Рассказ основан на реальных событиях. Имена изменены.
Фото - из домашнего фото архива.
Неожиданно вспомнились слова одной из соседок на свадьбе моего друга, женившегося сразу после окончания школы:
-Голубки! Ну чистые голубки! Сидят, воркуют... В глазки друг другу заглядывают... Даже слеза прошибает от приятности...
Скорее всего её прошибала не приятность, а выпитое горячительное, которое лилось на свадьбе рекой, ведь это ещё было во времена Советского Союза — тогда на нормальную свадьбу хватало не только у «миллионеров».
Через месяц «голубки» разлетелись в разные стороны, как две вороны, возбудив много нездорового интереса к сему факту и многие разговоры и споры. Две вороны — это снова слова той соседки, что восхищалась молодожёнами на свадьбе:
-Сидели на свадьбе, как голубки — разлетелись, как две вороны....
Ещё тогда, не скрою, подумалось:
-«Неужели в наше время развод — естественное и непременное условие жизни»?
Возможно, это сомнение и отбивало охоту жениться прямо сейчас, сию минуту, не отходя, так сказать, от кассы. Глядя на семейную жизнь друзей и сослуживцев, женился уже во вполне сознательном возрасте, когда было едва за тридцать.
Не сказать, чтобы я не котировался «в обществе» : друзей и подруг у меня было много всегда, с самого раннего возраста. Был душой любой компании: мне это удавалось без особого труда — характер позволял.
Мама, глядя на меня, иногда шутила:
-Боюсь, сынок, что скоро ты мне «принесёшь в подоле» внука или внучку!
На что я отшучивался:
-Не тот случай, мама! Пусть боятся матери девушек у которых во лбу не семь пядей, а максимум три-четыре.
Итак: о голубках и воронах...
Поженились мы с Людмилой, если признаться скоропалительно. Со стороны явно сложилось впечатление, что не я на ней женился, а она меня женила на себе. Возможно, здесь есть доля правды... Хотя в ЗАГС меня, конечно, не тащили на верёвке, как телёнка на заклание.
Но тут были свои причины: всего полмесяца до этого меня оставила девушка, которую я очень любил: оказался для неё недостаточно богат и престижен. После этого даже заболел: возможно «с горя», возможно, не хватило сил бороться: бутылка холодного пива спровоцировала сильнейшую ангину с температурой, всеми сопутствующими, к которым примешалась ещё и апатия.
Лежал в одиночестве, сожалея и жалея всех сразу и себя в том числе, разбирая по косточкам, всё, что произошло со мной, с нами со всеми за несколько лет развала Советского Союза. И даже не верилось, что за столь короткое время такими меркантильными и неумными стали наши девушки. И, когда только успели так измениться, когда успели впитать в себя, что деньги, богатство, престиж выше любви, выше счастья, выше Родины (спустя месяц моя «любовь» укатила в Австралию за великим богатством).
Мои душевные стенания услышала только мама: она приходила на квартиру, которую я снимал, приносила куриный бульон, лекарства, поила горячим молоком, заставляла полоскать горло содовым и соляным раствором. Физически, я, конечно, выздоровел, а вот с моральным состоянием ещё оставались проблемы.
Вот тут и появилась Людмила: молоденькая — на десять лет моложе меня, заводная, открытая, для которой совсем неважно было то, что у меня нет миллионов, нет даже собственного жилья, потому, что наше жильё осталось там — за пределами России, откуда нас, русских, вышвырнули, как «собак с мельницы».
Только спустя некоторое время узнал, что она давно «положила на меня глаз», и ждала только удобного момента — момент представился. Людмила не преминула им воспользоваться. Она вела себя, как победительница, и я «сдался» ей на милость.
Проблемы были с её родителями: папа (видная «шишка» в местном ФСБ) не хотел видеть своим зятем парня «без рода и племени», но Людмила объявила родителям, что она ждёт ребёнка, и те сдались, как и я. На деле же никакого ребёнка не было, да и быть не могло: до постели у нас дело ещё не доходило.
За свадебным столом нас не называли к радости голубками, но говорили: - «Какая красивая пара!» И я, как дурак, был горд этим. А Людочка — сияла от счастья.
Поначалу было непросто: родители Людмилы не приняли моих родных. Даже на свадьбе отказались общаться с мамой, а брат, со своей женой сидели подальше от их глаз, как «бедные родственники». Со временем, конечно, и тёща и тесть поняли, что ошибались на наш счёт и сменили гнев на милость, но мои родные уже сами не хотели да и не могли с ними общаться. Но, признаться честно — ни мама, ни брат никогда не лезли в нашу жизнь, не пытались что-то доказывать родным Людмилы — просто отошли в сторону.
-Лишь бы тебе было хорошо, сынок, - сказала тогда мама. -Лишь бы у вас была счастливая семейная жизнь.
Потом была эта «счастливая семейная жизнь»: две доченьки, которых я любил и люблю больше жизни. Квартира, налаженный быт, работа, желание, чтобы в доме был достаток...
Это неправда, что только мать может беззаветно и преданно любить своих детей — ради здоровья и счастья своих девочек я «порву» любого, кто даже посмотрит на них косо.
Не скажу, что всегда и во всём в нашей жизни было так, что можно сказать: высший класс - в каждой семье и трудности бывают, и притирка поначалу, и непонимание, но за двенадцать лет совместной жизни, я думаю можно прийти к некоторому равновесию и пониманию. Так я думал, на это надеялся. Так думали и все остальные, кто общался с нашей семьёй, так думали и наши близкие...
Но тут дёрнул меня чёрт повезти жену и старшую дочь Мариночку на отдых в Эмираты...
С этого всё и началось. И откуда только взялся этот юркий, залезающий без мыла везде, где можно и нельзя, вертлявый вьюнош с его услужливой улыбочкой, дешёвыми комплиментами, готовностью всегда и во всём услужить? Людмила довольно улыбалась, дочка приняла его благосклонно, а я — потерял бдительность: не ожидал, что жена может клюнуть на обычного буфетчика. Не принял в рассчёт, что ему двадцать четыре года, а не сорок два, как мне.
И дальше повёл себя так же беспечно. Вернувшись домой, жена наладила переписку с новым знакомым через интернет, перебрасываясь с ним милыми комплиментами и любезностями, получая в ответ, как я после узнал, пылкие признания и клятвы. Вот тогда, как видно, и сдалась моя жёнушка на милость победителя, и вновь понеслась в Эмираты, сказав, что ей нужно разобраться в себе, в своей жизни, оставив всю семью, родителей в полном недоумении. Видимо, разобралась...
Говорят, что женщина любит ушами — лучше бы она хоть немного любила головой. Неужели слова для неё дороже дел? Петь «хвалебные песни», вешать лапшу на уши, может каждый второй из нас, а вот подкреплять эти «песни» делами — намного меньше...
Все эти годы я работал не покладая рук, ног и головы, старался, чтобы моим девочкам было хорошо, зачастую забывая о себе, о матери, которая в конце концов перестала бывать у нас, видимо, ощутив себя в нашей семье чужой, посторонней.
Тут ещё подруги жены, которые наперебой соглашались с тем, что нужно жить для себя, что живёшь — только один раз, что нужно ловить момент. И неожиданно Людмила объявила во всеуслышанье, что я никогда не любил её, что она хочет большой и красивой любви, хочет быть счастливой, что не может больше жить со мной, а собирается устраивать жизнь со своим «любимым мужчиной». Вот так: ни больше, ни меньше...
Ошарашила она меня этим «криком души» - ох, как ошарашила. Не говоря ни слова, покидал вещички в сумку и ушёл из дома на квартиру.
Лежал, как тринадцать лет назад, уставившись глазами в потолок, и думал:
-«Ведь она прекрасно знала, что не люблю её, когда всеми силами и способами тащила меня «под венец». Что изменилось с тех пор?... Я всегда относился к ней с нежностью и добротой, старался ни в чём не отказывать. А уж дочерей люблю, как не всякая мать способна на это... Любил ли я Людмилу?.. Люблю ли?... Никогда не задумывался над этим: просто старался жить для семьи, для моих девочек.
Возможно, с годами пришло понимание, привычка. Но ведь и в большинстве семей, где казалось била любовь через край, фонтаном - результат тот же, если не хуже»...
Десять дней назад нас развели: Людмила сама подала на суд, и я согласился, подтвердив, что никаких претензий к ней не имею. Да и какие претензии: квартиры мы с ней так и не приобрели: было, как вроде и не зачем — жили в двухкомнатной квартире её отца...
Мне осталась машина — ей всё, что в квартире. Думаю, это честно. Доченьки остались с ней... Хорошо, что не запрещает видеться с ними.
Младшая моя, Полиночка, на удивление умная девочка.
-Папа, - сказала она мне вчера, - ты не расстраивайся. Я всё равно тебя люблю, и тебя не брошу. Это ничего, что у вас с мамой так. Я тебе всегда буду помогать... Всегда буду любить.
Ребёнку только шесть лет, а он оказался умнее своей матери...
С головой ушёл в работу — это для меня сейчас единственное спасение. Подбадривает старший брат, тёща на моей стороне, так, что даже мать моих дочек злиться на неё - перестала общаться.
Моя мама сказала вчера:
-Сынок, не вздумай заливать горе выпивкой — от неё любое горе становится ещё страшнее и горше.
Да понимаю я всё это — понимаю. Только, как пережить это — пока не знаю. Говорят время лечит. В какой-то степени это так, ведь смог я пережить то предательство, которое меня «толкнуло» в объятия Людмилы... Или для этого нужна ещё одна «Людмила», чтобы я, как Руслан, очертя голову, ринулся в новую «авантюру»? Теперь уже и не знаю...
Когда-то давно, тринадцать лет назад, моя мать сказала:
-Жизнь - штука мудрая, она сама всё расставит по местам. Нужно только верить в это и надеяться. Верить и надеяться...
Увы, пока я не верю и не надеюсь. Понимаю: надо, но заставить себя не могу. Как «витязь на распутье»: налево пойдёшь..., направо пойдёшь..., прямо пойдёшь... В общем, куда ни кинь - везде клин.
Вот тебе голубки и вороны... Но почему так, почему нельзя иначе: они жили долго и счастливо и умерли в один день? Но так бывает, видимо, только в сказках...