Выход
05-11.12.2004
- Я поиграю с тобой, котя? – подражая взрослой интонации, поинтересовался малыш, протягиваю ручонку к серебристому меху.
С ярко-синего небо колко сияли звезды, от дальнего края детской площадки доносились женские голоса.
Где-то за парком разлаялись бродячие собаки.
Удлиненная морда «коти» снисходительно улыбнулась, теряющиеся во мраке голых ветвей крылья с шелестом сомкнулись за спиной.
- Котя, скажи, я ведь смелый? Я не боюсь темноты! – серьезно заявил малыш.
В ответ «котя» подмигнул зеленым глазом, поправил съехавшую на бок голубую шапочку с помпоном на голове маленького незнакомца.
- Котя, скажи «мурр» – попросил он, проводя ладошкой по теплым мягким бокам.
«Задумывались ли вы, а вдруг тело наше вовсе не такое, какое оно есть со всеми своими руками, ногами, головами, а более разветвленное в разные стороны, в том числе и вперед? А жизнь – это бесконечная дорога сквозь поля, леса, дни и ночи, родных, друзей, увлечения и необходимости?…
Но однажды на нас может взять и обрушиться нечто… Упасть поперек этой самой дороги… Нечто огромное, непроницаемое, тяжелое… с зазубренными концами… рухнуть, словно стена, загораживающая само наше будущее! Обрубив дни и ночи, родных и друзей, увлечения и необходимости… обрубив, быть может, то, что вырастает спереди и принимает на себя все удары. Оставив нас без защиты, без видения пути, с кровоточащими ранами, с болью, тоской и страхом!
Если вовремя отпрыгнуть, спастись можно, можно обойти это нечто… черное, холодное, но… но, если, оно все же успеет откромсать часть нас, кнопочки «вправо» и «влево» перестанут функционировать, останется лишь «вперед»! И нам придется или остановится, навсегда потеряв всякий смысл, или продолжать идти и идти только лишь вперед, тупо долбясь об эту непроницаемую преграду лбом или еще чем-то…чем-то, что так жестоко откромсали, во сто крат усиливая боль и не давая ранам затянуться!
И от постоянной боли человеческое тело начинает истончаться, кровью растекаться по дороге, впитываясь в утоптанную землю, тая… тая… тая…
Вытекают человеческие глаза, и мы уже не видим обычных вещей… Отваливаются человеческие уши, и мы уже не слышим обычных голосов, советов, подсказок… Мы все глубже погружаемся куда-то в себя! Исчезает человеческая голова. И мы уже не осознаем привычных ранее вещей…»
- Котя ха-ароший, котя ласковый, - улыбаясь, приговаривал малыш.
А «котя» жмурился от удовольствия и вилял длинным чешуйчатым хвостом, разметая снег позади себя.
«….Но мы чувствуем. Словно бы это последнее, что в нас осталось. О, как же ярко и разнообразно мы чувствуем!
И от чувств этих хочется кричать, потому что плакать невозможно, слез уже нет, они утекли, но осталось то, что заставляет их желать. Чтобы избавиться и от невыносимого этого необходимо кричать, выть, рычать!..
Мы воем, рычим, мы, не помня себя, падаем на оставшиеся отростки конечностей, встаем на четвереньки.
…Так то, что было сверху, переноситься вперед, и… у нас снова появляется защита. И защитой, взращенной сверху, мы проламываем барьер!
Мы – в какой-то степени мы, но совсем не такие, как раньше.
И мы идем дальше…»
- Беренька, Береславчик, где же ты? – Светлый силуэт женщины в белом пуховике отделился от толпы и встревожено засеменил вдоль края площадки.
- Мама! – крикнул малыш, отходя от «коти».
- Зачем ты так пугаешь меня? – вздохнула «мама», присаживаясь на корточки рядом с сыном. – Разве я не говорила, что тебе нельзя уходить далеко?
- Простите, это моя вина, - раздался над ее головой смущенной мужской голос.
Женщина вздрогнула и быстро поднялась.
- Мне следовало бы догадаться, что вы будите переживать, но он у вас такой разговорчивый, что… – Мужчина в сером пальто виновато улыбнулся.
- Не волнуйся, мама, котя хороший, - тут же вступился малыш.
- Костя? – переспросила «мама», всматриваясь в зеленые глаза незнакомца. Тот кивнул. - …Я - Людмила.
- Мама тоже хорошая, - сказал малыш, обрадованный тому, что на этот раз его совсем даже и не отругали.