Я видела его очень часто. Один раз сидела в кафе напротив аптеки и внимательно следила за ним. Полтора часа он просто слонялся рядом с аптекой. Причем, он был там еще до того, как я пришла.
Трудно определить возраст на вид. Кажется, что не меньше 25, но и не больше 35. Всегда в черном свитшоте, капюшон закрывает волосы и часть лба. Такое ощущение, что на лице только глаза. Две огромные мутные синеватые пуговицы. Острые скулы, точеный подбородок. Лицо-контур.
Он не смотрит на людей. Чаще всего, голова опущена вниз, почти не видно лица. Но иногда он поднимает глаза и...не смотрит никуда. Его взгляд ничего не выражает. Как у куклы. По комплекции как подросток лет 14-15. Очень худощав, невысокого роста. На лице нет даже намека на щетину, зато, есть глубокие морщины, которые прибавляют годы. Если бы не они, он бы выглядел максимум на 19. А еще много высыпаний, ссадин, рубцов.
Я знаю, зачем он приходит сюда. Одна из фармацевтов продает ему барфенил без рецепта. Она новенькая, но долго не продержится.
Они быстро узнают, где можно купить. Будут ходить толпами, никакой осторожности. А потом ее уволят, и они найдут новое место. Достанут старые запасы и снова будут варить крокодил. Пока не подвернется другое. Хотя, многие так и останутся.
Я подхожу к нему поближе.
Он осторожно поднимает глаза и без каких-либо эмоций невнимательно смотрит на меня. Потом наклоняется ближе к уху и шепчет:
- Давно ты?
- Нет, - отвечаю.
- Оно и видно, хорошая кожа. А че это у тебя в носу?
Я по привычке трогаю колечко и морщусь, не люблю этот вопрос.
- Это пирсинг такой. Чтобы с космосом легче общаться было.
Он усмехается.
- А у тебя что? -спрашиваю я, взглядом указывая на запястье. Там огромная язва, которую я заметила только сейчас, когда он немного поднял руку.
- Это чтобы с космосом легче общаться было, - передразнивает он, - я Володя.
- Очень приятно, - но я пока не была уверена, так ли мне приятно.
- А ты странная, и я странный. Будем дружить?
- Будем, конечно. А сколько тебе?
- Через две недели будет 22. Выгляжу старше. Это все из-за этих, - он кивнул на аптеку.
- А чего там? -спрашиваю.
- Так а ты не за этим? Я ж сразу понял. Да что там. Жизнь, которую я не прожил.
- Так рано себя хоронить, - говорю. - Молодой еще.
- Молодой, но мертвый. Да я все думал. Даже вчера еще думал, что сейчас новый семестр, снова пойду на учебу, работать пойду. Сказал себе, все, сегодня последняя. И теперь я тут. Может, если бы не подошла, уже бы был в подъезде, вон в том, там домофон сломан или в гараже, если бы дошел. Я же почти бросил, на месяц почти бросил, а потом как накатило. Думаю, или смерть, или доза. Все равно терять нечего. Чем вы вообще занимаетесь? Как вот ты живешь? Ты хоть раз счастливой была?
- Я часто счастлива. Мне с семьей повезло и с друзьями.
Он так тоскливо посмотрел на меня. Исподлобья. Затравленно. Больно.
- А мне вот не повезло. Пошли покажу че-то. Не бойся.
Я не боялась, хотя может и нужно было.
- Ты же не местная?
- Не местная.
- Тут знаешь какой район был в 90-е. Самое настоящее гетто. Мне дядя рассказывал. Когда развалился Союз, они все перешли на крокодил. Знаешь такой?
Я кивнула. Мы шли в какие-то дворы, которых было много в нашем спальном районе.
- И тогда все и полетели с катушек. Один за другим умирали, очень быстро. А у отца работа хорошая была, на заводе. Уволили. Он тоже подсел. Как раз когда я родился, года мне еще не было. И умер спустя четыре года. А мать так вообще. Совсем с ума сошла. Ее во дворе все сумасшедшей считают. Она не разговаривает. Дома сидит и плачет. Иногда находит на нее что-то, ночью просыпается, меня будит, кричит, что Толя приехал, нужно ехать. Это отец мой. Толя. Пока по щекам ей не дам, не успокаивается.
Он посмотрел на меня и остановился.
- Только ты это, не надо меня жалеть. Я не к тому говорю. Просто вот вы все осуждаете. Ты может и думаешь, что понимаешь, но ни черта не понимаешь. Я же нормальным бы вырос. Я же не глупый. Руки, ноги есть. Но когда один раз пробуешь, мелким идиотом еще, то уже никак без этого. Ну жизни нет. Вообще нечему радоваться. И болит все. Вот ты фильмы смотришь, музыку слушаешь, книги читаешь. Думаешь, что самая умная. Это хорошо, молодец. А я не могу этому радоваться. Все бессмысленно. А тут вколол, и будто и жить захотелось. И лежу так, планов понастрою. Как на работу иду. С ребятами гуляю. Ну вот все, что ты делаешь, только понарошку, в голове. И засыпаю, думая, что завтра так и сделаю. А завтра ничего. Пустота и боль. И че ж делать, а? А некоторые воруют, убивают. Я же не такой. Я только себе вред приношу.
Мы дошли до какого-то гаража.
- Пошли, пошли, не боись.
Он открыл дверь, она была незаперта. Внутри стоял раздвижной диван, на нем валялись, даже не лежали, три тела. Сперва было непонятно кто это. Потом разглядела - парень и две девушки. Видимо, тоже мои ровесники. Как Володя. Очень тощие, с грязными волосами, одежда сбилась набок, обнажая не самые приятные виды. Рядом стояла тумбочка. На ней какие-то упаковки, ампулы, шприцы. Какая-то мутная жидкость в бутылке, много окурков, разбросанных где попало. Тела не шевелились.
- Вот какая у нас жизнь. Ты это, береги детей своих. Не надо, ладно?
- Не буду, - пообещала я.
В этот момент одно из тел - парень, поднялся, сел и начал тереть глаза.
- А, Володя. Мы оставили тебе, на. Только шприц один был нормальный.
Парень был с подтянутой наверх штаниной, нога распухшая и с большими некрозами. На такой долго не походишь.
- Я не хочу, -сказал Володя.
- Точно? - переспросил парень.
- Точно.
- Достал что ли еще?
- Нет.
- Ну как хочешь.
Он начал что-то набирать в шприц, поднятый с пола. Долго не ища вену, он просто вколол куда-то, чуть выше гангрены. И тут же лег снова. Даже шприц не вынул.
- Ну хватит с тебя. Пойдем. - сказал Володя.
Мы будто там не 5 минут были, а целую вечность. Молча мы снова пошли в сторону аптеки.
- Ну ты это, не думай про всех плохо. Ну всякое бывает. Не всегда мы жизнь выбираем. Вон Жеке вообще отец первую вколол в 13, по приколу. А эти нас ненавидят. -он указал на людей.- Обзывают, никто не поможет. А когда тебе 16, 17 это очень трудно пережить. А так укололся - и спокоен. И счастлив, правда, это недолго совсем. Думаешь, мы не знаем, кто мы? Мы отбросы, никто. Нас все презирают. А сами-то лучше? Да, неважно. У нас одна дорога. А ты это, детей береги все же. Люби их, как тебя любили. Ну ладно, пришли. Я в парк пойду, наверное. Не пойду в аптеку. Ну, бывай.
Я Володю больше не видела. Зато его друга видела, без ноги, на костылях. Деньги просил в метро. Я спросила про Володю. А он грустно так посмотрел и дальше поковылял.