Расплата

Александр Кочетков
Зимняя тайга, таинственно покачивая верхушками деревьев, затаенно молчала. Только утренний мороз иногда звонко ломал сухую ветку, испуганно вздрогнув, словно хулигански напроказив. Ветра совсем не было, оттого стужа переносилась мягче, как–то играючи. Нахохлившиеся и голодные птицы с тоской хлопали заиндевевшими глазами, безысходно поджидая весенней оттепели. Редкие звериные следы подбегали к околице сибирской деревни и заворачивали назад, несолоно хлебавши.
Люди жили и кормились тайгой, дичью, шишками. Прозрачная, быстрая летом речка промерзла насквозь, только в самом чреве омута трудолюбивые жители продолбили глубокую полынью. К ней тоже заворачивали звери, но не могли достать желанно поблескивавшей, голубовато – холодной воды. Густой, белый дым прицепился к печным трубам и толстыми столбами уперся в стылое, тоже заиндевевшее небо.
В тот день был выходной. Мужики сплошь охотники и рыболовы, собрались пострелять зверя, чтобы после, продав шкуры, пополнить тощие бюджеты. Купить обновы женам и детям, на которых были по–сибирски же щедры.
Ждали Ивана Морева, тот как всегда опаздывал, не мог оторваться от местной красавицы – Евгении Бегуновой, с которой жил гражданским браком, вот уже четыре месяца. Муж Бегуновой, законный муж, Алексей, мотал длинный срок, где – то за Уралом, изредка присылая мятые письма – угрозы.
- Ого – го – качнулся воздух и от этого с мохнатой лапы соседнего кедра ухнула на землю, огромная, бело – пушистая копна крупчатого снега.
- Иду – у – у – кричал Иван, перебудив всех без исключения деревенских собак. Истошный лай поднялся на улице. Хрипатые петухи, не проспавшись, обалдело загорланили в неурочный час.
- Идите уж – замахали руками бабы, беседовавшие мирно у проруби.
- Всех медведей перебудили.
- Обалдуи беззаботные.
Наконец тронулись, покуривая и поеживаясь.
- Ты б и женку, с собой взял – шутили мужики. - Пусть ружье за тобой таскает, перезаряжает.
Смех весело перекатывался эхом по свежему снегу, отогревая замерзших от долгого ожидания односельчан.
- Вам бы только подзадеть, завидуете небось – огрызался Иван.
- Вот вернется Лешка, он тогда потрогает, рога об вас почешет, будь спокоен.
Воспоминание о муже подруги больно и неприятно поскребло на душе Морева, но тот с достоинством постарался отогнать от себя липкие и неприятные мысли. До освобождения Бегунова, оставались долгие, долгие годы. Как говорится или осел сдохнет, или…Короче, что-то можно ж придумать, но пока не хотелось, еще длились медовые денечки, беззаботные, полные любви и нескончаемого обожания.
- Где будем встречаться на обед? – спросил Нефед Духавин, сосед.
- На той поляне где всегда – заколготились мужики.
- Кто опоздает, дозы лишается. Расходимся помалу.
Каждый, деловито покашливая, зашагал в только одному ему известные места, полные дичи и тишины. Резко забирая в сторону тронулся и Иван Морев, обычно удачливый в охоте и рыбалке. Непонятное чувство неизбывной беды, томило его сегодня с утра. Как поднялся из теплой постели в предрассветной мгле, так и теперь, когда солнце уже взобралось над макушками деревьев тоска сжимала сердце.
« Что за напасть такая?» - думал под размеренный скрип широких, легких лыж. Холодный воздух незаметно набивался под воротник овечьего полушубка, похватывая за пальцы в рукавицах из волчьей шкуры.
- Градусов тридцать пять – прошептал сибиряк и внезапно увидел вереницу шагов, глубоко вбитых в мягкий, свежевыпавший снег.
Следы оставил человек обутый в стоптанные кирзовые сапоги. Елочка подошвы, в некоторых местах стертая до основания, выдавала обувь не первой, и даже не второй молодости. След, виляя и обходя деревья, исчезал в чаще. Сбитый с нижних веток иней оголил сочную зелень иголок, теперь они искрились под солнцем первозданной свежестью и беззащитностью.
- Эге – ге – ге! – закричал Иван.
- Эге – ге – ге! – ответило эхо.
Далеко - далеко за спиной ухнул выстрел и безмолвие вновь опустилось на промерзшую землю. Мужик обеспокоено оглянулся по сторонам, смахнул с воротника сосульку и задумался.
« Следы свеженькие, только, что за смельчак в такой мороз идет по тайге в кирзачах? Чудно»
Медленно ступая, затаив дыхание, Морев двинулся вдоль непонятной тропинки, часто-часто озираясь. Около кустов человек упал или лег отдохнуть. Длинная, узкая яма оставленная телом, еще даже не прихватилась морозом по краям. Красные бусинки капель застыли тут и там, горя рубиновым светом на белой перине таежного снега.
- Поранился где то – проговорил Иван и вдруг наткнулся взглядом на глаза человека, лежавшего под дальним деревом .
- Иди сюда – прохрипел тот, устало прикрыв веки.
Морев замер.
- Иди сюда, падло – повторил незнакомец громче.
Иван незаметным движением поправил ружье за плечом, передвинул удобнее патронташ, чуть продыхая от волнения сделал шаг в сторону лежавшего, остановился.
- Что, Морев, не узнаешь с испуга? - вздрогнул иней на бородище мужика. - Иди не бойся, кусаться не буду.
Он тихо застонал и как-то обречено закончил:
- Обморозился я весь, ног ни хрена не чувствую толком.
Иван Морев, сорокалетний, крепкий неизбывной таежной силой, внезапно успокоился.
« Кто то из зоны смотался » - стукнуло в голове .
А вслух сказал:
- Ты, откуда меня знаешь, урка? – голос прозвучал решительно и как то даже зло.
Иван сам себе понравился и окончательно сбросил со спины липкие путы страха. Пусть будет, что будет.
- О, я же твой родственник, Лешка меня зовут, а фамилия Бегунов известная. Не дошел немного, тепленьких вас хотел прижучить, в постельке тёплой – хрипло выдавил из себя слова незнакомец.
Где-то совсем далеко хрустнул выстрел, отчего за еланью дико взвыл хор
голодных волков.
- Добрые люди отписали, какова любовь у Женьки к живому мужу. Я, конечно, понимаю, но по ночам рога только очень чешутся.
Морев опешил. Тяжелые пудовые гири опустились на плечи, ноги жалобно, независимо от тела мелко – мелко заколыхались предательской дрожью.
- Не щелкай зубами, заместитель. Помоги добраться до дома. Тебя учить не буду, с Женькой поговорю и назад, в обратный путь двинусь. Жалко, добавят теперь к сроку – устало закончил беглец, прикрыв белые от мороза глаза.
Подчиняясь чьей то не осознанной силе Иван медленно – медленно снял с плеча ружье, спокойно проверил на месте ли патроны, так же спокойно огляделся. Рывком поднял оружие к плечу, навел мушку на неестественно черневшие сапоги.
Замер.
- Ты что?- закричал Алексей.
Испуганная белка прыгнула с соседнего дерева и огромными скачками, исчезла в кустах. Солнце припряталось за темно – синюю тучу, навалившуюся из – за близкого горизонта. Неестественно крякнул выстрел, за ним другой. Дуплет на медведя. Снежная пыль подпрыгнула в ногах лежавшего и медленно осела назад.
Алая кровь горячей влагой топила снежинки вокруг развороченных ступней Бегунова. Иван странно спокойно переломил ружье, достал из стволов стреляные гильзы, спрятал их в карман.
- А – а – а! – жутко закричал Алексей.
Эхо подхватило вопль и устремилось перекатываться боком по высоким деревьям, ледяным сугробам, полю.
Пошел снег.
Красиво – невесомые хлопья, закружили бесконечным хороводом, покрывая чистотой окружающий мир. Стало сумрачно и неуютно.
Вдруг слева и справа, почти, что одновременно бабахнули далекие выстрелы. Морев взглянул на часы.
- Ну прощай, Лешка, обедать зовут.
Из глаз Бегунова вытекла крупная слеза. Огромная, неземная боль, застыла в черных зрачках, подернутых пеленой тоски. Губы пытались что – то сказать, но не смогли.
- Привет жене передам, не волнуйся – Иван неловко повернулся, закурил и часто – часто передвигая ноги, заскрипел лыжами в сторону сбора односельчан.
Раненый им человек еще некоторое время, скребший ногтями жесткий наст, вдруг успокоился, потеряв сознание. Только легкий пар, вырывавшийся изо рта подтверждал, что жизнь еще ютилась в остывающем теле.
Мороз крепчал. По – старчески скрипели деревья, мелкая поземка наметала к боку, едва прикрытому телогрейкой, островерхий сугроб. Беглец не шевелился, душе становилось тепло и празднично. Легкая музыка навивала белый сон, мысли обрывались…
- Наш везунчик, сегодня без добычи – подначивали охотники, когда все до единого собрались на поляне, отобранной у вековой тайги, всесильной природой.
Иван был непривычно немногословен и хмур. Сельчане не обращали на это внимания, оправдывая подавленность неудачным промыслом. Снег падал уже сплошной стеной, казалось на Земле не осталось ничего, только крутящаяся канитель мягких пушинок. Не было ни следов, ни лыжни, кочек – сплошная равнина, густо утыканная деревьями. Сквозь пелену зыбко пробивался еле заметный круг солнца.
- Ого – го, мужики, заворачиваем до дома – сказал кто – то занесенный с ног до головы. – Как бы не заблудиться в этой круговерти.
- Да не заблудимся! – заартачились смельчаки, – еще постреляем чуток.
- Куда стрелять то, ничего не видно – резонно возразили другие. – Друг друга поубиваем. Спаси Господи!
- Допиваем и в путь дорогу. Себе дороже.
В деревню вернулись вечером.
Снег закончился. Огромные, замороженные звезды переговаривались в бездне вселенной. Тишина прихваченная стужей, позвякивала телеграфными проводами. Лениво перетявкивались собаки.
Иван толкнул дверь дома, вошел в сени, стряхнул с ног подтаявшие льдинки, переступил порог горницы и почувствовал, как сердце огромными толчками пытается вырваться наружу, на свободу. В переднем углу, за чистым столом, сидел участковый, местный житель Федот Евсюков, балагур и пьяница, но службу свою исполнявший на удивление справно.
- Ваня! – рванулась к Мореву Евгения. – Лешка мой, из зоны сбежал. Ищут его!
- Ну – ну – погладил ее по спине вздрагивающей ладонью, побледневший Иван .
- Вот, Федот, теперь у нас вроде засады, с пистолетом – женщина обречено всхлипнула.
- Поймают, на то у нас и милиция – опустил заблестевшие глаза Морев.
- Не встречали в поле, каких - никаких подозрительных следов? – подал голос участковый.
- Да нет, мужики ничего не говорили – выдавил хрипло Иван Морев.
- В тайге сейчас не походишь – вставила слово женщина – снегом все завалило, да и мороз приличный.
- Оно верно – поддакнул Евсюков.
Достал сигареты, закурил.
- Да – а, чего сбег. Бандюга он был, бандюгой и остался до сих пор .
- Какой же он бандюга – неожиданно возмутилась Евгения. - Подумаешь браконьерил немного.
- Ты сам то промышляешь крупнее – подхватил Иван.
- Бандю – юга! – передразнила Бегунова, – в своем глазу бревна не видите.
Слезы, догоняя друг друга потекли по красивому лицу, ставшему в миг красным и непривлекательным.
- Ко мне он ушел! Я чувствую!
И была уверена в этом.
- Ах, Леша, Леша, беда какая!
Словно покойник поселился в доме. Всхлипывания нанизывались на стрелки часов, больно били в виски, с остервенением звякали в окна, отскакивали.
Мужики, видя такое, помалкивали, наконец покашливая закурили, голубые полоски дыма поднимались к потолку, сталкивались с рыданиями, растворяясь исчезали. Выпили по гранёному стаканчику.
- Так! – засобирался участковый.
Все повернулись в его сторону.
- Если, что прознаете, немедленно сообщите мне. А уж я знаю, как поступать дальше.
Клубы пара ворвались в дверь, захлопнувшеюся за милиционером, охолодили щеки и смешались с устоявшейся теплотой комнаты.
- Ужинать будешь? – спросила успокаиваясь Евгения.
- Что-то не хочется. Давай спать…
Жизнь потекла дальше. А меж тем глубокая трещина пролегла между Иваном и женщиной. Часами могла она смотреть в окно, вздрагивая от каждого звука или шороха, явно поджидая мужа. Вместе с ней страдал Морев, хотя знал Бегунов никогда не переступит порог этого жилища, не вмешается в их жизнь.
Подруга чернела лицом. Равнодушие и апатия стали ее спутниками, днем и ночью…
Однажды, теплым июньским вечером, Иван решился. По подсказке сверху или по безумию, однако решился. Они сидели на крылечке, лениво отгоняя комаров, так же лениво переговариваясь. Вечные слезы застыли в глазах женщины, тоска прорезала глубокие морщины в уголках рта.
- Перестань ты убиваться. Не придет он. Ни сегодня, ни завтра.
Иван помолчал, видя, как трепетно сжались под легким сарафаном плечи женщины.
- Видел я его тогда в тайге, весь помороженный, под кедром лежал, чуть живой.
Евгения съежилась еще сильнее.
- Просил до дома притащить. Только шиш ему по всей тюремной роже – съязвил Иван.
Женя стала маленькая, как подросток .
- Теперь уж кости звери – зверюги по буеракам и оврагам растащили.
Женщина медленно повернула лицо в сторону говорившего, бело – лютые глаза с омерзением и как показалось Ивану безумно, уставились на него. Через мгновение веки закрылись и она без чувств, тяжело завалилась на бок потеряв сознание.
Пришла в себя не скоро, к вечеру.
- Пошел вон! – слабый голос бил наотмашь, поддых.
Снова потеряла сознание, но на этот раз пришла в себя быстрее.
- Убийца!!! – прокричала шепотом.
Иван понял, надо исчезнуть, уйти, пока она не придет в себя, не переболеет жутким известием. Взял сигареты, топор, тяжело ссутулившись побрел в сторону тайги. В тени вековых деревьев соорудил подобие шалаша, лег вытянув ноги, попыхивая сигаретой.
« Хотелось как лучше» - прегорько думалось, под шуршание лесной жизни.
Прислушался, как пожилая кукушка отмеряет кому - то годы – годочки многотрудной жизни.
« Вот и любовь давно кончилась».
Кукушка примолкла.
« Что нас связывает? Детей нет и не будет, даже и не жена законная она мне».
Кукушка промолчала опять .
- Любовница – впервые назвал так Евгению.
И успокоился что ли? Закрыл глаза, глубоко вздохнул, приготовившись ко сну, но не уснул. В бормотании веток, послышался ему голос Алексея:
- Как поживаешь, Ванюша?
Хулиганил ветер в иголках деревьев.
- Даже не схоронил меня. Теперь душа мечется – трепетали не стойкие листья.
И шепотом:
- Убийца!!! Убийца – а – а!!! Уби – и –и…
Морев проснулся в холодном поту, когда раннее солнце покатилось по росистой траве, купая золотые лучи в пении птиц. Под махровыми лапами деревьев хранилась глубокая темнота по которой иногда только проскакивали веселые, яркие блики. Было слышно как похрустывая растут грибы, наливаются сытым соком крупные орехи. Далеко в чаще, ломая ветки , двигались к водопою дикие звери. Загудел между облаками и звездами ширококрылый, блестящий самолет.
« Люди переезжают себе с места на место, без забот и тревог» - мысленно позавидовал Иван.
- А тут неудач полон рот. За что только такая напасть – прошептал задумчиво. Однако надо собираться до дома.
На дремлющей улице было пустынно. Иван, не замеченный ни кем, с облегчением толкнул тяжелую дверь и вошел в избу. Евгения уже проснулась, замедленно – безразлично хозяйничая у плиты.
- Здравствуй – бодро поздоровался Морев.
Женя промолчала.
« Ну, что ж, так и должно быть »- подумал мужик.
За окном, шумно хлопая крыльями взлетел на забор петух. Иван взглянул на него и медленно присел, покрываясь мелкими бусинами пота. На дальнем конце улицы, у самой околицы, быстро пылил колесами мятый милицейский «УАЗИК» .
Его выследили.
Решение пришло мгновенно. Схватив висевшее ружье, выхватил из ящика стола патронташ, страшно закричал:
- Ты, Женька предала меня! Дала знать милиции. Готовься расплачиваться.
Ногой распахнул дверь подхватив лежавший в сенях полушубок, выскочил на улицу, бросился в огород, к которому вплотную подступало рыжее болото. Иван знал надежную тропинку, знал и избушку охотников, знал и то, что мужики ни за какие деньги, не откроют милиции дорогу к ней.
Когда машина завизжала тормозами у подворья Морев был далеко, мерно раскачивая слегой осторожно ставил подошвы на зыбкие кочки. Скоро трясина закончилась. Иван ступил на твердую землю и присев на поваленное дерево, охватив голову руками, завыл по – волчьи.
Завыл безысходно, дико, не контролируя себя. Успокоился не скоро. Голод резкой болью в желудке, вернул действительность , способность думать.
Темнело.
Где - то за горизонтом погромыхивала гроза, словно фронтовая канонада разгулялась. Мужик встал, отряхнул налипшие иголки, нырнул в чащу, собрать грибы. Вернулся через час, развел костер, долго жарил нанизанные на прутья красавцы, с твердыми шапками. Обжигаясь и не чувствуя вкуса жадно ел, мутными глазами уставившись в одну точку. Насытившись, расстелил на траве полушубок лег на спину. Костер мигнув последний раз, ярким языком огня , погас. Иссиня - черная темнота обступила человека со всех сторон. Многотонно давила сверху, раскачивала мелкими волнами землю. Ветер шевелил волосы и казалось огромная, мягкая рука поглаживала по голове, закрывала веки .
- Ты сожги ее, ведьму – ароматный голос заполнял, услужливо открытые уши.
- Посмотри, как в огне визжать будет – подгонял другой – предала она тебя.
- С ума сойти недолго – очнулся Иван.
- Поджигай – шумела тайга.
- Ха – ха – ха – потер мокрые руки Морев – и то правда, так правда, один выход.
Тишина молчала.
- Лешка умер, Женьку тоже спалю.
Нащупал в кармане спички, переломил ружье, проверил на месте ли патроны и чему – то улыбаясь пустился в обратный путь, через болото.
Деревня мирно спала, даже собаки не тявкали, сморенные предрассветным забытьем. Иван беззвучно ступая открыл сарай, никогда не закрывавшийся на замок, на ощупь отыскал канистру с керосином. Странно спокойный, обошел вокруг дома, обильно поливая стены, остро пахнущей жидкостью. Поднял лежавшую у забора лопату, припер ее к двери, отошел на несколько шагов, прикинул сдюжит ли.
На секунду голова просветлела:
«Что я делаю?»
Но только на секунду.
Чиркнул спичкой. Алый язык пламени затрепетал в дрожащих руках. Бросил огонь в сухость дома, пламя ухнуло и загудело, мгновенно обхватив бревна.
Иван, не оглядываясь, побежал в сторону тайги, а за спиной наперебой залаяли собаки. Стихия лизала небо, расшвыривая далеко в стороны остроконечные, на ощупь, если поймать, колкие искры.
Деревня проснулась.
Со стороны райцентра завопили сиренами пожарные машины. Дом горел играючи быстро, как-то бутафорски нереально. За забором широко раскрытыми глазами, смотрела в ужас пожара Евгения Бегунова, которая заночевала сегодня у подруги, засидевшись за разговорами допоздна. Жуткая догадка сковала тело, женщина не шевелилась, будто происходящее ее не касалось. Суетившиеся соседи с укоризной поглядывали на скорбную фигуру. Спасать было нечего. Утром, только одинокая закопченная печка, высоко выставив трубу, сторожила горькое пепелище.
Мужики, не долго думая, организовали облаву на охотничью избушку. Там было пусто. Иван Морев исчез, как испарился. Только вековые деревья знали, что он здесь был. Был и тосковал. Тосковал и сумасшедший смех, вырывался из больной души. Души не желавшей жить в грешном теле. Теле преступника. И природа не жалела его, отвернув милосердный лик. И безумие окутало сознание, и мозг уснул. День и ночь бродил он по чаще, раздирая в клочья одежду, вырывая куски плоти из бесчувственного тела, изредка постанывая.
Разум спал.
Тайга.
… Прошла неделя.
Огромный, худой и смердящий медведь, раскачиваясь вышел из чащи на радостно светлую опушку, много суток он был голоден и оттого ничего не боялся. Не испугался он и теперь, увидев лежащего на траве грязного человека, такого же худого, как он сам. Мощными лапами, медведь схватил его, сжал в железных объятиях, лязгнув клыками.
Человек застонал, розовая пелена вспыхнула в глазах, а вслед за нею, издалека, неотвратимо, накатила черная мгла. Тонкая струйка крови пролилась по подбородку, голова свалилась на бок, все исчезло.
Человек умер.
Темная туча спрятала солнце, не допев, замолчали лесные птицы.
Только медведь, подняв к небу лохматую голову победно зарычал, да листочки затрепетали под сибирским ветром.
Да вздрогнула сидевшая на пепелище женщина.
Перекрестилась.

Москва. 1997г.