Дома

«Как же хорошо дома!» - с упоением вдыхая родной воздух, подумала Майя. Вдохнула полной грудью и закашлялась. От сухого, знойного воздуха запершило в горле. «Давно, должно быть, дождя не было…» Лето в Западной Сибири хоть и короткое, но жаркое. Как давно она не была дома… Почти двадцать лет прошло с тех пор, как она вместе с родителями сменила место жительства, но до сих пор, вспоминая родные места, говорит о них «дома». Хорошо, конечно же, на юге: теплые зимы, Черное море, фрукты, какие душа пожелает просто с дерева своего сада. И новые места за столько лет тоже стали родными. Но там, где вырос и пережил свою первую любовь – там и есть Родина. Потому-то для нее самые лучшие зимы – снежные и морозные, а самое красивое небо – высокое, студеное с мелкими колючими звездами. Как скучала по началу за Родиной, как хотелось вернуться… Или, хотя бы, приехать в гости… Но как-то все не получалось.
И вот, спустя долгие годы, наконец вырвалась. Дорогой думала о том, что дома все уже сильно изменилось и друзья ее уже далеко не те, юные и бесшабашные создания. Да и кому она там уже нужна… Помнят, конечно же, что есть такая на свете – да здравствуют соц.сети! И, благодаря им же, не взирая на расстояния, все друг о друге знают. Но время делает свое дело. «Ну, да ладно! – прервала свои мрачные размышления. – как бы меня там ни встретили, а хоть родные места увижу!»
И действительно, дома очень многое изменилось. Те же улицы – да не те… Масса магазинов с яркими вывесками, новые дома, преображенные соответственно времени, старые постройки. Но все те же старые, могучие тополя, свидетели ее детства. Тот же шпорыш на обочинах дорог, именуемый в ее детстве «травкой-муравкой», мягкость которой до сих пор помнят босые ступни.
С замиранием сердца свернула на самую дорогую улицу – улицу Пушкина. Здесь, в маленьком домике из трех комнат, пролетела самая беззаботная дошкольная пора детства. Это позже, когда родился младший братик, всей семьей переехали  в просторный новый дом с высокими потолками и большими окнами. Но уютное гнездышко на Пушкина 20 так и осталось в душе самым дорогим местом на земле. Скучая, иногда приходила подрастающая  девчушка к этому дому, с грустью отмечая, как с каждым годом ее домик ветшает. Новые хозяева не особо заботились о нем. Не то, что ее родители. Они тогда постоянно что-то подкрашивали, пристраивали, ремонтировали. А когда после бабушкиной кончины решили переехать на родину отца, в последний раз пришла сюда, чтоб навсегда попрощаться с ним. Покосившийся забор на подгнивших столбах еле держался, сорная трава заполонила некогда чистенький, всегда ухоженный дворик, а на окнах – пыльные, плотно закрытые занавески. Сам дом словно врос в землю и даже как-то покосился, конек на крыше прогнулся. И ни каких признаков жизни – ни людей, ни животных. «Может, и не живет здесь ни кто…» - с тихой грустью подумала тогда Майя.
А сейчас шла к нему, не то, что бы не торопясь, а нарочито медленно, стараясь оттянуть встречу с тем, что предстояло ей увидеть. Может быть развалившийся остов на заросшем бурьяном пустыре, а может новый, красивый дом. Чужой. Не ее, маленький, дорогой домик. Что из этого хуже – самой не ведомо. Тихо шла, глядя под ноги, боясь поднять глаза. Все первые семь лет жизни, с той поры, как себя помнила, пролетели в памяти калейдоскопом воспоминаний. Вспомнилось вдруг все, до малейших подробностей. Все, что казалось, давно ушло из памяти напрочь. «Как такое может быть? Вспомнить все за такое короткое время?» - мелькнула отрывочная мысль в просвете между воспоминаниями. И вдруг осознала, что идет по слегка пожухлой, сентябрьской траве, вдыхая свежий осенний воздух, пропитанный запахом картофельной ботвы. Так пахнет по всей округе в начале сентября, когда дружно выкапывают в огородах картошку, стараясь успеть убрать урожай до затяжных дождей. «Но ведь сейчас же июль?!» - недоумевая, подумала Майя. И от этой мысли липкий страх пополз по спине. Что же увижу, если подниму глаза? Неизвестно, сколько бы любопытство боролось со страхом, но тут неподалеку послышались детские голоса. Такие, до боли знакомые, детские голоса.
- Майка, выходи играть!
Встрепенувшись, подняла голову. Заглядывая в открытую калитку ЕЕ дома, топтался возле лавочки самый верный друг – Юрик. А из-за его плеча выглядывал Колька, сверкая свежей зеленкой на содранных коленках. Наташка, одной рукой почесывая комариный укус, другой пытается отобрать у Маринки свою старенькую куклу Машку. «Что же это такое? Не может этого быть! Они же давно выросли!»
- Юра, заходи! – донесся из глубины двора голос мамы. ЕЕ мамы! Молодой, красивый голос…
И вдруг так сильно захотелось ее увидеть! Но мама там, во дворе, отсюда ее не видно. И что я ей скажу, когда она меня увидит? Здравствуй, мама, это я, твоя дочь? В полтора раза старше, чем ты сейчас? И как я сюда попала? Или, может я умом повредилась и все это галлюцинации? Нет, это всего лишь нахлынувшие воспоминания, просто слишком яркие. Жара, утомительная дорога, резкая смена климата…
-Да нет, мы сильно торопимся, позовите Майю!
- Маюся, - позвала мама, – к тебе пришли!
Хоть бы вышла за калитку, хоть бы на секундочку показалась! Хоть одним глазочком бы глянуть на нее… Родной, такой милой мамочки вот уже несколько лет нет в живых, а здесь вот она:  живая, молодая и такая красивая… А какая была модница! Всегда ухоженная, с красивой прической, туфельки на каблучках. Какой красивой парой они были с папой! Мама – блондинка, а папа – жгучий брюнет. По национальности он – украинец, а внешность имеет почти кавказскую: прабабушка была турчанкой. Крупный, с горбинкой, нос. Черные, всегда аккуратно подстриженные усы. А какие глаза под смоляными бровями, опушенные густыми ресницами! Ярко серые, с золотыми искорками! И характер – веселый, непоседливый и очень общительный, а в совокупности с его внешностью всегда казалось, что весь он просто искрится! Маленькая Майя частенько сравнивала его с папами других детей и всегда склонялась к одному единому мнению: ее папа – самый красивый! С годами, конечно, красота его померкла. «Облинял…» - иногда шутила мама.
И вот сейчас мама там, во дворе того родного дома, которого, уже должно быть, нет и в помине. Может выйдет? Но вместо нее со двора выбежала белокурая девчушка лет пяти с голубыми бантами на «хвостиках».
«Ведь это же я! Если это всего лишь яркие воспоминания, то себя-то я (что естественно) никогда со стороны не видела!» В голове завертелся всякий бред на тему пространственно-временных порталов и прочей всячины. «Если я каким-то образом переместилась во времени, то как назад выбираться? Не могу же я навсегда застрять в своем детстве! Заманчиво, конечно, но все же… Ну да ладно! Раз уж я тут, насладимся ситуацией, а о возвращении подумаю позже. Не каждый же день в свое детство попадаем!»
А маленькая Маюся тем временем что-то показывала своим друзьям. Мальчишки равнодушно топтались рядом, а вот Маринка с Наташкой..! Они оживленно что-то щебетали, склонившись друг к другу головами. Что ж там у них такое интересное?
Майя решила подойти поближе и тоже поглядеть.
- И что у нас там? – спросила она у девочек. Но никто из них даже не обратил на нее внимания, будто и нет ее рядом.
- А-у! Девочки! Мальчики!
И вновь никакой реакции. Странно… Они что, меня не видят? Но так даже лучше.
А разглядывали они крупную, сверкающую бусину чешского стекла, что висела на ниточке у Маюси на шее.
«Это же бусинка из тех маминых бус, что я тогда нечаянно порвала! Мама их вновь собрала на нитку, а одна, вот именно эта, закатилась под кресло. Я ее нашла случайно и мама повесила ее мне на ниточку. Как мне нравилась эта бусинка! Ее грани так красиво переливались всеми цветами радуги в лучах света! Но в тот же день я ее и потеряла. Наверное, ниточка оказалась слишком тонкой. И где я только не искала – она словно сквозь землю провалилась. Это была моя первая и одна из немногих потерь, о которой я сожалела несколько дней и помню до сих пор.»
А мальчишкам надоели девчачьи восторги по поводу какой-то там стекляшки и они стали уговаривать пойти играть в песочницу. Подумаешь, бусинка! Мелочь блестящая! Вот машинки или солдатики – вот это да! Это – вещь! Потоптавшись с пол минуты, отправились через дорогу к Наташкиному двору. У забора высилась большущая куча песка.
«Помню, помню, для чего Наташкин дедушка привез этот песок. И как выглядела эта куча через пол часа нашей игры, и как он ругался, сгребая его назад в кучу по густой траве.»
Детвора выделывала на песке немыслимые акробатические фортеля, а Майя сидела на теплых старых бревнах, сложенных у того же забора и со светлой грустью вглядывалась в лица своих маленьких друзей. А больше всего глядела на саму себя, ту маленькую Маюсю, как называли ее родители. Курносый носик в веснушках, белокурые прямые волосики как у мамы и серые, с золотистыми искорками, глаза – как у папы.
«Какая же все-таки я была хорошенькая… А в детстве, почему-то, всегда считала себя дурнушкой…»
Встала с бревен, подошла вплотную к играющим детям. Они, сгрудившись в кучку, строили из песка крепость. Майя присела рядом. Осторожно, затаив дыхание, коснулась к выбившейся из хвостика пушистой прядке и заправила ее за маленькое ушко. Маюся этого даже не заметила, только слегка мотнула головкой и чуть подула в сторону, словно согнала со щечки навязчивое насекомое. Нахлынувшие эмоции затопили душу до краев. Острая тоска за далеким и таким замечательным минувшим резанула сердце. Раньше, как всякий взрослый человек, всегда вспоминала свое детство с теплотой и светлой грустью, но так как в детство вернуться нельзя, относилась к этому спокойно. А тут вот оно, свое детсво! Смотрела  на себя маленькую и ловила себя на том, что глядит на все вокруг не своими взрослыми глазами, а глазами той маленькой Маюси, которой она была когда-то. И это она сама сейчас играет со своими друзьями, чувствуя своими маленькими ладошками влажность песка. И это из-за ее ушка выпала не послушная прядка. И солнце светит сейчас так, как в детстве. И запахи ощущает так, как много лет назад. И нет уже по отдельности взрослой Майи и маленькой Маюси. Они словно слились воедино. Это ли не мечта?! Но где-то на задворках сознания взрослой  Майи мечется одна единственная мысль: так быть не должно!  Что ушло – то прошло! Но так хочется вновь стать той маленькой Маюсей и остаться навсегда в этом отрывке времени! Маленькой девочкой вместе с молодыми родителями. Еще миг и взрослая женщина навсегда растворится в ребенке, утратив остатки своего самосознания. Нужно срочно решать – как быть? Как же хочется остаться…
- Доця, пора домой! – окликнул Маюсю папа.
Папа! Мой дорогой, самый лучший папочка на свете! В настоящем времени он жив-здоров, еще не старик, но время неумолимо. Если остаться сдесь навсегда, как он там будет без меня? А мой сын, а муж? И брат? Им я тоже нужна! И они мне!
И словно чьи-то крепкие, сильные руки рывком разделили маленькую и взрослую Майю.
Мой папочка! Даже здесь ты мой Ангел Хранитель! А маленькая Маюська подскочила на ножки и, помахав на прощание всем ручкой, бегом помчалась домой. Майя глядела ей в след и, как в замедленной съемке, увидела, как медленно рвется на ее шейке ниточка, роняя в траву бусинку. Ту самую бусинку из чешского стекла. Майя подняла ее и зачарованно загляделась, как играют в ее гранях блики вечернего солнца. Помня, как тогда расстроилась, обнаружив потерю, решила отнести ее домой, положить где-то на видное место, что бы Маюська не плакала.
На ватных ногах приближалась к своему такому родному, такому любимому дому. А там папа. И мама. И бабушка…
Не решаясь войти в калитку, присела на лавочку. Оказывается, не такая она уж и высокая, эта лавочка, как казалось когда-то. Откинулась спиной к забору. Упрямые веточки желтой акации , как в детстве, покалывают своими маленькими колючками спину между штакетником. Такие знакомые ощущения, словно в последний раз сидела здесь не позднее, чем вчера. А пальцы сами собою нащупали в доске сиденья дырочку от выпавшего сучка. «Надо же, я этого не помнила, а пальцы помнят…»
- Маюся, идем купаться, а после будем ужинать. – позвала бабушка.
Такая заботливая, иногда даже слишком. Пока не родился братик, она носилась с внучкой, как курица с яйцом. «Не пей холодную воду из колонки, горло заболит!, Одень сапожки резиновые, вода в лужах холодная, вдруг ноги промочишь!, Не ешь немытые ягоды, животик заболит. Давай, помою. Может, сахарком посыпать?» Сейчас бабушкина забота вспоминается с благодарностью, а в детстве Маюся завидовала тем, чью свободу не особо ограничивали. Когда родился братик, большую часть внимания бабушка переключила на малыша. Хоть недремлющее око не зевало, все же стало немного полегче. «Восемь лет строгого режима» - шутя вспоминает Майя то время. Такая разница в возрасте между нею и братом.
- Я сейчас, мы с папой работаем! – отозвалась из сада Маюська.
Да, работать с папой мы любили. Правда, папа потом долго искал молоток и гвозди – мои любимые инструменты.
- Надя, ты молоток не видела?
- Поищи в саду дорожку из набитых в землю гвоздей, там рядом и молоток, возможно, найдется.
Собравшись с духом, Майя поднялась с лавочки и на не гнущихся ногах тихо вошла во двор. В теплое время года готовили, кушали и купали доцю в летней кухне. Как Маюська не любила эту кухню! Сам дом, хоть и маленький, но светлый и уютный. А вот летняя кухня… Строили ее прежние хозяева и получилась она низенькая, темная, с единственным маленьким окошком. Как нора. Маюся, хоть трусихой никогда не была, даже иногда боялась сама туда заходить. Сейчас, в предвечерних сумерках, это окно горело ярким светом. Из открытой двери доносились голоса бабушки и мамы. Заглянув с порога, увидела только кухонный шкаф. Сделай один шажочек, погляди на бабушку, на маму. Простояв несколько минут у порога, так и не смогла заставить себя войти. Только слушала их голоса… Слишком тяжело видеть тех, кто тебе так дорог, но которых уже давно нет в живых. Лучше сначала пойти к папе.
В глубине сада папа с доцей собирали инструменты. Что мастерили они в тот день, Майя уже и не помнит, зато отлично запомнила этот вечер. На кануне она из-за чего-то поссорилась с Наташкой.
- Я все маме расскажу! – сердито сказала Маюся, заканчивая ссору.
- А  я дедушке пожалуюсь!
- А я тогда папе!
- А я… А я скажу бабаю и он ночью придет и заберет тебя!
Кто такой Бабай – Маюся не знала. Даже слышать о нем до этого случая ей не приходилось. Это позже узнала, что это родители пугали непослушных детей этим сказочным существом. Но Маюся была, в принципе, ребенком послушным и что есть где-то там такой бабай, еще не знала. А может быть родители, исходя из каких-то педагогических соображений, не травмировали психику ребенка.
- Мам… - доверительным шепотом поведала в тот вечер Маюся – Наташка сказала, что пожалуется бабаю и он меня заберет!
- Доченька, - смеясь ответила мама, - не верь ей, бабая не бывает.
Хоть и верила всегда маме, но беспокойство не покидало. И чем гуще становились сумерки, тем страшнее становилось девчушке. Вдруг вот прямо сейчас откуда-то из-за угла или из-под куста вылезет этот страшный-страшный  бабай и заберет с собой. А куда заберет? Да не важно куда! Главное, что от мамы с папой! Да, нужно пойти к папе. Он сильный, он всегда защитит!
- Пап, а бабай бывает? – с тревогой в голосе спросила Маюська.
- Нет, доця, бабаев не бывает!
- А вдруг бывает? – не успокаивалась доця. – Наташка сказала, что бывает!
- Ни разу не видел, - улыбнулся папа. – Но если вдруг появится, я возьму палку и прогоню его! Не бойся, я свою доцю ни какому бабаю обижать не позволю!
Маюська немного успокоилась, но от папы не отходила ни на шаг и на всякий случай постоянно оглядывалась. За весь вечер бабай не появился, но ведь еще ночь в переди. Вдруг он по ночам не спит и именно тогда забирает к себе детей? От этой мысли стало еще страшнее. Этой ночью родители разрешили спать вместе с ними. Положили по середине кравати, крепко обняли и обещали охранять всю ночь. А проснувшись утром в родительской постели, а не у бабая, даже не умывшись и не завтракав, прибежала к Наташке.
- А бабая не бывает! – с торжеством в голосе, заявила Маюся и, демонстративно развернувшись, побежала домой умываться. А Наташка, казалось, была разочарована. Ей думалось, что бабай обязательно должен был забрать ее подружку.
  И вот этот вечер она переживает словно заново. Теперь взрослая Майя уже точно знает, что «бабая не бывает», а вот маленькая Маюся – еще нет. Испуганными глазенками настороженно вглядывается в сумрачную глубину сада, боясь даже на шаг отстать от папы, время от времени цепляясь за его руку. А папа, стараясь отвлечь дочь, что-то рассказывает и, иногда отложив инструмент, обнимает. Но Маюся слушает в пол-уха, поглощенная тревожными мыслями.
Какой же замечательный у меня папа! -  в очередной раз подумалось Майе. Всю свою жизнь ощущала его любовь и заботу. Всегда чувствовала себя рядом с ним как за каменной стеной. Вот уже ей самой сорок с хвостиком, но всех мужчин, с которыми ее сталкивала жизнь, она всегда сравнивала с папой. «Только за такого стоит выходить замуж!» Но таких, к сожалению, очень мало. Но ей повезло.
Вот уже почти стемнело, работа в саду окончена, а ребенок отправлен к маме купаться. Папа присел на старый топчан между двумя тополями за домом. Закурил, задумавшись о чем-то своем. Майя, не видимая почему-то ни кем, присела на против на корточки. В тусклом свете угасающего дня вглядывалась в каждую черточку  его лица. И так захотелось стать вновь его маленькой доцей, положить свою щечку на его сильную ладонь и не думать ни о чем…
- Славик, идем ужинать! – донесся из открытой двери кухни мамин голос. Папа поднялся с топчана и неторопливым шагом отправился в сторону кухни.
Сейчас за столом собралась вся семья. Самые дорогие ее сердцу люди. А Майя стояла у порога, боясь сделать один единственный шаг. «Вот сейчас увижу маму и бабушку. Нет, не могу. После, попозже… Так хочется их увидеть, а переступить порог духу не хватает. Подожду, пока поужинают.
Приняв такое решение, пошла пройтись по двору своего самого любимого домика. На кустах желтой акации уже вызрели стрючки с семечками. Какие звонкие свистульки из них получаются! Сорвав один, привычным движением раскрыла, выпотрошила мелкие семечки и на искосок подломила край стрючка. Если свистну – меня услышат? Вряд-ли… Осторожно подула, свистулька издала тонкий, мелодичный звук. Да, мастерство не пропьешь…
В углу сада – три дерева яблони-дички. Ранетки, зеленые, мелкие яблочки, еще кислые и твердые. Но после первых ночных заморозков станут коричневыми, мягкими, как вафельная начинка и сладкими. Сколько их было съедено не мытыми! В дальнем углу сада – заросли малины. В пятилетнем возрасте они казались настоящими джунглями. Не мудрено, что однажды Юрик в них заблудился. За невысоким забором – маленький огородик для овощей. Зато огород для картошки – ого-го! Половина огорода уже выкопана, на ней, в свете молодого месяца виднеется шалаш. Папа из стеблей подсолнухов собрал каркас, скрепив его проволокой, а Маюся с Юриком и Наташкой, с маминой помощью, конечно же, накрыли его картофельной ботвой. Еще одно место для игр, пока не начнутся дожди.
Вернувшись к дому, ступила на крыльцо веранды. Эту веранду родители пристраивали сами. Не большая, с трех сторон застекленная от крыши до середины высоты стены, выкрашенная внутри в мягкий желтый цвет, она была очень светлой и казалась солнечной даже в пасмурные дни. Чуть помедлив, потянула за ручку двустворчатой застекленной двери. Она открылась, не издав ни единого звука. Сняв обувь, тихо пошла по теплому полу веранды. В доме горел свет, а на веранде было темно, но ноги сами привели к входной двери дома. А протянув в темноте руку, сразу нащупала ручку. Тактильная память не подвела. Открыв дверь и переступив порог, еле сдержалась, чтобы не разрыдаться. Бродила по уютным комнатам, прикасаясь к каждой, такой родной, вещи. Каждая навевала свои воспоминания, так или иначе, связанные с ней. Вот журнальный столик, на который в Новый год ставили маленькую искусственную елочку. Тогда по вечерам выключали  во всем доме свет, включали разноцветную гирлянду на елочке, а маленькая Маюся глядела между наряженных веточек и бурная фантазия уносила ее в сказочный новогодний лес. И до сих пор, проникшись новогодним настроением, в своих фантазиях видит ночной зимний лес не темным, а расцвеченным волшебными, разноцветными огнями елочной гирлянды.
А вот магнитофон «Снежеть». И стопка круглых кассет с записями. На одной из них записан голосок Маюси.
- Как тебя зовут? – спросил папа, поднося микрофон.
- Майя…
- А где ты живешь?
После полуминутной паузы, недовольный детский голосок
- Возле Тузика!
- А адрес какой?
- Пушкина двадчать!
Глядела на все вокруг сквозь пелену слез. Много хорошего было в ее жизни, но первые годы абсолютно безмятежного детства – самое лучшее время в памяти каждого. Все проходит, многое забывается, а так хочется помнить каждый денечек своего детства до малейших подробностей. Но это, к сожалению, не возможно. И ничего нельзя вернуть.
От этих мыслей ее отвлек звук распахнувшейся двери и в дом вошло все семейство.
- Па, почитай книжку!
- Деда Архипа и Леньку?
- Не хочу деда Архипа, давай другую!
Майя с детства помнит эту книжку. Небольшая, страниц в двадцать, в какой-то серой обложке, она всегда производила на ребенка удручающее впечатление. Впрочем, как и ее содержание. Помнила только, что ей было жалко то ли деда, то ли Леньку, то ли их пуделя. А  был ли там пудель? На обложке, кажется, точно был...
- Не дразни ребенка. – мягко пожурила его мама.
Мама! Вот она. Молодая, красивая и такая ласковая… Она посадила на колени Маюсю, листая вместе с нею какую-то другую книжку, время от времени целуя дочь в височек. Целовала маленькую, а чувствовала теплые поцелуи взрослая. Родная моя, если бы ты знала, как я по тебе скучаю! Как мне тебя не хватает! Не хватает наших разговоров по вечерам, твоих советов. Так хочется слышать твой голос, прижаться к твоему плечу, обнять крепко-крепко! Прости, родная, когда нечаянно тебя чем-то обижала. Прости, что не говорила, как сильно тебя люблю. Думала, что успею еще сказать. Не успела. Как внезапно может оборваться жизнь. И тогда о многом начинаешь жалеть, но ничего уже нельзя исправить. Как жаль, что сейчас не видишь и не слышишь меня взрослую, вся целиком занятая мною маленькою…
Не удержалась, подошла к маме близко-близко. Такой знакомый и родной запах маминых волос. Обняла, прижавшись щекой к плечу. Моя мамочка… Моя… Родная, любимая, самая лучшая на свете…
Когда-то, будучи совсем маленькой, сердилась за что-то на маму, тогда с вызовом спрашивала: ты меня любишь?
- Люблю. – отвечала мама.
- А я тебя – нет! – таким глупым детским образом пыталась выместить на маме свои обиды на нее.
- Тогда и я тебя не люблю. – сдерживая улыбку, отвечала мама.
- Нет! Это я тебя не люблю, а ты меня любишь!
И полностью была права. Права не в том, что в те моменты, как ей тогда казалось, она маму не любила. А в том, что мама любит свою дочь всегда, что бы та ни сказала и что бы ни сделала. Только вот теперь взрослая Майя знает, как болит материнское сердце от таких жестоких слов. И чем старше ребенок, тем больнее их слышать.
Майя, склонив голову, прижималась к маме, не в силах оторваться. Утонув в собственных чувствах, не видела, как мама о чем-то задумалась, даже не замечая, как ее нетерпеливо теребит маленькая дочь.
- Надя, что с тобой? – встревожилась бабушка.
- Не знаю… - словно очнувшись, ответила она. – Будто есть кто-то рядом. Кто-то такой родной и очень близкий…
Бабушка суеверно перекрестилась сама и перекрестила маму.
«Сглазили, наверное..» - должно быть подумала про себя. Как пить дать, пойдет сейчас за свяченой водой. И совсем бабушка не старая, как мне казалось тогда. Шестьдесят – разве возраст?
А моя мамочка… Даже сейчас, когда меня никто не видит и не слышит, она меня почувствовала! А если опять прикоснуться к себе маленькой и остаться здесь навсегда? Тут так хорошо…
Но тут, словно какая-то неведомая сила стала отталкивать Майю от мамы и где-то внутри чей-то голос сердито-настойчиво стал гнать ее прочь. «Пора возвращаться. Это прошлое, в нем оставаться нельзя.» И, повинуясь этой силе, собрав всю волю в кулак, отодвинулась от мамы. В последний раз заглянула в дорогие мамины глаза, погладила ее по плечу и, прижавшись губами к маминой макушке, не в силах была оторваться. А неведомая сила гнала ее прочь с удвоенной силой. Подошла к папе, лежащему на диване. Полюбовавшись его молодой красотой, с удвоенной нежностью поцеловала его в щечку. «С тобой мы скоро увидимся. Вот приеду домой и обязательно тебе скажу, как сильно тебя люблю. Чтобы потом не жалеть, что не успела.»
Вышла из комнаты на кухню, где бабушка из укромного уголка стола что-то доставала. «Ну точно, свяченую воду…» Подошла сзади и обняла ее, уткнувшись лбом в ее прическу «бублик». Бабулечка-роднулечка! И ты меня прости, что была не всегда послушна, что грубила, будучи подростком. Спасибо тебе за все, я так тебя люблю!
И, пятясь, медленно пошла к двери. Сквозь пелену слез в последний раз глянула на маленькую себя, на своих родных. С тоскою в сердце обвела прощальным взглядом свой родной, маленький домик. Спиною открыла дверь, так же пятясь ступила  за порог и, как можно медленнее, закрыла за собою дверь, стараясь оттянуть миг тоскливого расставания, до последнего заглядывая в сужающуюся щель между прошлым и настоящим. По веранде шла, как во сне. Открыла дверь. Ступила на крылечко. Одна ступенька. Другая. Окинула прощальным взглядом свой маленький, уютный дворик.
А  Тузик?! Как же с ним не попрощаться? И, словно услыхав ее мысли, из будки вылез ее дружок – черный вислоухий пес с белой манишкой на груди.
- Тузик, мой Тузик! – присев на корточки, потрепала пса за ухо.
А Тузик, преданно глядя в глаза, радостно завилял хвостом и прыгнул передними лапами ей на колени.
- Неужели ты меня видишь? – недоумевала Майя, - и принял за свою? Я же уже не маленькая, а чужих он близко не подпустит. Ну надо же…
Она обнимала своего пса, прижималась щекой к его морде, а он всем своим естесством выказывал восторг от встречи, поминутно пытаясь лизнуть щеку. Жесткая, гладкая шерсть на ощупь была пыльной – наверное, как всегда, в угольнике спал. В ее детстве он всегда радостно подскакивал и клал на ее плечи передние лапы, тем самым практически всегда валил Маюсю наземь и воодушевленно лизал лицо, чего она ужасно не любила. «Вот вырасту и сама тебя буду валять!» И вновь нахлынули теплые воспоминания, не желая выпускать из своих пленительно-волшебных объятий. Но пришла пора прощаться.
- Прощай, Тузик! Прощай, мой любимый домик! Прощай, мое детство!
Собрав всю волю в кулак, медленно отстранилась от своего Тузика. В последний раз заглянула в его глаза и, позволив на прощание лизнуть лицо, крепко прижалась щекой к его морде. Отстранилась и, не оглядываясь, выбежала в ночь.
***
- Женщина, вам плохо?
Какой-то незнакомый мужчина склонился над Майей, сидящей на лавочке возле углового дома на перекрестке Советской и Пушкина.
- Нет, мне уже хорошо, спасибо…
Полуденное летнее солнце бросалось зайчиками сквозь листву тополей. Легкий ветерок шевелил крону, даруя легкую прохладу знойному дню. Майя невидящим взором глядела на стайку воробьев, купающихся в пыли, а перед глазами стоял осенний вечер у своего домика.
«Перегрелась, что ли...? Надо ж было такому в обмороке примерещиться! Идем к домику?»
Поднявшись с лавочки, разжала крепко сжатый кулак. Глянула на руку и вновь присела. На ладони, перепачканой угольной пылью, лежала крупная бусина чешского стекла из тех самых маминых бус…
Значит, не  нужно туда идти. Мой домик до сих пор существует. Живет в моей памяти, в моем детстве. И вернуться туда, оказывается, можно…