XX

Валерий Камаев
«Я так больше не могу! — сказала себе Вика, — Я потеряла счёт времени и не знаю, сколько здесь нахожусь».
Когда небо, дотоле голубое, почти мгновенно затянули грозные, свинцово-серые тучи, Вика подумала про себя:
«Это всё же случилось!»
Подумала равнодушно и как-то потерянно, ничего для себя не желая, кроме покоя. Вику абсолютно не пугало то, что она может погибнуть. В её душе было темно, как в громадном пустом колодце.
Когда где-то внизу сошла первая лавина, Вику передёрнуло. Она сразу представила себе, как огромная масса снега со страшным гулом и свистом несётся по горному склону вниз, сминая и разрушая всё на своём пути.
Когда всё стихло, Вика почему-то подумала о Курте Майере, о том, как он сразу заторопился, почувствовав неладное, подобрал лыжи и рюкзаки, взвалил всё это на плечи и сразу же исчез в густой снежной пелене, хотя ещё минуту назад стоял рядом. Исчез, растворился в плотном снежном киселе — таким  густым стал снежный вал. Параллельно со снегом в дело вступил злой, шипящий что-то на своём языке, ветер. Последнее, что помнила Вика, это то, что она успела разровнять вокруг себя снег в ровную укатанную площадку, войти в её центр и сесть на корточки, как учил её когда-то Курт на одном из первых свиданий.
Как только это было сделано, её сознание мгновенно отключилось. Вика видела множество снов: кому-то отдавала свой последний кусок хлеба, и незнакомый человек утолял звериный голод, а в его бессмысленном взгляде проступало то, что делало человека человеком: он улыбался и протягивал Вике руку в ответ. Вика пожимала её и отправлялась дальше по широкой ровной дороге, вымощенной белым кирпичом, в свой следующий сон. Там Вика тоже кого-то спасала: вытаскивала из воды или огня, и снова погружалась в следующий сон, опять кому-то оказывая помощь.
Но никогда Вика не видела Альфы. Ей так не хватало её внимательных глаз, в которых отражалась вся полнота чувства любви собаки к человеку.
Она проснулась внезапно из-за грома и странного гула, который нельзя было долго переносить. От него сразу делалось темно в глазах, и голова начинала разрываться от дикой, почти нестерпимой боли, как будто кто-то бил по ней тяжким молотом.
«Где я?» — спросила она сама себя и ужаснулась — ей никто не ответил.
Гром стих, гул и вибрирования внизу также прекратились. Сошла вторая лавина. Очнувшаяся Вика определила это по тому, как исчез крошечный просвет, а точнее маленькая щель, через которую можно было видеть туманные очертания горных вершин.
«Всё, теперь надеяться точно не на что, — сказала про себя Вика, — Я умру здесь от тьмы и холода, потому что больше всего на свете обожаю солнечный свет и тепло. Как же устало моё тело. Впрочем, я уже почти не чувствую его и скоро, очень скоро, слипнуться мои глаза, и я ничего не увижу, кроме тьмы. Кто бы знал, как не хочется умирать!..»