Сначала глаза Константина ослепились дневным светом, затем уши прорезал телефонный звонок. Костя обнаружил себя на кровати в костюме. Он встал, добрался до телефона, который лежал там, где он его вчера уронил.
- Да, - проговорил в телефон уставшим голосом Костя.
- Привет, я вчера тебе звонил, где ты был? – прозвучал голос Генри.
- Я немного был занят, - уклончиво ответил Костя.
- Я хотел еще с тобой поговорить насчет…, - начал было говорить уже знакомые слова Генри.
- Да, я знаю насчет вчерашней встречи, – опередил Костя Генри
- Даа…, - протянул Генри, - и еще там…,
- Никакого финансирования раскопкам, - снова опередил Костя слова Генри. – Деньги нужно экономить, а они там ничего толкового не найдут, поверь мне. Андрей Авдошин немного огорчиться, но ничего с ним не будет.
- А откуда ты…, - удивленно начал Генри.
- Долгая история. Я тебе расскажу – не поверишь, - Константин, было, хотел закончить разговор, но вспомнил еще одно, - ах, да, когда объявиться одно научное сообщество и сообщит, что нашло способ осуществить холодный ядерный синтез. Скажешь Ньютону и Чадаеву, пусть сразу ищут факты опровержения их открытия, а не доказательства.
- Ну…, ладно, – нерешительно согласился Генри, - увидимся в офисе.
Костя встал, посмотрел в зеркало. – Дубль два, - проговорил он себе, затем нашел листок, ручку и записал те слова для Элизабет, которые хотел написать еще ночью:
«Ну вот…, наверно я ждал именно этого момента. Мое сознание обрело беспристрастность. Теперь я пишу все, что ум скопил за многие годы познания и чтения. Я был зол на тебя, но теперь я стыжусь своей злости как никогда. Но это прошло, теперь я вспоминаю твой милый образ с улыбкой. Я бесконечно благодарен, что какой-то период своей жизни ты подарила мне. Это драгоценное сокровище, о котором я и не мог желать. Все твои бывшие парни до сих пор, скорее всего не осознали, как им повезло ощущать твое присутствие. Никто с них, а тем более я, не заслужил такого дара. Это стоит намного больше всех богатств мира, это больше денег, славы, власти. Не существует ничего такого, чтобы можно было обменять на это скоротечное, но безмерное счастье. Я чту память о тебе больше всего, что у меня есть и будет. Так должен делать каждый, кто знал тебя. Извини за эту запредельную сентиментальность. Но я хочу сказать, то, что никогда не говорил, не успел, или не хотел, боялся или стеснялся, теперь это уже не важно. Я был глуп, туп и слеп, но глаза мои открылись. Тот вечер, когда я шел тебе на встречу, я шел, чтобы обрести друзей, но я обрел что-то большее, намного большее. Я нашел смысл жизни. Ты моя жизнь, смерть, мука, счастье и смысл. Много людей живут и томятся тем, что не знают своего счастья, не знают страдания, не знают, ради чего живут. Я же не только знаю, я даже знал и видел это все. Этот образ я пронесу через всю свою жизнь. Не держи на меня зла, я приношу свои жалкие извинения, взамен всего того драгоценного, что ты мне дала. Я благодарю за каждую минуту твоего присутствия и каждую мысль, которая была, не заслужено, потрачена на меня. Сегодня я отпускаю мысли о смерти, которые овладевали мной в минуты тяжелого страдания. Ты не заслуживаешь того чтобы из-за тебя умирали, ты заслуживаешь, чтобы из-за тебя жили. Жили и вспоминали, вспоминали с великой благодарностью, на которую только способен человек. То, что этому блаженству наступил конец, это ничего, это только внешнее, а внутренне эта радость навсегда сохраниться в памяти. Конец – это цена. Если б его не было это все, не имело б такой ценности. Я бы так и не понял, какое же снисхождение высших сил я удостоился в какой-то период своей жизни. Я понял, что по-настоящему ценить и любить можно только вдали. Это чувство куда более, чище всех земных наслаждений. Но что слова? Это только «дым, который блеск сеяния без надобности затемнен». Если ты когда-то будешь вспоминать, что ты хорошего сделала в жизни. Вспомни обо мне, нет, не об этом заносчивом, эгоистическом типе. А о том, который тебе нравился, вспомни о добром, преданном, безвозмездном, робком…. Вспомни, что именно ты предала его жизни осмысленности, за что он бесконечно тебе благодарен. В талмуде пишется, кто спасет одну жизнь, тот спасет весь мир. Всегда помни, ты это сделала, ты спасла мир»
Константин перечитал все написанное еще раз, и засунул лист в конверт. Он отдаст ей этот конверт при первой же возможности. «Поймет ли она, о чем я?», мысленно поинтересовался Костя. «Хотя это не так уж и важно». Раздался телефонный звонок. Костя уже и забыл, что сегодня должен быть еще один телефонный звонок, он с опасением взял трубку.
-Ну? – Прозвучал строгий голос Элизабет, – так ты собираешься ко мне на свадьбу или нет?
- Это типа приглашения? – На удивления для себя самого, Константин искренно улыбался.
- Типа да, – подтвердила Лиза.
- Тогда, можешь на меня рассчитывать, – проговорил Костя, после чего друзья попрощались.
Константин откинулся на спинку кресла «Мое отношение к ней сейчас в том состоянии, когда я хочу чтобы она была просто счастлива. Это идеальное чувство, я люблю это чувство, я даже люблю любить это чувство». Костя взял в руки конверт, и снова прочитал свой текст. «Более менее-красиво», подумал он.
- Странно, почему я написал три философские книги и ни разу не пробивал написать роман? – спросил он себя уже в голос. – Даа…, - задумчиво протянул он, вспоминая все недавние события своей жизни, - нас всех уже не будет в живых, но эта история останется навсегда. - Костя взял чистый лист бумаги и написал следующие слова:
«Свет. Кружится легкий снег. Парень немного больше двадцати лет, оперевшись на холодную каменную стену возле подъезда, наблюдает за игрой снежинок в свете фонаря. Красиво. Но увиденное им ранее было куда более красивей этого хоровода снежинок. «Что я тут делаю?», задался вопросом парень. «Наблюдаю за снежинками, стараясь еще немного не выпускать из головы увиденный мною образ? Боже, как она красива, а я ведь видел ее не больше двух минут. Это не земная красота. О, моя Лиза, или не моя, я умру…, умру прямо сейчас у этой холодной стены, от понимания, что она не моя, не моя Лиза, не моя…, Элизабет». Молодой человек отзывается на имя Константин, для друзей он просто Костя. Невысокий, в меру симпатичный, не спортивного телосложения философ-нигилист, но в душе идеалист. Вот и все, что мог бы сказать о нем тот, кто еще не знает его, но всему свое время…»