достойную женщину, молодую и без дополнительного груза, который еще тянуть надо.
К нему подсел Саша, будто бы догадавшийся о том, какие вопросы решаются в этот момент в голове его отца.
- Ну что, пап? - сказал сын, - Теперь у меня семья. Вот переедешь ты в деревню, а мы к тебе в гости будем приезжать. С Юлей, с Владой, а потом и дети пойдут. Всех к тебе возить стану.
- Не дай Бог, - честно ответил Борис Петрович, представив, как будет показывать калеку сельским жителям.
Саша расхохотался.
- Ну, ты в своем репертуаре. Неужели так хочется одному в своем захолустье торчать? Еще сам нас звать станешь.
Через неделю Борис Петрович написал заявление об увольнении, а потом позвонил сыну одного из своих вологодских товарищей, который несколько лет назад переехал в Петербург и уговорился о том, что будет сдавать ему квартиру. Своим всегда доверять легче. Все-таки земляк.
Сообщать Саше о готовящемся отъезде он не торопился, ожидая ненужных и обременительных разбирательств. Откладывал на потом, и даже подумывал вовсе умолчать о своем смелом предприятии. Без него обнаружится. Бесконфликтный Борис Петрович был человек. Однако жизнь все-таки внесла в его планы некоторые коррективы. Каждый вечер после работы он старательно укладывал вещи в чемоданы и сумки, рассчитывая со временем перевезти под Вологду все свое имущество. Даже опись составил, чтобы ничего не затерялось, не пропало. За этим занятием и застал его однажды Саша. Пришел без звонка, будто бы решил проведать, а, скорее всего, попросить денег. Он теперь жил вместе со всей Юлиной семьей в двухкомнатной квартире на Ленинском проспекте. Борис Петрович там никогда не бывал, потому что никакой необходимости в таком визите не испытывал.
- Это, что это у тебя тут такое? – спросил сын, оглядывая багаж отца, выставленный в коридоре.
- Уезжаю, надоело мне все, - заявил мужчин, - Квартиру тебе оставить не получится, ты уж извини. Сдаю я ее.
- То есть как? – не поверил Саша, - Ты же обещал! Ты же десять лет подряд говорил, что квартира мне достанется. В наследство.
- Ну, говорил, говорил, - согласился Борис Петрович, - Ничего, сам заработаешь, и на квартиру, и на жену свою. Я с нуля начинал, и ты начни.
Сын ушел, хлопнув дверью. «Не вернется теперь, и правильно, пусть катится, не должен я ему ничего. Образование дал, на работу пристроил, хватит с него», - равнодушно подумал наш герой.
В предпоследний рабочий день Борис Петрович сидел в своем кабинете, просматривал документы, составленные одним из его подчиненных, и попивал чай с ромашкой. Желудок барахлил, а это известное средство для его лечения. Травы всегда полезнее. В дверь постучали.
- Войдите, - пригласил Борис Петрович.
На пороге показался Семен Иванович, начальник отдела безопасности. Розовощекий, коренастый. Тоже, наверное, из крестьян вышел.
- Слышал, увольняться надумал, а Борис? – весело спросил гость.
- Есть такое дело.
- А что тогда не проставляешься? Столько лет бок о бок проработали, надо бы и попрощаться по-хорошему.
Борис Петрович посмотрел на него сочувственно, и вдруг осознал, что нет у него теперь никаких причин выпивать со своими коллегами. Знакомства эти ему уже не пригодятся, связи тоже без надобности. И такое он почувствовал облегчение, словно тяжелые оковы с себя снял.
- Не стоит, думаю. Не хочу я отвальную устраивать, - сказал он просто.
- Не понял, - нахмурил белесые брови Семен Иванович.
- А что тут непонятного? Не буду я проставляться. Иди, работай, у меня дел перед уходом по горло, не до тебя сейчас.
- Вот значит как, - проговорил посетитель.
На следующий день с Борисом Петровичем едва ли здоровались. Вечером в последний раз покидал он свой кабинет, чувствуя на себе непонимающие и даже враждебные взгляды. Конечно, сотрудникам предприятия казалось оскорбительным, что человек, с которым они проработали десятки лет, отказался их уважить. Только нашему герою до них дела никакого не было, потому что через неделю он отбывал в родную свою деревню. Поминайте, как звали.
Никто не пришел проститься с ним на вокзал. Никто не утирал слез, предчувствуя долгую разлуку. Борис Петрович показал проводнику билет, вошел в плацкартный вагон, была в нем какая-то странная тяга к экономии, порой даже и излишней, занял свое место и стал ждать, когда за окном начнут проноситься знакомые пейзажи. Сосновые леса, непроходимые болота, запущенные деревеньки. Наконец, состав тронулся. Весь путь до Вологды Борис любовно прикидывал, как бы ему починить родительский дом, приподнять баньку, обзавестись огородом, заготовить дров на зиму. С попутчиками не знакомился, книг не читал.
Он прибыл в деревню поздним вечером, от города ехал на стареньком автобусе, а после шел пешком около полутора километров. Стояла осень. В воздухе пахло свежескошенной травой, отцветающими полевыми цветами и лесом. Борис Петрович издали заметил дома с печными трубами и непроизвольно расправил сутулые плечи. Ему хотелось встретить какого-нибудь старого знакомого, но на улице никого не было. Сельские жители ложатся рано.
Вскоре он приблизился к своей калитке, двор выглядел заброшенным и унылым. «Это мы еще исправим», - подумал Борис Петрович и направился прямиком к старой избе. В сенях было сыро и пахло плесенью. Тряпичный, еще матерью сделанный коврик у двери совсем испортился. Только нашего героя не испугало это запустение, он отворил окна, впустив теплый осенний воздух, занес чемодан в сени, а потом устроился ночевать в одной из комнат.
Первые месяцы прошли в трудах. Борис Петрович сначала усердно готовился к зиме, утеплял дом, делал заготовки, налаживал быт. Вставал рано, ложился поздно. По вечерам к нему частенько заходили соседи. Кто-то желал выпить за возвращение старого знакомого, кто-то расспросить о городе, просто поговорить. Каждый старался подсобить, чем мог. Его угощали соленьями, делились припасами, одалживали инструменты. Только через какое-то время интерес к нашему герою в деревне поугас, а потом и вовсе сошел на нет. О Петербурге он уже ничего нового рассказать не мог, да и собеседник из него вышел весьма посредственный, а жизнь, между тем, прожита с другими людьми, с ними и вспомнить есть о чем и для застольного разговора тема всегда найдется. Сын Борису Петровичу не звонил, коллеги с работы его делами не интересовались.
Наступила долгая и холодная зима. Сугробы выросли чуть ли не за одну ночь. Наш герой слонялся по дому без дела, изредка выбирался в районный центр за продуктами. Навещали его теперь редко, сам же он в гости ходить стеснялся. Навязываться всегда неудобно. Бывало, что неделями не видел Борис Петрович ни одного человеческого лица, кроме своего собственного. Сидел у окна, всматривался в горизонт, и все думал о чем-то, а о чем и сам бы сказать не смог.
Однажды утром в конце февраля проснулся он, посмотрел вокруг себя и такая тоска его взяла. И надо бы, кажется, встать, умыться, только для кого, для чего? Так и остался лежать на печке до самого вечера, прикрыв глаза и прислушиваясь к собственному дыханию. И думалось ему, что вот умрет сейчас, и никто не заметит. Но не это самое страшное, хуже другое. Оказывается, счастья нет, и будущего нет. Только еще один пустой день, без смысла, без людей, которых он мог бы любить, но не любил. И ведь некого ему в этом упрекнуть. Вот так насмешка. Всю жизнь желал он вырваться из тьмы чужого города, не замечая ничего и никого вокруг себя, а попал в тьму одиночества, еще более мрачную и унылую. А жизнь прошла.