ДНИ И НОЧИ

(И еще раз про любовь)
Драма в двух действиях.
 
Действующие лица:
Владимир – 41 год, затем - 71.
Элеонора (Нора) – 35 лет, затем - 65.
Белла – 33 года, затем - 63.
Петр – 40 лет, затем - 70.
Светлана, Татьяна, Валентина - в возрасте от 33 до 38 лет.
Время первого действия - середина 80-х прошлого века. Второго – через тридцать лет (в наши дни).
 
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена 1.
Комната Владимира в общежитии. Владимир за письменным столом. В световом пятне, где-то над сценой возникает Нора. Она в кресле с книгой в руках.
 
Нора (отложив книгу): Дождавшись, когда ты доберешься до места, взялась за уборку. А когда взглянула на чистую квартиру, пожалела, что сделала ее. Пожалела, потому что тебя стало «меньше». Достала нашу фотографию – помнишь, ту, где ты после защиты, какой-то совершенно потерянный - и поставила ее на стол. Но она, хотя всегда мне нравилась, не приблизила тебя, и я ее убрала. А когда вечером пришла из института, в прихожей увидела твои старые туфли и чуть ни расплакалась. Они какие-то очень твои. Они изношены тобой, и стали частью тебя. Новая обувь всегда такая чужая, такая ничья. А на старой - следы индивидуальности хозяина. Ты станешь смеяться - после работы спешу домой, чтобы скорей взять башмаки в руки. Знаю, что ты ждешь меня. Вернее, твои башмаки ждут. Как же хорошо, что мы их не выбросили! А помнишь, у Достоевского капитан Снегирев не мог выдержать вида сапожек умершего сына…
Владимир (откинувшись на спинку стула): Мы с тобой не расставались, не помню, с каких времен. В отпуск – вместе. К твоим родителям, потом – к моим. Поэтому сейчас у меня странное чувство, оно сродни легкому головокружению. Как в детстве - встанешь с постели после двух недель болезни, и тебя шатает - и от слабости, и еще оттого, что мозжечок разучился делать свою работу… И все немного нереально, как во сне… Не знаю, следовало ли мне ехать на эти курсы? Повысят ли они мою квалификацию? Но так или иначе я здесь, в столице нашей родины. Нас поселили в общежитии. К счастью, у меня отдельная комната. Но, в первые же минуты, встречаю знакомого – Петра, Петю. В университете мы приятельствовали. Можно так сказать? Он стал таким мужичком-крепышком. А последний раз я его видел еще с юношеской шеей… Но узнаваем, хотя и лысина обозначилась. И такой же заводной - энергия так и брызжет. Я и рад встрече и не рад. Приятно повидаться, расспросить о жизни за рюмкой чего-нибудь. Но впереди много дней общения… Со всеми остальными я могу установить дистанцию, но не с Петром - мы ведь приятели. Тоскую по нашим ужинам. А впереди два месяца без тебя, Норенок – вечность! Но пролетят, не заметишь. Кстати, о полысении. Увидев макушку Петра, стал рассматривать в зеркале свою. И чуть шею себе не свернул! У меня ведь там тоже поредение волос наблюдается! Почему же ты мне не сказала? 
 
Сцена 2.
Комната Владимира в общежитии. Владимир на кровати с книгой. В световом пятне возникает Нора, она у гладильной доски.
 
Нора: Сегодня день твоего рождения, а я не знаю, как его отмечать. Стряпать не имеет смысла - тебя нет, и Березины не придут. Вообще-то я здесь разленилась – не готовлю, жива чаем. А как ты там питаешься? Как твой желудок? Тебе сорок один. Цифра пугающая… Не в том смысле, что много лет… для мужчины - пик формы. А потому, что год начала войны… И еще вспомнила рассказ Лавренева «Сорок первый». Помнишь его? Рассказ страшный. Из тех, что лучше не знать и не читать. Он как меня однажды поразил, так я его и не могу забыть… Милый, мне тревожно. Понимаю, что женские штучки, как ты говоришь… Пусть скорей проходит год, пусть скорей тебе станет 42. 42 – дружественное число, делится на 2, на 3 и на 7… Прости, я болтаю ерунду. Мне просто нравится с тобой говорить… Закончу глажку. Затем у меня пара. А вечером налью в бокал вина, забьюсь в угол дивана с книгой и стану праздновать твой день. С днем рождения, мой милый! 
 
Стук в дверь. Видение Норы исчезает. Владимир подходит к двери и открывает ее. На пороге – Светлана.
 
Светлана: Здравствуйте, Владимир Александрович.
Владимир: Здравствуйте.
Светлана: Меня зовут Светланой.
Владимир: Очень приятно, Владимир.
Светлана: А я знаю, как вас зовут.
Владимир: Ах да. Вы проходите.
 
Светлана входит в комнату.
 
Светлана: Вы идете на экскурсию? Я составляю списки.
Владимир: Экскурсию?
Светлана: Ну, пешая экскурсия «Пушкинская Москва».
Владимир: Нет, меня, пожалуйста, не вносите.
Светлана: Вы не любите Пушкина?
Владимир: Пушкина я люблю. Я экскурсии не люблю.
Светлана: Может быть, вы любите музеи? У нас стоит Третьяковка, Музей имени Пушкина, Кремль и еще что-то, я забыла…
Владимир: Я люблю бывать в музеях… некоторых. Но самостоятельно. 
Светлана: Самостоятельно? Без экскурсовода? Там же ничего не поймешь!
Владимир: Есть книги… К походу в музей следует готовиться.
Светлана: Ну, уж нет! Я на такое не способна.
Владимир: К тому же я люблю задерживаться у интересующих меня экспонатов столько, сколько мне требуется, а с экскурсоводом все бегом…
Светлана: Жалко, что вы не идете. Вся группа записалась. Может быть, передумаете?
Владимир: Нет. Но в любом случае, спасибо, что вы обо мне вспомнили.
Светлана: Пожалуйста. Вы все-таки не очень отрывайтесь от коллектива.
Владимир: Коллектива?
Светлана: Ну, группы.
Владимир: Какая ж мы группа?
Светлана: Как какая?
Владимир: Мы – случайные люди, нас ничего не объединяет.
Светлана: Как не объединяет? А курсы? А учеба?
Владимир: Учеба? Согласен, общее дело соединяет. Но всего на пару месяцев.
Светлана: Два месяца – большой срок. Тем более, мы только приехали. Вы не передумали?
Владимир: В каком смысле?
Светлана: Насчет экскурсии.
Владимир: Нет.
Светлана: Вот какой вы… индивидуалист. Если передумаете, постучите ко мне - комната 73.   
Владимир: Хорошо.
 
Светлана выходит. Владимир садится за стол. Стук в дверь.
 
Владимир: Да, войдите.
 
Входит Белла.
 
Белла: Вы Владимир Немиров?
Владимир: Да, я.
Белла: Нам с вами писать реферат по Добролюбову.
Владимир: Очень хорошо.
Белла: Что ж тут хорошего?
Владимир: Но и плохого я не вижу. Николай Александрович фигура прелюбопытная.
Белла: Вы так думаете?
Владимир: И не только я, поверьте. Но, если честно, я бы предпочел писать о Виссарионе Григорьевиче… Хотя есть нечто схожее в их судьбах - оба умерли от чахотки, оба лечились за границей. Правда, Белинский прожил дольше – Добролюбов умер в двадцать пять. Можете такое представить? В наши дни в двадцать пять мы только заканчиваем учебу.
Белла: Я сомневаюсь, что сегодня эти люди кому-то интересны, но писать придется.
Владимир: Я надеюсь, что в процессе работы вы измените свое отношение к этому блестящему молодому человеку, кстати, стороннику теории разумного эгоизма.
Белла: Разумного? Есть и такой?
Владимир: Он встречается редко, нынче все больше неразумный… Его суть заключается в том, что…
Белла: Суть вы изложите в реферате.
Владимир: Я?
Белла: Ну да вы, а кто же? Значит так. Вы напишете реферат, а я его поправлю. И выступлю с ним я. Надеюсь, вы не возражаете?
Владимир: Нет.
Белла: Вот и прекрасно. Сегодня среда? В субботу подсуньте мне его под дверь. Комната сто два. Вопросы есть?
Владимир: Да. Как Вас зовут?
Белла: Меня зовут Беллой. Все? К субботе реферат должен быть у меня.
 
Белла выходит. Владимир, закрыв за ней дверь, садится к столу. Прожектор высвечивает фигуру Норы. Она едет в метро.
 
Владимир: Только я порадовался, что меня не трогают, как пошел поток посетителей. И все с какими-то мелкими делами. То зовут на экскурсию. Теперь - реферат. Все же в нашем народе очень сильно коллективное начало. Поодиночке мы ни работать, ни развлекаться не можем. То есть я-то могу… Но почему они решили, что у них есть право на мое время, на меня самого? Я им его не давал. 
 
Стук в дверь.
 
Владимир: Вот опять… 
 
Нора исчезает. Входит Петр.
 
Петр: Сидишь?
Владимир (продолжая писать): А, Петя…
Петр: Что ты как прилип к столу? Дома ты хоть засидись, а здесь есть другие дела. Ты посмотри вокруг. Это же красота! Одни учителки! Что твой цветник. А ты как шмель перелетаешь с цветка на цветок. (изображает шмеля) Жжжжж... жжжжж... жжжжж...
Владимир: Сейчас. Одну минутку.
Петр: Глупо, Вова. Глупо.
Владимир Глупо? Что глупо?
Петр: Ведешь себя глупо.
Владимир: Я, собственно, никак себя не веду.
Петр: Вот именно! Вот что, выскребайся из своей кельи и присоединяйся к нам.
Владимир: К кому «к нам»? Кто такие «мы»?
Петр: Ну, я, Светик и другие.
Владимир: Светик?
Петр: Светочка.
Владимир: Ах, Светлана…
Петр: Ты ее знаешь?
Владимир: Она только что заходила. Звала на экскурсию.
Петр: Светик–семицветик. И как она тебе? Там и другие в порядке. Татьяна, Валечка… Даром, что учителки. Как сказано в незабвенном романе Роберта Пена Уоррена «Вся королевская рать» - И у учителок эта самая штучка на этом самом месте. Хочешь познакомлю?
Владимир: Я, пожалуй…
Петр: Что ты «пожалуй»? Ты так и уедешь, не повысив квалификации. Ты что ж думаешь, что вечно будешь молодым, что все впереди? Сколько тебе сейчас?
 
Увидев паспорт Владимира на столе, Петр берет его.
 
Петр: Так, родился 23-го июня, 1948-го года. То есть тебе… Постой, сегодня же 23-е. Выходит, ты именинник? 
Владимир: Ну, да…
Петр: И ты хотел заныкать свой день рождения, отсидеться здесь, лишить нас праздника?
Владимир: О чем ты?
Петр: О том самом! Ничего у тебя не выйдет!
Владимир: Петя, не надо.
Петр: Надо, Вова, надо!
Владимир: Прошу тебя!
Петр: И не проси.
Владимир: Послушай, кому я нужен со своим рождением?
Петр: Очень даже нужен. Меня о тебе спрашивали.
Владимир: Да?
Петр: Народ интересуется, почему ты торчишь в своей комнате? 
Владимир: По кочану.
Петр: А народец здесь… Это же курятник! А всего петухов – ты, отец мой, да я!
Владимир: Ты говорил – цветник.
Петр: Цветник, курятник – какая разница? Важно только то, что отношение мужеского пола к женскому здесь – один к десяти! Улавливаешь? Вот что, вечером у меня отмечаем твое появление на свет.
Владимир: Без меня можно?
Петр: Нельзя, Вова. Нельзя. Пойми ты, людям нужен праздник. А для праздника нужен повод. А повод сегодня – ты.
Владимир: Хорошо. Буду.
Петр: Так, гони монету.
Владимир: Монету?
Петр: Какой же праздник без горюче-смазочных материалов?
Владимир: Сколько?
Петр: Десятки хватит. Я своих добавлю. А бабоньки чего-нибудь соорудят пожевать.
 
Владимир протягивает Петру купюру. Тот берет ее.
 
Петр: Лады. Я полетел. Займусь артподготовкой. 
 
Петр выходит. Владимир возвращается к столу. Прожектор высвечивает Нору.
 
Владимир: Ну вот, неугомонный Петр разнюхал о моем дне рождения. И настоял на том, чтобы мы его отметили. Приглашает к себе. Придется идти. Я как чувствовал, что присутствие здесь Пети осложнит мне жизнь. Знаешь, я бы сейчас лучше рванул в аэропорт... при удаче буду дома еще сегодня. Как тебе идея? Мне нравится. Но ведь не рвану. Неразумно - только что приехал. «Так всех нас в трусов превращает мысль…» - или как там у мэтра? Постараюсь отделаться от Пети и его друзей пораньше. Следуя твоему примеру, налью себе чего-нибудь и стану праздновать с тобой. Хотя постой, ведь четыре часа разница! Ты уже будешь в постели… и без меня. Что, скажу я тебе, очень и очень огорчительно. Целую тебя, моя Мышка-Норушка. 
 
Сцена 3.
Комната Петра. За накрытым столом Владимир, Петр, Светлана, Татьяна и Валентина.
 
Присутствующие (поют): Что он хороший парень, и это знают все. И это знают все…
Петр: Я знаю Вову с одна тысяча такого-то года. Что я могу о нем сказать? Он отличный товарищ, только пьет мало, а так - отличный товарищ! И, знаете, такой отзывчивый. Бывало, скажешь ему: "Вов, а Вов". А он отзовется: "Чего тебе?" Владимир, скажу я вам, скромен в быту. Очень скромен, до неприличия...
Татьяна: Как это «до неприличия»?
Петр: А так, сидит себе и молчит, вот как сейчас, пока его о чем-нибудь ни спросишь…
Татьяна: А его можно спросить?
Петр: Можно. Он не укусит. Скромные не кусаются.
Татьяна: Владимир, почему Вы такой скромный?
Владимир: Что вы понимаете под скромностью?
Петр: Вот он всегда так – вопросом на вопрос.
Валентина: А можно нескромный вопрос, – вы женаты?
Владимир: Как вам сказать...
Петр: Я же говорил, что нет. Давайте выпьем за нашу холостяцкую жизнь. 
 
Петр разливает водку. Стук в дверь. Входит Белла.
 
Петр: О! Вот и она!
Белла: В каком смысле?
Петр: В прямом! Проходите, гостьей будете!
Белла: Спасибо. Мне, собственно, нужна Света. (Светлане) Можно тебя?
Петр: Какое совпадение! Она и мне нужна! Проходите, проходите! Садитесь.
 
Петр делает церемонный жест. Белла проходит и садится.
 
Петр: Мы здесь пьем за здоровье именинника. 
Белла: У кого же день рождения?
Петр: Вот у него. (указывает на Владимира) Видите, он и сидит как именинник.
Белла (Владимиру): Мои поздравления.
Владимир: Спасибо.
Петр: Нет, Вы так легко не отделаетесь! Надо штрафную! 
Белла: А можно без штрафной?
Петр: Нельзя! То есть, можно. Но тогда вы должны… тогда вы должны исполнить желание именинника. Таков закон моря и гор!
Белла: Разве есть такой закон? Впервые слышу…
Петр: Нет, так будет!
Белла: А просто посидеть…
Петр: Ни в коем случае! Вова, желание.
Владимир (Белле): Я вас освобождаю.
Петр: Никаких открепительных талонов! Закон есть закон!
Татьяна: Правильно! Желание!
Владимир: У меня нет желаний.
Петр: Нет у него желаний. Живой труп, понимаете ли. 
Валентина: Желания есть у каждого.
Петр: Вот именно! 
Татьяна: Только не все решаются высказать их вслух.
Владимир: Хорошо. Расскажите нам стихотворение.
Петр: Ну, у тебя и желания!
Владимир: Я теперь скупее стал в желаньях…
Татьяна: Белочка, стих!
Белла: На стих я согласна.
Петр: А на что вы не согласны?
Белла: На все остальное.
Петр: А…
Валентина: Тихо! Тишина! Давай, Белка.
Владимир: Только из вашего любимого.
Белла: Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво! 
 
Пауза.
 
Петр: Это что – все?
Светлана: Тихо ты.
Белла: И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка! 
… всего лишь бедная дурнушка…
Владимир: Мне верить хочется, что сердце не игрушка…
Белла: Да, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
А дальше уже не то идет…
Владимир: Почему ж не то?
Белла: Я так считаю. Вы что, любите эти стихи?
Владимир: Да.
Белла: Но они о женщине.
Владимир: Но написал их мужчина.
Белла: Верно… странно. Как мужчина смог так понять женскую душу?
Владимир: А Толстой?
Белла: И Толстой. Странно.
Владимир: Как вы думаете, женщина способна написать такие стихи?
Белла: «Некрасивую девчонку»? Я думаю, что… думаю, что способна. Нет ничего такого, что мог бы мужчина, а женщина не могла. Но не наоборот.
Владимир: А вот мне думается, что женщина не написала бы такое. 
Белла: Почему же?
Петр: Я здесь с тобой не соглашусь. И с автором не соглашусь.
Владимир: С Заболоцким?
Петр: Ну да, с ним. Дурнушки они ведь тоже… не надо ими пренебрегать...
Владимир: Мы не о том, Петя. Женщины делятся на привлекательных и непривлекательных. Привлекательным нет дела до чувств какой-то там дурнушки. Ну а дурнушка не станет выставлять свою боль на публику. 
Белла: А почему же мужчине есть дело до переживаний девчонки?
Владимир: Здесь все понятно: он отец, он переживает за свою дочь, обделенную красотой.
Белла: Не согласна. Здесь больше, чем отцы-дочери.
Владимир: А, пожалуй, вы правы. Здесь не просто отцовское сердце, а сердце всеобъемлющее, вобравшее мировую боль. 
Петр: Какую боль? Не надо никакой боли! Женщина создана, чтобы ее любили. А мужчина создан, чтобы любить. Вот и все! О чем разговор?
Татьяна: А как же несчастная любовь? 
Петр: Несчастной любви быть не должно! Любовь – счастье!
Валентина: А если она не разделенная?
Петр: Так ее надо разделить!
Татьяна: Как это – разделить?
Петр: А так. Вот я, например… Если ко мне обратятся, так я… отнесусь с пониманием. Войду, так сказать, в положение… 
Татьяна: А если у вас семья?
Петр: Очень хорошо, что семья! Просто прекрасно! Семья – ячейка общества!
Валентина: Ну и как же быть?
Петр: А так и быть. Мужчина за свою короткую жизнь… Вы знаете, что у нас мужики на пятнадцать лет меньше живут, чем прекрасный пол? Так что за свою короткую жизнь мужчина должен многое успеть. Вот мы и...  крутимся, как можем.
Белла: И жить торопится, и чувствовать спешит... 
Татьяна: Что ж вы, Петр, предлагаете довольствоваться крошками, которые перепадут? Так, что ли?
Петр: Ни в коем случае. Я сторонник полновесного чувства. Как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж!
Валентина: А, пожалуй что, Вы и правы – если выбирать между «ничего» и «хоть что-то»…
Петр: Конечно, я прав! Только «хоть что-то» не годится. Надо, чтобы по полной программе, с полной, так сказать, самоотдачей… Интересное слово – само-отдача. Все же велик русский язык! Так, хватит философии. Танцы! Танцуют все!
 
Петр включает музыку и убавляет свет. Петр танцует со Светланой. Татьяна приглашает Владимира. Белла некоторое время сидит в задумчивости. Затем выходит из комнаты.
 
Сцена 4.
Комната Владимира. Владимир за столом. Прожектор высвечивает лицо Норы. Нора моет посуду.
 
Владимир (откинувшись на спинку стула): Отгуляли мой день рождения. Все как полагается – застолье, танцы. Я же развлекал себя тем, что наблюдал за публикой - за, так сказать, нашей трудовой интеллигенцией. А то мы живем в своем кругу, общаемся лишь с друзьями – студенты не в счет… И я тебе скажу, наша интеллигенция - плоть от плоти народной. Те же повадки, те же манеры, те же интересы… Ну, разве что, некоторые из них что-то прочитали сверх программы, но в остальном… Знаешь, если бы кто-то заснял скрытой камерой сие событие, а потом продемонстрировал пленку участникам, то они, убежден, устыдились бы того, что там говорилось и делалось. Какой вздор! Какая бессмыслица! Ну да ладно, проехали. А через месяц твой день рождения. Как же мы его отметим?
 
Стук в дверь. Луч гаснет, Нора исчезает.
 
Владимир: Да, войдите.
 
Стук повторяется.
 
Владимир: Дверь открыта.
 
Владимир встает и открывает дверь. На пороге Белла.
 
Белла: Можно?
Владимир: Можно… Проходите, Белла.
 
Белла входит.
 
Владимир (убирая книги со стула): Садитесь, пожалуйста.
 
Белла садится. Пауза.
 
Владимир: Вы так быстро ушли. А я хотел поговорить с вами о раннем Заболоцком. Как вы относитесь к "Столбцам"?
Белла: Эти люди…
Владимир: Что вы сказали?
Белла: Я не хотела оставаться с ними.
Владимир: С кем с ними?
Белла: Они мне не интересны.
Владимир: Ах, вот вы о чем… Интересных, как вы говорите, людей не так много. Хотя, в каждом есть что-то свое… Найдите двух одинаковых индивидов. На всей земле таких не сыщется.
Белла: Мне нет до них дела. Я знаю, о чем они думают, что говорят, чего хотят.
Владимир: Я бы не стал судить так… так решительно…
Белла: Вы хотели сказать, так безапелляционно.
Владимир: Допустим.
Белла: А я стану… 
Владимир: Воля ваша.
Белла: Вы другой, вы не они.
Владимир: Опять же, мы все «другие»…
Белла: Вы же знаете, о чем я говорю. Не так ли?
Владимир: Пожалуй.
Белла: Откуда вы?
Владимир: В каком смысле?
Белла: Из какого города?
Владимир: Я из солнечной Сибири, из Красноярска.
Белла: Странно.
Владимир: Что ж здесь странного?
Белла: Я думала, вы из… ну, скажем, Ленинграда.
Владимир: Почему же вы так думали?
Белла: Так мне показалось. Трудно представить, что в Сибири живут такие, как вы.
Владимир (смеясь): Во-первых, что такого особенного вы во мне рассмотрели? А во-вторых, вы плохо думаете о нашем крае.
Белла: Почему же я должна о нем хорошо думать? Что у вас в Сибири замечательного?
Владимир: Что у нас замечательного кроме природы, вы хотели сказать? Вы знаете, в наши места ссылали очень достойных людей. Начнем хотя бы с декабристов… И позже… И все больше из Петербурга и Москвы… Что не прошло бесследно. У нас витает дух свободомыслия, дух просвещения, если угодно…
Белла: Видите, я не случайно упомянула Ленинград.
Владимир: Да, интересно… Хотя в моей семье не было ссыльных. Но, видимо, дело в другом.
Белла: Я рада, что вы здесь… и что мы с вами пишем реферат.
Владимир: Реферат? Он почти готов. Хотите посмотреть?
Белла: Сейчас нет.
Владимир: Хорошо, можно позже. Вы позволите мне, в свою очередь, спросить, откуда вы родом?
Белла: Я из Одессы.
Владимир: Так вот чем объясняется ваше… ваше покровительственное отношение к нам, сибирякам.
Белла: Я не очень-то горжусь тем, что из Одессы. Тоже провинция, как и Ваш Красноярск. 
Владимир: Зачем же вы обижаете провинцию? В провинциальной жизни есть свои прелести.
Белла: Жизнь в провинции пошла, глупа и неприлична. Но главное в другом.
Владимир: В чем же?
Белла: В чем? В том, что провинция – периферия. Что там все уменьшенное, ограниченное… Там поставлен предел – росту, карьере, всему. И выше него не поднимешься.
Владимир: Я здесь с вами не соглашусь, саморазвитием, самообразованием можно заниматься где угодно.
Белла: Самообразованием – да, а карьерой – нет. Только здесь, в столице, настоящие перспективы. 
Владимир: Все зависит от того, какие задачи мы себе ставим.
Белла: Задачи себе следует ставить трудные.
Владимир: Согласен.
Белла: Стать первым, главным в избранной профессии. Выбрать спутника или спутницу, такого или такую, чтобы тебе завидовали.
Владимир: Словом, занимать активную позицию в жизни.
Белла: Да, именно активную. Мир должен подстраиваться под меня, а не я под него.
Владимир: А если он не станет подстраиваться под нас? Если он заупрямится?
Белла: Тем хуже для него.
Владимир (смеясь): Да Вы опасный человек.
Белла: Да, я опасный человек. Но не для всех. Вам я не опасна.
Владимир: Это радует.
 
Белла встает.
 
Белла: Вам не хочется на воздух?
Владимир: На воздух? 
Белла: Вы не любите прогулок?
Владимир: Люблю ли я прогулки? В этом разница между вами, южанами, и нами, сибиряками. Ваш климат располагает к прогулкам, наш же – к сидению дома.
Белла: Если я попрошу вас сопроводить меня…
Владимир: Почту за честь.
Белла: Тогда встретимся внизу.
 
Белла выходит. Владимир с минуту смотрит на дверь, затем подходит к окну. Недолго постояв, он берет куртку и выходит. 
 
Сцена 5.
Прожектор высвечивает Нору. Она читает, забравшись с ногами на диван.
 
Нора (оторвавшись от книги): С твоим отъездом стало как-то особенно тихо в квартире. Эта тишина меня пугает. Даже подумала, почему мы не завели… ну, хотя бы котенка? Действительно, почему? С котенком веселей тебя ждать. Он бы сейчас сидел рядом – всё не одна. Если увижу, что кто-то предлагает котят – как говорится, в хорошие руки – обязательно позвоню. Ты не против? Но хуже всего по ночам. Прислушиваюсь к каждому шороху… Особенно пугают незнакомые звуки. А прошлой ночью увидела человека, мужчину, мне не знакомого. Он стоял в проеме двери. Но поняла, что сон, и сразу проснулась. И, оцепенев от ужаса, лежала в темноте… Такого не случалось, когда ты посапывал рядом. Заснуть уже не могла и стала думать о нас. Я пыталась вспомнить, когда и как я тебя в первый раз увидела. И, знаешь, не смогла. Все приходили на ум события, которые случились после… Но ведь в какой-то момент видишь человека впервые. Ведь так? Вспомнился день рождения Натальи… еще до рождения их Славика. Мы тогда с тобой в одно время подошли к их двери. И Наташка язва, открыв дверь и увидев нас, не упустила случая, чтобы пошутить: "Как? Вы теперь вместе?" А я тебя и видела-то раз или два и все у них. Может быть, в тот день все и решилось? Ведь я тогда на тебя первый раз внимательно посмотрела. Ты мне казался каким-то недоступным, холодным. Нет, все случилось позже… Мы веселой компанией вышли от тех же Березиных. Расходиться не хотелось. Уселись на скамейку… О чем мы говорили? Теперь не вспомнить. Хотя нет, вот что запомнилось… Борис, а он держал в руках газету, оставленную кем-то на скамейке, прочитал вслух заголовок: "Грибное утро". Там еще фотография белого гриба присутствовала… И тут ты, любитель поиграть словами и смыслами - теперь-то я это знаю, но тогда еще не знала – произносишь: "Выгребное утро". Не припомню, чтобы люди так безудержно и так долго смеялись над чем-либо, как мы тогда над твоей шуткой. А ты сидишь себе, как ни в чем не бывало. А когда стали прощаться, оказалось, что нам с тобой по пути. Вот тогда-то все и началось. Так, во всяком случае, я запомнила последовательность событий. Интересно, а как ты их увидел? Ты мне расскажешь? Милый, время совсем не движется. Оно остановилось. До твоего возвращения еще вон сколько! Как же мне «времени бремя избыть»?
 
Сцена 6.
Комната Владимира. Владимир читает, лежа на кровати. Стук в дверь.
 
Владимир (вставая с кровати): Да, войдите.
 
Входит Татьяна.
 
Татьяна: Здравствуйте, Владимир Александрович.
Владимир: Здравствуйте, Татьяна… не знаю, как Вас по отчеству.
Татьяна: Просто Татьяна. 
Владимир: Тогда и я просто Владимир.
Татьяна (протягивая Владимиру конверт): Вот, Белла просила передать.
Владимир (берет конверт): Мне? А, это, наверное, по поводу реферата… А что ж она сама не зашла?
Татьяна: Она уехала.
Владимир: Уехала?
Татьяна: Что-то стряслось с ее мамой. Ей пришлось срочно лететь в Одессу.
Владимир: Вот как? Надеюсь, ничего серьезного.
Татьяна: Она сказала, что ее мама упала и, кажется, сломала ногу. Вот так.
Владимир: Хорошенькое дело.
Татьяна: Да уж, не позавидуешь.
 
Татьяна направляется к двери.
 
Владимир: Постойте, а ее одесский телефон вы знаете? 
Татьяна: Нет, телефона я не знаю, но могу спросить у девчонок.
Владимир: Вы меня обяжете. Дело в том, что мы с Беллой Осиповной еще не закончили реферат…
Татьяна: А Вы затянули с ним. Все уже давно сдали.
Владимир: Да, все как-то…
Татьяна: А со мной вы не хотели бы написать реферат?
Владимир: С Вами? В каком смысле?
Татьяна: В прямом. Вы так интересно рассказываете на семинарах…
Владимир: Но, как я понимаю, от нас требуется лишь один реферат. Или я ошибаюсь?
Татьяна: Ну и что, что один, а мы бы с Вами написали второй…
Владимир: Мне, пожалуй, хватит и одного… К тому же он еще не закончен.
Татьяна: Жаль. Если передумаете, заходите…
Владимир: Боюсь, что…
Татьяна: А вы не бойтесь. 
 
Татьяна выходит. Владимир распечатывает конверт.
 
Владимир (читает): "Пришлось срочно улететь домой – получила телеграмму от Софы - у мамы перелом шейки бедра. Бедная моя мама! Но я вернусь. Поговорю с врачами, прослежу, чтобы все сделали, как следует, и вернусь - ведь мы не дописали реферат. Не в моих правилах бросать дело на полпути. Софа справится и без меня. Поэтому говорю – не прощайте, а до скорой встречи. Думаю о ней с волнением".
 
В комнату вбегает Петр.
 
Петр: Вов, одолжи червонец до понедельника. Понимаешь, поиздержался. А Светик хочет, чтобы мы в театр пошли. Культурная программа, мать её ети. И еще, дай парочку гондонов. Нет, лучше штуки четыре, или шесть, а то мой запас иссяк, а в аптеку уже поздно.
Владимир: С первой просьбой я тебе помогу, а насчет презервативов – уволь, не держу.
Петр: Как это? 
Владимир: Очень просто.
Петр: Ты что ж, на баб надеешься?
Владимир: Я надеюсь на себя.
Петр: Ну, дело твое. Так как насчет червонца?
Владимир (доставая бумажник): Изволь.
Петр: (берет купюру): Благодарю. А что, твоя упорхнула?
Владимир: Моя?
Петр: Ну, мадам с претензиями.
Владимир: Не понимаю, о ком ты говоришь.
Петр: Все ты понимаешь. И я понимаю, что ты понимаешь. И она понимает. И все всё понимают. Не дети, чай. Но ты не печалься. Посмотри вокруг. Вон Танечка грустная ходит. Валентина говорит, всю ночь ворочается, спать ей не дает. Да и сама Валентина вполне… Не совсем в моем вкусе... но тебе она в самый раз по росту. Хотя, как говорится, в постели все одного роста. Короче, не кисни ты здесь – деньки-то уходят. Ну, бывай!
 
Петр выбегает из комнаты. Владимир замечает, что письмо все еще в его руке.
 
Сцена 7.
Сквер. Владимир на скамейке. Рядом с ним лежит книга. К скамейке подходит пожилой человек.
 
Незнакомец (приподнимая шляпу): Добрый вечер.
Владимир: Добрый вечер.
 
Незнакомец садится, расстегивает пиджак, достает из кармана и ставит на скамейку портативные шахматы. Затем зажимает белую и черную пешки в кулаках и протягивает кулаки Владимиру.
 
Незнакомец: Прошу Вас.
 
Владимир вначале недоуменно смотрит на незнакомца, затем указывает на его правую руку.
 
Незнакомец (разжимая кулак): Ваш ход.
Владимир: Мой?
Незнакомец (ставя пешки на место и разворачивая доску): Да, ваш.
Владимир (задумчиво): Мой.
Незнакомец: Прошу вас.
Владимир: Простите, я не играю. Вернее, играл в детстве... Вам едва ли будет интересно со мной.
Незнакомец: Вот как? А я подумал, что вы из наших. В это время сюда наведываются любители сразиться.
Владимир: Выходит, я занял вашу скамейку?
Незнакомец: Ну, что вы. Скамеек в сквере достаточно… Значит, вы не играете?
Владимир: Нет, простите.
Незнакомец (смеясь): Это непростительно, молодой человек! Ну, что ж, вон Петр Иннокентиевич идет, с ним-то мы и сыграем партейку.
 
К скамейке приближается мужчина в годах.
 
Незнакомец: Что Петр Иннокентиевич, не сидится дома пенсионеру?
Петр Иннокентиевич: Грех по такой погоде по домам сиживать.
Незнакомец: Что верно, то верно, погодка замечательная. Как говаривали у нас на Рязанщине - вёдро. Партейку?
Петр Иннокентиевич: Партеечку можно.
 
Незнакомец и Петр Иннокентиевич располагаются на соседней скамейке.
 
Незнакомец: Кто играл белыми в прошлый раз?
Петр Иннокентиевич: Помнится, что я.
Незнакомец: Вот и хорошо.
 
Мужчины погружаются в игру. Посидев с минуту и рассеянно понаблюдав за ними, Владимир встает и идет прочь, забыв на скамейке книгу. Затем возвращается за ней.
 
Сцена 8.
Комната Владимира. Владимир что-то пишет, сидя за столом. На столе несколько раскрытых книг. Через некоторое время Владимир встает и подходит к окну. Луч высвечивает Нору.
 
Владимир: Мышка! Я что-то загрустил. Если честно, мне надоело повышать квалификацию. Уже жалею, что согласился поехать на эти курсы. Трачу время на написание никому не нужного реферата и на прочую ерунду...  Вот уж действительно - ни уму, ни сердцу, а оно ноет, потому что ты, Норенок далеко. Свежий пример. Разбирали "Крейцерову сонату". Ты бы послушала, что там говорилось, когда речь зашла о психологическом портрете Позднышева! Что он противный, что он ужасный... А одна слушательница - преподаватель словесности, между прочим - заявила, что убила бы его собственными руками. Как тебе уровень анализа? Позднышев, конечно, и у меня не вызывает добрых чувств. Он определенно не любит свою жену, да и неясно, любил ли когда-либо. Его ревность - ревность собственника. Она принадлежит мне и точка. Алеко у Пушкина также собственник, но он хотя бы любит Земфиру. Отелло лишает жизни Дездемону, не переставая любить ее. Для него невыносимо сознание того, что та, которую он боготворил, предала его. То же и Хозе в "Кармен". Хотя рассказ Проспера Мериме о другом, он о свободе. Кармен гордая, свободная особа. Она решает, в чьих объятиях, так сказать, встретит рассвет следующего дня. И за эту свободу она заплатит жизнью. Но не одни лишь мужчины полагают, что у них особые права на своих партнеров. Федра, влюбленная в своего пасынка, губит его, оклеветав, после того, как тот отвергает ее чувство. Медея лишает жизни своих детей от бросившего его возлюбленного. Правда, нам, живущим в двадцатом веке, довольно трудно осмыслить поступки этих дам. Возвращаясь к бедолаге Позднышеву... у него ни чувств, ни хотя бы уважения к той, кто родил ему детей. Но там и другое - нечто темное, больное. Вспомним, ведь он их сам сводит, то есть свою жену и музыканта! Он намеренно распаляет себя, растравляет в себе злобные, темные чувства. Думается, им руководило неосознанное желание отомстить супруге за то, что его семейная жизнь оказалась не тем, что он ожидал, что она стала для него клеткой. Хотя он едва ли отдает себе отчет в том, что он ожидал от жизни. И все же нечто остается здесь непонятым, не поддающимся рациональному осмыслению. Даже на такой, казалось бы, простой вопрос, как "кто виноват", не так-то легко ответить. Ну, понятно, что те, кто совершил преступления. Однако даже в судах осужденные за убийство из ревности получают скидку. То есть налицо признание того, что человек не вполне владел собой, что это им овладели некие силы, они и направляли его руку. Вот и Позднышев с той минуты, как ему в голову ударяет мысль, что, пока он в отъезде, его жена изменяет ему, и до самого рокового события испытывает адовы муки. Мысли и картины, которые подсовывает ему воображение, лишают его покоя, заставляют, бросив дела, пуститься в обратный путь. Кстати, описание его ночи в вагоне - потрясающей силы. Так что, может быть, виновен не только сам преступник, но и еще кто-то или что-то? Может быть, виновна еще и природа, которая, не посчитав возможным отдать нам на откуп такое важное дело, как продолжение рода и взяв все в свои руки, вложила в нас - вложила с перехлестом, с избытком - то влечение, тот зов, ту страсть - над ними не властны ни разум, ни воля, напротив они затмевают и разум, и волю - которые и заставляют нас совершать безумные поступки, а то и преступления? Может быть, следует хотя бы часть вины возложить на нее? Если вдуматься, весь Бунин об этом. Мышка, я, кажется, заболтался. Умолкаю до следующего раза. Мечтаю о той минуте, когда ты меня обнимешь в аэропорту. 
 
Сцена 9.
Прожектор высвечивает Нору.
 
Нора: Мой милый! Ты устроил мне праздник! Я получила сразу два твоих письма! Ношусь с ними, как ребенок, получивший желанную игрушку. И, знаешь, что я решила? Одно прочту утром, а второе - вечером, когда приду из института. Тогда мой праздник продлится весь день, ведь меня будет ждать непрочитанное письмо! Правда, боюсь, что завтра писем совсем не будет. Но то - завтра! Вообще же, с письмами какая-то мистика. Случается, что письмо, отправленное тобой раньше, приходит после того, что отправлено позже. Как такое возможно? Как одно письмо обгоняет другое? Почта - загадочное, таинственное учреждение. Мы с тобой никогда не писали друг другу. Так что теперь я даже рада, что мы ненадолго расстались. Благодаря этому я узнала кое-что новое о тебе. Ведь в письмах ты немножко другой. Ты в них даже ближе, чем когда ты рядом. Может такое быть? Дома ты редко говоришь серьезно - все больше шутишь, над чем-нибудь подтруниваешь. Не подумай чего - я люблю твой юмор и твою иронию. В письмах же ты серьезней, что ли. Но главное ты произносишь те слова - те самые слова, которые я всегда хотела от тебя услышать. Если бы вы, мужчины знали, как они важны для нас, женщин, вы бы не были так скупы на них. Мне не следует выдавать наши женские секреты, ведь знание их дает вам власть над нами. Но ведь это не испортит тебя? Ведь так? О, господи! Я болтаю ерунду! Прости, мой милый! Но пока я пишу, ты рядом, ты здесь, со мной! Целую тебя бесконечное число раз!
 
Сцена 10.
Комната Владимира. Поздний вечер. Владимир стоит у окна. Стук в дверь. Владимир идет открывать. В дверях Белла. 
 
Белла: Здравствуй.
Владимир: Здравствуйте, Белла.
Белла: Вот я и вернулась.
 
Белла делает шаг к Владимиру, затем кладет руки ему на плечи. Владимира стоит без движения. Свет гаснет.
 
Сцена 11.
На сцене темно. 
 
Белла (ее голос): Ты мне вначале ужасно не понравился. Показался каким-то неестественным, манерным. А потом все как-то вдруг переменилось… после «Некрасивой девчонки». Я будто тебя впервые увидела… Странно, еще день назад я не думала о тебе. А месяц назад не знала, что ты существуешь. Если б не эти курсы, мы бы не встретились. Даже страшно подумать. Но ведь что-то вело нас навстречу друг другу? Может быть, любовь к Заболоцкому? Как ты думаешь? Я читала «Некрасивую девчонку» в школе, на вечере. Людмила Николаевна меня отговаривала, советовала выбрать что-нибудь другое. Она понимала, какая сила в этих стихах… «Всю боль свою один переболит, И перетопит самый тяжкий камень!» И, наверное, боялась, что девочки не так поймут… Мальчишки-то ничего не поймут. А я настояла. Как написать такие стихи?
Владимир: Не знаю.
Белла: Мне стало все окончательно ясно в самолете, когда я летела домой. Я поймала себя на том, что думаю только об одном, об одном человеке. И этот человек - ты. А должна была думать о маме. Как все странно… я дожила до тридцати трех и, оказывается, представления не имела, что такое любить. У меня, конечно, были увлечения, но они совсем не то. А это счастье вот так лежать с тобой в темноте… Знать, что ты есть… что я больше не одна... Мне хочется прямо сейчас позвонить маме и крикнуть: "Мама, твоя дочь счастлива!" 
 
Сцена 12.
Белла и Владимир идут по улице.
 
Белла: Я хочу тебя поблагодарить…
Владимир: За что же?
Белла: За то, что я чувствую…
Владимир: Что же ты чувствуешь?
Белла: Что чувствую? Не могу описать.
Владимир: А ты попробуй.
Белла: Хорошо. У меня что-то со зрением…
Владимир: Со зрением?
Белла: Да. Я словно хуже вижу. Поле видимости сузилось до небольшого окошка. Я не вижу того, что происходит вокруг.
Владимир: Но это же опасно. Так можно попасть под автомобиль.
Белла: Можно. Я думаю, что влюбленных пешеходов гибнет намного больше чем прочих.
Владимир: Придется мне всюду тебя сопровождать.
Белла: Я не против. (Пауза) Иногда у меня желание свернуть на какую-нибудь улицу – совершенно неизвестную мне, о существовании которой я и не подозревала - и идти по ней.
Владимир: Что ж, это осуществимо – в Москве множество улиц, и большинство из них нам неизвестны.
Белла: Я хочу свернуть здесь. 
Владимир: Почему бы и нет. Интересно, что нас ждет на ней? Какие сюрпризы?
 
Белла и Владимир сворачивают за угол.
 
Владимир: Знаешь, мне тоже знакомо это чувство. Ходишь по одному маршруту каждый день – из дома на работу и обратно – и не обращаешь внимания на всякие там улочки и переулки. И иногда думаешь, почему бы не пройти по одному из них? Там ведь кто-то живет, что-то происходит. А потом говоришь себе: "В другой раз, сейчас нет времени". Или: "А почему именно в этот проулок свернуть, а не, скажем, в следующий?" И идешь себе дальше привычной дорогой.
Белла: Значит, не одна я так думаю и чувствую.
Владимир: Полагаю, так думают и чувствуют все.
Белла: Не верю.
Владимир: Не веришь?
Белла: Нет.
Владимир: А вот мы спросим у этого человека. 
 
Владимир обращается к старичку, идущему навстречу.
 
Владимир: Простите. Можно Вам задать вопрос?
Прохожий: Вопрос? Можно.
Владимир: Извините за любопытство, Вы местный? Вы здесь живете?
Прохожий: Да, я здесь живу.
Владимир: Вы, должно быть, вышли прогуляться, подышать воздухом?
Прохожий: По моему виду нетрудно, думаю, догадаться.
Белла: А скажите, вы когда-нибудь сворачивали вон в тот переулок?
Прохожий: Признаюсь вам, нет.
Белла: Ни одного раза?
Прохожий: Никогда.
Белла: А вам хотелось? Хотелось свернуть туда?
Прохожий: Вы не поверите, я думал об этом.
Белла: Только думали, но никогда не свернули… Почему?
Прохожий: Как вам сказать… Видите ли, я всю жизнь за исключением нескольких лет прожил здесь, в этом районе. И у меня сложился некий образ этого места. И я его, что ли, не хочу разрушать. Ведь, согласитесь, если я пойду туда, то там я увижу что-то, чего раньше не видел, что-то чужое, и картина места изменится. А я уже в том возрасте, когда не хочется никаких перемен. Если вы меня понимаете…
Владимир: Мы вас понимаем. Мы вас очень понимаем.
Прохожий: А почему вас это интересует?
Владимир: Дело в том, что мы сейчас говорили о том же самом чувстве… и даже заспорили, все ли испытывают его?
Прохожий: Все или нет, я не знаю, но мне оно знакомо. 
Владимир: Спасибо вам. И извините за беспокойство.
Прохожий: Ну, что вы, какое тут беспокойство… Очень приятно побеседовать с такими симпатичными молодыми людьми. Всего вам доброго.
Белла: И вам тоже.
Прохожий: Спасибо.
 
Прохожий удаляется.
 
Владимир: И кто оказался прав?
Белла: Ты. Хотя мы спросили лишь одного человека.
Владимир: Как одного? Из нас троих каждый испытывает одно и то же.
Белла: Когда кто-то думает и чувствует также как я, во мне пробуждается ревность. 
Владимир: Ревность?
Белла: Именно. Снаружи люди выглядят такими «бесчувственными», то есть неспособными чувствовать также тонко, как я. И вдруг оказывается, что и они «чувствительны».
Владимир: Что еще полбеды. Случается, откроешь сборник стихов, и выясняется, что иные люди не только чувствуют, как ты, но и способны выразить твои чувства в словах. А ты не способен…
Белла: Ну, таких, слава богу, единицы. Я без ущерба для моего самолюбия признаю за Цветаевой подобные таланты. Но лишь за ней и еще, может быть, несколькими людьми.
 
Владимир и Белла останавливаются перед входом в кафе "Молодежное".
 
Владимир: Удивительное дело, кафе "Молодежное" имеется в каждом городе. 
Белла: Пожалуй. У нас в Одессе есть. Прямо на Ришильевской. Или, постой, оно, кажется, называется "Юность". 
Владимир: Все верно - "Юность", "Спутник", "Космос", "Орбита"… Какое убожество! И какая тоска! Далее фантазия этих людей не идет. Но выбирать не приходится. Зайдем?
Белла: Зайдем.
 
Владимир открывает дверь, пропуская Беллу. Они проходят и садятся за столик.
 
Белла: Здесь мило.
Владимир: Мило? Согласен.
 
К столику подходит официантка. Она молча кладет меню и отходит.
 
Белла (рассматривая меню): Мне кофе и кусочек торта.
Владимир: Которого из них?
Белла: Кусочек торта «Сюрприз».
Владимир: «Сюрприз»? Так вот какой сюрприз нас ждал на этой улице! 
Белла: О чем мы говорили?
Владимир: О чем говорили? О Цветаевой.
Белла: Разве?
Владимир: По-моему, о ней.
Белла: Ты замечал, в новом месте всегда новые темы, новые разговоры. Скажи, ты пробовал писать?
Владимир: Стихи?
Белла: Стихи, прозу, что угодно.
Владимир: Нет, но, если честно, подумывал.
Белла: Я так и предполагала. 
 
К столику подходит официантка.
 
Владимир (официантке): Пожалуйста, два кофе и два кусочка торта «Сюрприз».
Официантка: Все?
Владимир: Да, это все.
 
Официантка отходит.
 
Белла: На конкурсе официантов – у нас проводился такой - ей обеспечено последнее место.
Владимир: Но она ведь не испортит нашего дня?
Белла: Нет, конечно, милый. Так что же мы собираемся писать?
Владимир: Писать? Ах, да… прозу.
Белла: Романы, драмы?
Владимир: Нет, что-то вроде дневников. Может быть, рассказы… А ты? Пишешь ли ты? Что-то мне подсказывает, что за этим столиком расположилась не одна будущая литературная знаменитость, а две.
Белла: Нет. Вернее, я пробовала в институте, даже участвовала в конкурсе...
Владимир: И что же?
Белла: А потом поняла, что писательство - не для меня.
Владимир: Вот как?
Белла: Я человек действия - что-то организовывать, чем-то руководить... А писатель сидит целыми днями затворником...
Владимир: Что верно, то верно. Но меня бы такая жизнь устроила.
 
Официантка ставит перед Беллой и Владимиром чашки с кофе и тарелки с тортом.
 
Владимир: Спасибо.
Официантка: На здоровье.
 
Официантка отходит. Белла и Владимир принимаются за кофе и торт.
 
Белла: А торт совсем неплох. Даже очень хорош. А вот кофе… О чае говорят жидкий, спитой… А что говорят о плохом кофе?
Владимир: Бурда. Суррогатный.
Белла: Твои определения вполне подходят к этому напитку.
Владимир: Но он не испортит нашего дня?
Белла: Нет, мой милый, не испортит. Каждый из этих дней имеет для меня особую ценность. Они как драгоценные бусы – хотя каждая жемчужина похожа на соседку, все же она особенная.
Владимир: Почему же только дни? А ночи?
Белла: Дни и ночи.
Владимир: Дни и ночи…
Белла: Белая бусина, затем черная… Жемчужина, за ней оникс...
Владимир: Что до меня, черный оникс меня привлекает больше…
Белла: Но не будь белых, так ли бы радовали черные?
Владимир: В мироздании все разумно – день сменяет ночь, а ночь сменяет день.
Белла: Но сейчас день, и я хочу вкушать его радости. Можно мне еще кусочек торта?
Владимир: Конечно.
Белла: Только ты скажи, что это тебе. Иначе они подумают, что я обжора.
Владимир (смеясь): Разве важно, что они подумают? И потом, разве им есть до нас дело?
Белла: Конечно, есть! Они уже там все обсудили. Они уже все знают про нас: кто мы - приезжие или москвичи, женаты или нет, какие у нас кольца и на каких пальцах. 
Владимир: Ты так думаешь?
Белла: Я знаю! Я знаю женщин, а ты – нет.
Владимир: Ну, что-то знаю и я… (проходящей мимо официантке) Будьте добры, принесите, пожалуйста, еще один кусочек торта «Сюрприз».
Официантка: Один?
Владимир: Да, один. Для меня. Он у вас просто объеденье.
Официантка (улыбнувшись): Сию минуту.
 
Сцена 13.
Прожектор высвечивает Нору. Она стоит у окна.
 
Нора: Шла домой с уверенностью, что в ящике твое письмо. Но его там не оказалось. Ты избаловал меня – каждый день по письму, а то и по два. А тут – ничего. Тебя, верно, втянула новая жизнь. И потом, опять же столица. Но все-таки не забывай обо мне, мой милый. Пиши, пусть и не так часто и не так длинно, как раньше, но пиши. Я здесь, и я та же. И я очень тоскую. Если бы знала, что будет так плохо одной, не отпустила бы тебя. Или поехала с тобой. Но мне казалось, поживу несколько месяцев не спеша, почитаю, посплю. Но как-то и читать не хочется. И сплю хуже. Ты стал частью меня, частью моей жизни. И без тебя я брожу, как что-то потерявшая. Мне, наверное, не следовало говорить тебе это. Но я говорю, так как знаю, что ты поймешь. Ведь так? Как же я хочу обнять тебя!
 
Сцена 14.
Поздний вечер. Комната Беллы. Она накрывает на стол. Открывается дверь, в комнату поспешно входит Владимир. В руках у него подушка.
 
Белла: Ты поздно, милый.
Владимир: Ждал, пока они угомонятся. Не хотел чтобы меня застукали в коридоре с подушкой.
Белла (обнимая Владимира): Ах ты, мой бедный! Им бы стало ясно то, что и так всем ясно. Какое нам дело до них?
Владимир: Никакого. Но, согласись, крадущийся человек с подушкой в руках – смешон. С другой стороны, я не могу спать без подушки.
Белла: Я с тобой согласна.
Владимир: Надо что-нибудь придумать, так не может продолжаться. 
Белла: Что не может продолжаться?
Владимир: Мои тайные приходы с подушкой.
Белла: А знаешь, в этом что-то есть.
Владимир: То есть?
Белла: Кто-то приходит к женщине с цветами, кто-то с коробкой конфет, а ты приходишь со своей подушкой. В истории любовных отношений такого еще не было. Ты первый. Тебе удалось вписать свою строчку. Поздравляю!
Владимир: Смеешься?
Белла: Да, мой милый! Ты не можешь себе представить, как я люблю тебя вместе с твоей подушкой.
 
Белла снова обнимает Владимира.
 
Владимир: Знаешь, у меня есть приятель москвич. Он с семьей уезжает в отпуск. Я попрошу его оставить нам квартиру. Ты переедешь со мной туда?
Белла: Конечно, куда ты, туда и я.
Владимир: Хорошо я поговорю с ним.
 
Белла ставит бутылку вина и бокалы на стол.
 
Белла: Я хочу праздновать каждый день, что мы вместе.
 
Владимир открывает бутылку и наливает вино в бокалы. Белла зажигает свечу, затем гасит верхний свет.
 
Белла (поднимает бокал): За наш день.
Владимир: И нашу ночь.
 
Владимир и Белла чокаются, пьют.
 
Белла: Кстати, о ночах... С некоторых пор мне снятся удивительные сны.
Владимир: Сны? 
Белла: Да, представляешь, сны.
Владимир: Очень интересно. И что же в них?
Белла: Не могу сказать. Они улетучиваются, как только я открою глаза утром. Остается лишь чувство, что что-то произошло, что-то пережито... Мои сны столь интенсивны чувственно, что ли, столь насыщены действием, словно я проживаю в них вторую жизнь. И хотя они разнообразны – в каждом происходит что-то свое – они чем-то связаны между собой. Но чем, не могу сказать. Каждый вечер я с интересом ложусь в постель…
Владимир: Я тоже, с некоторых пор, с интересом ложусь в постель…
Белла: И ты тоже?
Владимир: Но по другому поводу.
Белла: Ах, вот ты о чем!
Владимир: Шутка.
Белла: Мне нравится твой юмор. Мне дорого все, что с нами происходит, каждая деталь. И эта комната. И, знаешь, даже наши знакомые. Теперь они мне кажутся милыми и трогательными. И еще - что-то сделалось с красками этого мира, они сгустились, стали глубже. (поднимая бокал) Взгляни на этот цвет, разве он был таким до нашей встречи?
Владимир (поднимая свой бокал) Нет, он был другим.
Белла: Странно, те же предметы и те же люди, но...
Владимир: Другая ты. 
Белла: А ты?
Владимир: И я. 
Белла: Тогда - за нас других.
 
Владимир и Белла чокаются и пьют. Затем Белла задувает свечу.
 
Сцена 15.
Парк. По аллее не спеша идут Белла и Владимир.
 
Белла: Мы с тобой прогульщики. Как школьники. Ты прогуливал уроки?
Владимир: Конечно, прогуливал.
 
Владимир и Белла садятся на скамейку.
 
Белла: Я думаю, тому, кто не прогуливал, и вспомнить нечего о школе. Все дни похожи, тот же, когда сбежали с уроков – особенный.
Владимир: Мне казалось, что прогуливают, в основном, мальчики, девчонки либо не решаются, либо любят учиться.
Белла: Верно. Девочки прогуливали не все. Но я из тех, кто прогуливал. Мы шли к Надежде - она жила рядом со школой - готовили какую-нибудь еду и болтали.
Владимир: Расскажи, о чем вы говорили? Меня всегда интересовало, о чем говорят девчонки?
Белла: Ничего особенного – говорили мы, главным образом, о мальчиках.
Владимир: Так я и думал. Круг замкнулся.
Белла: А о чем мальчики говорят?
Владимир: Мы говорили обо всем на свете.
Белла: О девчонках говорили?
Владимир: Говорили, но не часто. Хотя, конечно, женщины нас интересовали.
Белла: Женщины?
Владимир: Ну да. Когда к нам пришли практикантки из пединститута, мы заглядывались на них. Они нас больше волновали, чем сверстницы. 
Белла: Почему?
Владимир: Как тебе сказать…
Белла: Скажи честно.
Владимир: Честно? Если совсем честно, одноклассницы… они еще оставались плоскими, а у практиканток – формы.
Белла (смеясь): Вот оно в чем дело! Так, так, Владимир Александрович, рассказывайте дальше. 
Владимир: Разве это интересно?
Белла: Очень. Я хочу как можно больше знать о тебе. Расскажи о своем детстве. Нет, рассказывай что хочешь, что придет в голову.
 
Владимир встает и подает руку Белле.
 
Владимир: Если вспоминать детство… Я расскажу тебе о нашем псе. Его звали Минор. Такой совершенно черный пес, как черная клавиша рояля… Так вот, он мочился в тапочки моего отца.
Белла: Что?!
Владимир: Да, да, всегда выбирал отцовские. И папа очень сердился.
 
Сцена 16.
Квартира. Открывается входная дверь, входят Владимир и Белла. В руках у Владимира чемодан. Владимир зажигает свет.
 
Владимир: Прошу.
 
Владимир и Белла проходят в комнату.
 
Белла (осматриваясь): Мне здесь нравится.
Владимир: Саша с семьей вернется в конце августа, к школе. А пока жилище в нашем распоряжении.
 
Владимир помогает Белле снять плащ. 
 
Владимир: Надо бы отметить переезд. Посмотрим, что у них в холодильнике.
 
Владимир удаляется на кухню. Затем появляется с бутылкой вина в руках.
 
Владимир: Красное. Подойдет?
Белла (обнимая Владимира): Подойдет любое.
Владимир (глядя на бутылку): Каберне Совиньон.
Белла: Где у них бокалы?
Владимир: Бокалы? (указывает на сервант) Полагаю, что там. 
 
Белла достает бокалы, Владимир открывает бутылку и наливает вино в бокалы. 
 
За что мы пьем?
Белла: За этот вечер. Он был бы совсем другим без тебя. 
 
Владимир и Белла пьют вино. Звучит музыка. Владимир встает и подает Белле руку, приглашая ее на танец. Владимир и Белла танцуют.
 
Белла: А ведь я хищница, ты знаешь?
Владимир: Хищница? Вот как?
Белла: Да. Я ехала в Москву вовсе не для повышения квалификации, она у меня и так на уровне… Я ехала, чтобы встретить богатого москвича и выйти за него замуж.
Владимир: Очень интересно.
Белла: Да, мой милый. А встретила тебя. Ты ведь не богат?
Владимир: Нет.
Белла: Почему-то я так и думала. И у тебя нет московской прописки.
Владимир: Увы.
Белла: Выходит, я пролетела.
Владимир: Выходит так. Сочувствую.
Белла: Сочувствие здесь не требуется.
Владимир: Как же, ведь план рухнул.
Белла: Тем хуже для него.
Владимир: Но еще не все потеряно, как говорит наш друг Петр, до конца сезона еще есть время…
Белла: Уже нет.
Владимир: Как нет?
Белла: Так - нет. (останавливаясь) Налей нам еще.
 
Владимир наполняет бокалы.
 
Белла: Я только начинаю себя узнавать. Я точно спала… очень крепко…
Владимир: Как спящая красавица…
Белла: Но принц ее нашел. 
Владимир: Однако при ближайшем рассмотрении он оказался не принцем, а нищим.
Белла: Неважно. 
Владимир: А что важно?
Белла: Важно то, что она проснулась от его поцелуя. 
 
Белла целует Владимира.
 
В этом доме имеется спальня?
Владимир: Кто о чем, а спящая красавица о спальне. Да, имеется. 
Белла: Можно взглянуть?
Владимир: Охотно тебе ее покажу. 
 
Сцена 17.
Квартира. Открывается дверь, входит Владимир. Он достает из кармана куртки несколько писем и кладет их на стол. Одно письмо привлекает его внимание. Он берет его в руки, медлит с минуту, затем распечатывает и читает. Прожектор высвечивает Нору.
 
Нора: От тебя ничего нет третью неделю. Уже не осталось надежды, что почта задержалась, или что ты занят. Каждый день я шла к почтовому ящику, уверенная, что там письмо. Но его там не оказывалось. И я говорила себе – завтра. Но его не оказывалось и завтра, и на следующий день. И вдруг я поняла, что прошли две недели, и испытала страх. Я уже знаю, что означает твое молчание. Его уже не объяснить благовидным предлогом. Ты кого-то встретил. А так как лгать ты не способен, ты молчишь. Говорю и не верю в то, что говорю. Где-то на заднем плане – надежда, что все это недоразумение, и оно вот-вот объяснится. Иначе и быть не может. Наш мир не может исчезнуть так вдруг... Я отложила письмо, сказала: "Вдруг завтра в почтовом ящике окажется конверт..." Но нашла там лишь газеты. Иногда мне хочется кричать - кричать, что есть мочи: "Нет!" А то сижу в оцепенении - без чувств, мыслей - час, два. Ты мне должен сказать, что произошло. Найди в себе смелость. Если у тебя другая женщина... Как страшно звучит слово "другая", какое оно чужое, враждебное... Если я не ошиблась, и у тебя другая женщина, скажи мне прямо… Ходила без цели по улицам. Зашла к Березиным. Наташа стала меня утешать, приводить случаи из жизни. А я думала о другом. Любовь - доброе, хорошее чувство... оно возвышает... Я бы страдала больше, если бы ты кого-то возненавидел...
 
Сцена 18.
Сквер. На скамейке Владимир (он пребывает в задумчивости). Появляется Петр.
 
Петр: Вот он! Ты что здесь, один? Ждешь кого-то, что ли? Ну, я тебя поздравляю! Разговелся, вот и ладушки. А то сидит в своей комнате, как сыч.   
Владимир: Эх, Петя, Петя…
Петр: Чё ты вздыхаешь? Пойми ты, Вова, жизнь дается одын раз, и прожить ее надо так, чтобы чертям на том свете жарко было!
Владимир: Н-да…
Петр: Это же природа-мать в нас говорит. С её и спрос. (поет и приплясывает) "Утки серы, утки серы, утки сероватые. Бабы сами так и лезут, мы не виноватые!" Ты тихоня, тихоня, а такую, я тебе скажу, Минерву оторвал! Я-то все думал, как к такой подкатиться? Уж больно мы гордые! Уж больно цену себе знаем! А тут – раз и готово! Научи, а? Как таких кобылиц взнуздывать?
Владимир: Что ты болтаешь?
Петр: Лично я работаю с народом попроще. Без этих штучек. Вы свободны? Какое совпадение! И я свободен! Ну, ладно. Полетел. Светик там застоялся. Покедова!
Владимир: Пока.
Петр: Постой, ты переехал? Ты больше у себя не живешь?
Владимир: Да, приятель квартиру оставил.
Петр (доставая блокнот и ручку): Черкни-ка адресок.
 
Владимир записывает адрес в блокнот и протягивает его Петру.
 
Петр: Забегу как-нибудь. Общий привет.
 
Петр убегает. Появляется Белла. Заметив Владимира, она останавливается и с минуту наблюдает за ним. Затем подходит и садится рядом.
 
Белла: Вот ты где.
Владимир: Привет.
Белла: А я тебя потеряла. Пришла, а там пусто. Что-нибудь случилось?
Владимир: Нет, ничего. Просто вышел подышать воздухом.
Белла: А почему ты меня не подождал, мы бы вместе подышали.
Владимир: Устал сидеть в четырех стенах.
Белла: Только в этом причина?
Владимир: Нет, не только…
Белла: В чем же еще?
Владимир: Я… я не готов об этом говорить… сейчас.
Белла: Ты меня пугаешь. О чем ты не готов говорить?
Владимир: Послушай, у каждого есть его личная территория, куда он не допускает никого…
Белла: У меня нет такой территории. Я ничего от тебя не скрываю.
Владимир: Позволь не поверить.
Белла: Ты мне не веришь?
Владимир: Я тебе верю. Но мы всего не говорим. Никто не говорит всего. 
Белла: Скажи мне только – это касается нас?
Владимир: И да, и нет.
Белла: Что это за ответ – и да, и нет?
Владимир: Оставим эту тему.
Белла: Но теперь я буду думать о том, что ты сказал. Это связано с ней?
Владимир: Да.
Белла: Я надеялась, что ты скажешь – нет.
Владимир: И что ж ты думаешь, что вот так - перешагнул и пошагал дальше, забыв обо всем?
Белла: Нет, я так не думаю. Но люди встречаются и расстаются. А потом встречают других людей. Это жизнь.
Владимир: Жизнь…
Белла: Да, мой милый. Это жизнь. Она мудрей нас, поверь. (после паузы) По-моему, мы получили свою порцию свежего воздуха. Идем? Я купила рокфор… И давай зайдем за вином. Рокфор просто требует Каберне-Совиньон.
 
Сцена 19.
Квартира. Владимир сидит на софе. Белла расхаживает по комнате.
 
Белла: Ты не имеешь права! Ты сам говорил: "Мы в ответе за тех, кого приручили!"
Владимир: А она?
Белла: А что она? Что она? У нее уже все было! Теперь моя очередь!
Владимир: Здесь такая логика не работает.
Белла: А какая работает?
Владимир: Не знаю. Мне надо подумать.
Белла: О чем здесь думать? Не надо ни о чем думать, итак все ясно.
Владимир: Мне – нет.
Белла (всхлипывая): Ты не смеешь!
Владимир: Чего я не смею?
Белла: Да, я сама пришла к тебе. И что с того? Но ведь ты ответил. Ты не оттолкнул меня. Не сказал «нет»! Если ты считаешь себя порядочным человеком - а я знаю, именно таким ты себя считаешь, - ты должен был указать мне на дверь. И тогда бы ничего не случилось! А теперь, а теперь… Послушай… послушай, я не могу тебя потерять. Я тебя нашла. Как же я тебя теперь потеряю? Ну, я на все согласна! Ну, что ты хочешь… Хочешь уедем к нам, в Одессу. У нас там большая квартира. Ты сможешь работать… преподавать… Мама все устроит, она сделает все для меня. Ну, что ты скажешь? Ну, не молчи!
Владимир: Дай мне все обдумать…
Белла: Хорошо. Хорошо, подумай. Только позволь мне посидеть здесь рядом. Я буду сидеть тихо. Я буду очень тихо сидеть. Я бы так и сидела с тобой. В тишине. Без света. Так бы и сидела.
 
Сцена 20.
Квартира. Владимир за письменным столом. В руках у него письмо. В световом пятне появляется Нора.
 
Владимир: Скоро день твоего рождения. Странно, я любил его больше, чем свой. А теперь думаю, как я переживу его? Я потерял право даже поздравить тебя. И все же я пишу тебе. Я ужасно виноват. Я все разрушил своими руками… Чего я не могу себе объяснить… Каким-то образом я научился не помнить о тебе… Не вспоминать тебя день, два, неделю… Как такое возможно? Но ведь не вспоминал… А потом вдруг словно прорвало плотину, которую удавалось удерживать до поры… И при мысли о том, что ты пережила… что я заставил тебя пережить, меня охватил ужас, - неужели я причиной всему, неужели я? А когда ужас немного отступил… - нет, он не отступил, я просто привык к нему… - мне стало казаться, что наша история не окончена. Она не может так кончиться – вдруг. Кто-то нашёптывает, что у нее есть продолжение. Как это произойдет, я не знаю, но верю, что произойдет... И все объяснится, не может быть такого, что бы не объяснилось… И то, теперь очень далекое время - наше время - вернется, и твой взгляд снова станет ясным… 
 
Владимир кладет письмо в конверт и прячет его в ящик стола.
 
Сцена 21.
Квартира. Белла лежит на софе. На журнальном столике наполовину пустая бутылка водки и стакан.
 
Белла: Мама… мамочка…
 
Открывается дверь, входит Владимир. Он смотрит на Беллу, затем берет в руки бутылку.
 
Белла (поднимая голову) Я прочитала… Ты подлец! 
 
Владимир берет с журнального столика конверт.
 
Владимир: Ты взяла письмо из моего стола?
Белла: Как ты мог?
Владимир: Кто позволил тебе рыться в моих бумагах?
Белла: Как ты мог? Ты – предатель!
Владимир: Может быть. Но чужих писем я не читаю.
Белла: Чужих писем? Чужих писем… Я верила тебе… А ты как все… ничтожество… обманщик…
Владимир: Пусть так. Но повторяю, чужих писем я не читаю.
Белла (в истерике): Ты негодяй, негодяй, негодяй!
Владимир: Хорошо. Теперь я знаю, как мне поступить. Я отправлю его. Раньше колебался, а теперь отправлю.
 
Владимир кладет конверт в карман и выходит. Белла роняет голову на подушку.
 
Сцена 22.
Квартира. Владимир за письменным столом. Слышен дверной звонок. Владимир идет открывать. Входит Петр.
 
Петр: Здорово! 
Владимир: Здравствуй.
Петр (осматриваясь): Вот пробегал мимо… Нормальная жилплощадь. А там что? Кухня? Так, здесь спальня. Станок подходящий…(посмотрев на Владимира) А ты чё смурной? 
Владимир: В каком смысле?
Петр: В прямом.
Владимир: Видишь ли…
Петр: Пока нет.
Владимир: Эх, Петя, Петя…
Петр: Что такое?
Владимир: Плохо, Петя, дело…
Петр: Что плохо-то?
Владимир: Понимаешь, я ведь не один…
Петр: Я это знаю.
Владимир: Я там, в Красноярске, не один.
Петр: Так и я дома не один.
Владимир: Я не способен на… двойную жизнь.
Петр: Так и я не способен, в каждый момент у меня ровно одна женщина.
Владимир: Завидую я тебе.
Петр: А что тут завидовать? Так все живут. Так наш брат устроен.
Владимир: Не все.
Петр: Вот что, выбрось это из головы. Мы к вам со Светиком зайдем завтра. Посидим с коньячком, покалякаем.
Владимир: Поздно…
Петр: Не понял. Что поздно?
Владимир: Я написал… туда… в Красноярск…
Петр: Что?!
Владимир: Я должен был это сделать.
Петр: Вот так сам своей рукой и написал? Ё-моё! Я не знаю, чего здесь больше – глупости или подлости?
Владимир: Подлости?
Петр: Именно подлости! Ты поступил с женщиной подло! Ты заставил ее страдать!
Владимир: Послушай… как же я мог не сказать? Лгать, обманывать… 
Петр: Дурень ты, дурень! С виду интеллигентный, очки нацепил, а на самом деле – болван. Зачем обманывать? Все, что от тебя требовалось – про-мол-чать! Тут даже и усилий не надо прикладывать! Написал бы, что учеба идет полным ходом. Квалификация повышается. Люблю. Целую. Твой Вова. Ты же любишь ее? А ты что учудил? Как ты теперь будешь выкручиваться?
Владимир: Не знаю.
Петр (бегая по комнате): У таких, как ты, на все один ответ – не знаю. Он не знает! А кто знает? Пушкин? Александр Сергеич? Ну, что ты молчишь?
Владимир: Мне нечего сказать.
Петр (опускаясь на софу): Нет, ну это надо же! Кому от этого хуже, что ты немного развлекся на стороне? А? Я тебя спрашиваю? Всем лучше! Твоей, которая дома? Она спокойна, счастлива, ждет тебя. Тебе самому? Ты тоже спокоен и счастлив. И этой - тоже! И она счастлива! Ну, поплачет при расставании, и всех делов. А ты? Эээээх! Ты что, как честный офицер на всех жениться хочешь? Так у нас многоженство запрещено. Это против закона! Да и как женщины на это посмотрят? И будут правы, если устроят тебе головомойку, баню по первое число. А таких, как ты, и надо учить, пока не поумнеют. Вот что, напиши своей, что, мол, виноват, осознал, что прощения просишь и все такое прочее… Подготовь почву – тебе же туда возвращаться! И здесь успокой, соври чего-нибудь. Доведи как-нибудь сезон до конца... Почему я должен объяснять это тебе, взрослому детине? Это же азбука! Эх, Вова, Вова… Вот что – идем.
Владимир: Идем? Куда?
Петр: Как куда? Пиво пить. Знаю здесь одно местечко…
Владимир: Пиво?
Петр: Давай, давай одевайся. Нечего тебе здесь сидеть.
 
Петр подает Владимиру его куртку, он и Владимир идут к двери.
 
Сцена 23.
Квартира. Слышен ключ в замке. Дверь открывается, входит Владимир. Он снимает куртку и проходит на кухню. Возвратившись с бутылкой пива, Владимир опускается в кресло и некоторое время сидит в расслабленной позе. Заметив записку на журнальном столике, Владимир берет ее в руки. Прочитав, он порывисто встает, подходит к платяному шкафу и открывает его. Шкаф пуст – одежда Беллы исчезла.
 
Владимир: Так...
 
Владимир хватает куртку и идет к двери. Но, уже взявшись за ручку, останавливается и возвращается к креслу. 
 
Владимир (взволнованно): Идиотка! Идиотка!
 
Владимир сидит с минуту без движения. Раздается дверной звонок. Владимир, натыкаясь на мебель, спешит к двери. Открыв, он видит Нору. 
 
Владимир: Ты?
Нора: Здравствуй.
Владимир: Как же ты…
Нора: А вот так... Можно войти?
Владимир (засуетившись): Конечно!
 
Нора проходит в комнату. Владимир помогает ей снять плащ. 
 
Нора: Ты собирался выходить? Я тебя не задерживаю?
Владимир: Я? Выходить?
Нора: У тебя в руках куртка.
Владимир (глядя на куртку): Действительно. Нет... То есть я передумал…
 
Пауза.
 
Нора: Ты даже не предлагаешь мне сесть...
Владимир (суетливо): Ты садись. Чаю? Кофе?
Нора: Воды, если можно.
 
Владимир идет на кухню и возвращается с бутылкой минеральной воды и стаканом.
 
Владимир: Вот. Пожалуйста.
Нора: Спасибо.
 
Пауза.
 
Владимир: Как ты доехала?
Нора: Видишь, доехала.
Владимир: Вижу… то есть…
Нора: Как ты живешь?
Владимир: Я? Что тебе сказать... С некоторого времени мне кажется, что я живу во сне.
Нора: И что же, хороший сон?
Владимир: Нет.
Нора: Может быть, следует сделать усилие и проснуться?
Владимир: А получится?
Нора: А ты пробовал?
Владимир: Дорого бы я дал, чтобы получилось. Проснуться однажды, и все, как прежде… Я очень виноват перед тобой… Настолько виноват, что даже не могу просить прощения. Ведь когда его просишь, сам себя ты уже простил…
Нора: Я приехала, чтобы посмотреть на тебя. Мне трудно поверить, что тебя прежнего больше нет. Что тот Владимир, Владимир, которого я знала, или думала, что знала – мог поступить так, как он поступил.
Владимир: И все-таки он поступил...
Нора: Да.
Владимир: Я... я мог бы... мог бы попытаться объяснить... Хотя, что здесь объяснять? Но не стану. Не могу.
Нора: А ты попробуй. Ты же знаешь, я умею слушать.
Владимир: Знаю.
Нора: Не сомневаюсь, ты думал о... о том, что произошло.
Владимир: О да!
Нора: Вот и расскажи... если хочешь, конечно. Для меня это важно. Я, собственно, потому и приехала... Но если тебе тяжело... 
Владимир: Рассказать... Увы, открытия, которые я сделал, меня не обрадовали. Выяснилось, что я плохо себя знаю. То есть я думал, что знаю, а на поверку оказалось все не так - и себя не знаю, и обо всем остальном только читал. И полагал, что этого достаточно, что опыт других может заменить твой собственный. В действительности же чужой опыт ничему не учит. Когда ты оказываешься в… ситуации, когда тебе приходится делать выбор, совершать поступки, ты не можешь им воспользоваться, не можешь поступить так, как поступали герои книг и фильмов - ведь то их понимание, и их жизнь, и то они, а не ты.   
Нора: Знаешь, что с тобой случилось, если отбросить философию?
Владимир: Что?
Нора: Только не обижайся… На тебя обратила внимание женщина… видимо, привлекательная женщина… Что тебя удивило и взволновало… Ты попал в поле гравитации крупной планеты, как говорят астрономы - она тебя захватила. И ты не устоял. Прости, но у тебя заниженная самооценка… Ну и новизна… и то особое состояние влюбленности… Говорят, у любви химическая основа… Какие-то вещества в крови… Неважно… Вот собственно и все.
Владимир: Ты так просто все разложила… 
Нора: Сложности... Мы их часто выдумываем. Ты верно заметил - это влияние книг... В жизни же все проще, грубее...
Владимир: Я позволил себе играть в игру... (усмехнувшись) самую древнюю игру на свете... и заигрался. Ты думаешь, что в любой момент можешь выйти из нее. Но почему-то не выходишь... Что взгляды, улыбки, все эти намеки - лишь невинная забава, которой всегда можно положить конец. Но почему-то не прекращаешь ее. Ведь все это нравится, щекочет  нервы... Но это опасная игра. Ты ошибаешься, думая, что защищен своим опытом, тем, что называют знанием жизни, иронией, наконец. На поверку они плохие защитники. А как увяз коготок, там и всей птичке пропасть. Собственно, вступая в игру, ты уже совершаешь предательство... Толстой взял эпиграфом к "Крейцеровой" строчку из Евангелия - "Кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал в сердце своем". (усмехнувшись) Уже тогда все знали... (пауза) Мужчине не пристало говорить такие вещи. Но я говорю: я запутался, я раздавлен. Скажи, можно ли что-то сделать, чтобы… чтобы распутать... вернуть то, наше, прежнее?   
Нора: Не знаю. Видишь ли, рухнул наш мир, и воссоздать его из осколков уже не удастся. А если мы попробуем создать новый, то каким он будет?
Владимир: Пусть он будет другим, пусть он будет каким угодно - хуже, лучше, но пусть... пусть в нем будешь ты. 
 
Слышен дверной звонок. Владимир сидит без движения. Звонок раздается вновь.
 
Нора: Открой же.
Владимир: Это, должно быть, Петр, он собирался зайти. Но сейчас он некстати.
 
Звонки продолжаются. Владимир идет открывать. В дверях появляется Белла. Владимир остолбенело смотрит на нее.
 
Белла: Можно войти? 
Владимир: М-можно.
Белла: Ты, вроде, и не рад?
Владимир: Я?
Белла: Что с тобой?
Владимир: Видишь ли…
Белла: Нам надо поговорить.
Владимир: Белла…
Белла: Я погорячилась…
Владимир: Понимаешь…
Белла: Я поняла, что мы совершаем ошибку…
 
Владимир отступает в строну, пропуская Беллу. Та видит Нору.
 
Белла: А, так у нас гости?
Владимир: Бел…
Белла (проходя в комнату): Так, так. Оперативно. И я даже догадываюсь, кто это заглянул к нам на огонек. Здравствуйте, Элеонора.
Нора: Здравствуйте.
Белла: Какими судьбами? Тоже на повышение квалификации? Впрочем, что я говорю, учебный год на носу. Значит, по другой причине. И я догадываюсь - по какой.
 
Белла, сняв плащ, отдает его Владимиру, затем садится в кресло.
 
Белла (Владимиру): Что ж ты стоишь? Садись. Нам надо поговорить.
 
Владимир садится.
 
Белла: Так. И кто же начнет? У нас есть мужчина… (Пауза) Ну ладно, раз желающих нет, то позвольте мне… (Владимиру) Принеси нам чего-нибудь попить. Пожалуйста.
 
Владимир выходит на кухню. Белла внимательно смотрит на Нору. 
 
Белла: Я почему-то именно такой вас и представляла. Даже удивительно! А вы?
Нора: Я как-то не думала о вас, простите.
Белла: Вот как? Даже обидно. Вы, очевидно, думали о нем? Молчите. Ясно, что думали. И не только думали, но и решились на действие. Приезжаете как снег на голову…
 
Входит Владимир с подносом. На подносе бутылки минеральной, пива и стаканы.
 
Белла (продолжая смотреть на Нору): Я вам сказала, что представляла вас именно такой, и мне кажется, что я все о Вас знаю. Убеждена, что вы уже десяток лет на одном месте, без повышения. И никаких перспектив. Я знаю ваш тип, изучила в деталях - жить скромно, но с достоинством. Ведь так? Я угадала? А что с ним, с этим вашим достоинством делать? Куда его засунешь? 
Нора: Вы, как я понимаю, не относите себя к этому типу?
Белла: Я - человек действия. Возьмите меня на кафедру ассистентом, через год я уже преподаватель. Еще через два или три года – заместитель заведующего кафедрой. А там и зав. кафедрой. Я из энергичных, амбициозных, из тех, кто нигде и ни при каких обстоятельствах не пропадет. Вы же принадлежите к тем, кто, как говорится, честно исполняет свой долг, тянет лямку... И так далее и тому подобное. В робкой надежде, что вас оценят, заметят, прибавят к зарплате, дадут угол и прочее. Сколько вас таких? Миллионы. Но зря вы надеетесь и напрасно ждете. Не оценят, не заметят и не прибавят. Использовать – используют, а оценить - и не ждите.
Нора: А знаете, я с вами соглашусь. Таких тружеников много – в школах, библиотеках, архивах, музеях. Да, они работают за небольшую зарплату. Но если разобраться, эти люди делают огромное дело. Так было и в 19-ом веке, так и сейчас.
Белла: И что же они такого замечательного делают?
Нора: Сохраняют культуру, как ни громко звучит.
Белла: Эк куда вас повело! Культуру они сохраняют – ни много ни мало! Вы и сами не верите в то, что говорите. Вернее нет – верите. Еще как верите! Вы себя таким образом обманываете. Уж намеренно или не намеренно – не знаю. Этот обман придает вам значительности. Ведь чтобы признаться в том, что ты неудачник, требуется мужество. А его-то у вас и нет. Это ваше самооправдание, самогипноз, если хотите. А если говорить о культуре, разве не успешные люди приумножают ее? Они-то и создают культурные ценности!
Нора: Их создают талантливые, образованные, а не пробивные.
Белла: Ну ладно, хватит о культуре. Ведь не о ней же вы ехали сюда говорить.
Нора: Нет, не о ней.
Белла: А ехали вы, чтобы разведать, что здесь можно сделать. Ведь все ваши речи адресованы не мне, а ему.
Нора: Скорее взглянуть…
Белла: Ну что, взглянули? И хватит. И достаточно. Хорошего понемножку. У нас остаться мы не предлагаем, это было бы как-то странно. Мы вам вызовем такси, и вас отвезут в гостиницу или аэропорт – как пожелаете. Вот только проводить мы вас не сможем. Но вы же не ребенок, не потеряетесь. Видите, вы зря трудились и зря потратились на билет. Ничего у вас не выйдет. И к вам он не вернется. От таких как я мужчины не уходят. Это я решаю – остается он или нет. Да и что вы можете ему предложить кроме вашего «скромно и с достоинством»? Ваш стыдливый, с позволения сказать, секс в полной темноте? Я же все знаю. Этак, милочка, мужика не удержать. Это только до первой крови… Отведав моего острого блюда, он уже не вернется на вашу бессолевую диету. 
 
Нора встает и идет к двери.
 
Владимир: Нора!
 
Нора выходит.
 
Владимир (бросаясь к двери): Нора, постой!
Белла (преграждая Владимиру дорогу): Ты куда?
 
Владимир останавливается. Его взгляд падает на плащ Норы.
 
Владимир: Она ушла без плаща!
 
Владимир хватает плащ Норы и, увернувшись от Беллы, выбегает из квартиры, опрокинув при этом стул.
 
Белла: Если ты сейчас же не вернешься…
 
Белла хватает с вешалки свой плащ - при этом вешалка падает - и также выбегает. Проходит пара минут. Входят Петр и Светлана. 
 
Петр (оглядывая комнату): Так, интересно. Здесь, похоже, что-то произошло. Но трупов нет. Хороший знак.
Светлана: Трупов?
Петр (поднимая упавший стул): Впрочем, трупов нет здесь, они, возможно, в другом месте.
Светлана: Ты серьезно?
Петр: Да… никак наш Вова попал между двух жерновов. Предупреждал я его… Да что толку? Непорядочно, говорит. А теперь вот - порядок! Накликал на свою… шею приключений. И поделом! Умнее будет в следующий раз! Вот что, идем-ка отсюда. У меня нет никакого желания встречаться с участниками этого побоища.
 
Петр и Светлана идут к выходу. Петр гасит свет и закрывает дверь.
 
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ (ЭПИЛОГ)
Прошло тридцать лет.
 
Сцена 1.
Квартира Владимира. Постаревший Владимир в кресле с книгой в руках.  Звонит телефон. 
 
Владимир (берет трубку): Да.
Петр (появляясь в луче прожектора): Что «да», когда «нет»!
Владимир: А, Петя. Чего у тебя нет?
Петр: Эрекции нет, не стоит. 
Владимир: Не самое страшное, вот когда сам не стоишь…
Петр: Сам – черт с ним, лишь бы он стоял! 
Владимир: Ну, есть же средства…
Петр: Со средствами не стоит! Все! Отстрелялся! Как на военке – студент Кульчитский стрельбу закончил. Познакомился тут… на почте работает. Говорю, у меня уникальная коллекция марок, почтовых. Она заинтересовалась. Но я же не могу позвать ее к себе! Дожил! Мать перемать!
Владимир: О другом пора думать, Петя.
Петр: Это о чем же?
Владимир: О чем? О вечности, например.
Петр: А чё о ней думать? Думай не думай – конец-то один.
Владимир: Тоже верно. Но хотелось бы подготовиться, уйти без страха, мужественно, зная, что тебя ждет.
Петр: Ни хрена там тебя не ждет. Как на той картине – «Не ждали». Там не ждут, а здесь забудут. Знаю я их. Бросят в яму. Закопают наспех. Тяпнут на дармовщинку. И всех делов. Я и сам бы так поступил. А ты там лежи, протухай, раздувайся…
Владимир: Мы вернемся в природу, рассыплемся на молекулы и атомы. И из них, возможно, возникнет что-то иное, иное живое существо, или скала, или дерево. Камни рухнувшего храма на что-нибудь сгодятся.
Петр: Ага, пойдут на строительство коровника. Утешение небольшое. 
Владимир: Но все же утешение.
Петр: Послушай, в тебе раньше этого не было.
Владимир: Чего?
Петр: Не знаю… пафосности…
Владимир: Это не пафосность... Мы проживаем день абы как… лишь бы перекантоваться. Заполняя его всякой мелочевкой, дрянью – фильмец посмотреть или футбольчик… Фильмец не ахти, но чем-то надо заполнить вечер. 
Петр: И что здесь плохого?
Владимир: Да ничего плохого! Кроме того, что это убийство!
Петр: Убийство? В каком смысле?
Владимир: Убийство времени! Твоего времени, а значит - убийство тебя! Ведь это коротание времени до своей кончины. И вот она приходит – и что ты вспомнишь? Фильмец? Футбольчик? «Фауста» ты не вспомнишь, ведь руки до него так и не дошли. Так и простоял том на полке. Ведь «Фауст» требует усилий, а детектив или футбольчик – нет. Но в детективах - хотя смертей там полно - нет ответа на главный вопрос: что там, за гробом? 
Петр: Ты уж очень строг. Фильм, пусть и немудрящий, а все как-то отвлечет, поможет забыть о том, что ты старая коряга… Кстати, о вечности… хочешь анекдот?
Владимир: Нет.
Петр: Почему в РФ продолжительность жизни низкая? А у нас год за два!
Владимир: Не смешно.
Петр: Если честно, и мне не смешно. Я утро провожу в клозете, на унитазе. Запоры достали. И почему системы выделения отказывают в первую очередь? 
Владимир: Сходи к врачу.
Петр: Я и пошел.
Владимир: И что?
Петр: Что, спрашиваешь? А вот что - там она сидит! Только что из института. А халатик на ней аж лопается! Я бы эти халатики указом министра здравоохранения запретил. У меня же чуть инфаркт не случился!
Владимир: А ты смотри на них как на врачей.
Петр: То есть представить ее без халатика?
Владимир: Нет. Представь лишенной пола, бесполой.
Петр: Бесполой, говоришь? Что ж, и к таким подход найти можно.
Владимир: Так что, прописала она тебе что-нибудь?
Петр: Я бы ей сам прописал! Что ж ты думаешь, я ей стану рассказывать, что покакать не могу? 
Владимир: Ты что ж, так и ушел?
Петр: Нет, не так. Она меня послушала: "Дышите, не дышите". А пальчики у нее такие мягонькие. «И белокурый локон, отделившись от своих собратьев, коснулся его щеки». Вот это, я тебе скажу, терапия! Я к ней снова записался.
Владимир: Посмотри про запоры в интернете, там теперь все найти можно. Только не доверяйся всем подряд. Найди официальный сайт Минздрава.
Петр: Спасибо, посмотрю. Или вот - у нас в парикмахерской новенькая появилась. Такая маленькая, ладненькая, ей лет 18, не больше…
Владимир: Петя, побойся бога!
Петр: Так я ж подстричься! И потом, ей это ничего не стоит, а нам, старикам, все радость. Она так старается… И, представляешь, забывшись, прижимается своим бедром к моему…
Владимир: Прекрати!
Петр: Жду не дождусь, когда у меня снова волосы отрастут. Да, так зачем я звоню? Я тут наткнулся на старые фотографии московского периода, так сказать. Там все – ты, я, Светик, ну и другие. Ох и времечко же было! Ой-ой-ой-ой-ой! Где же вы теперь, друзья однополчане? Кстати, однополчане через «о» или через «а» пишутся?
Владимир: Через «о».
Петр: Тогда казалось, что так оно и будет катиться. Ан нет! Катилось, катилось и прикатилось. Что называется, приехали! Прислать тебе фотографии?
Владимир: Нет, не надо.
Петр: А что так? Ты там орлом. Без седин. 
Владимир: Нет, не хочу... Что осталось в памяти, то и осталось, а на фотографиях все как-то глупо…
Петр: Как хочешь. Хозяин-барин. А ты что сам мне не звонишь?
Владимир: Да мне и сказать нечего. 
Петр: Как это нечего? Ты вон сколько наговорил!
Владимир: Я наговорил?
Петр: А кто же?
Владимир: Хорошо, пусть я.
Петр: Так-то, мой бедный друг. А ты все-таки звони – что ж киснуть то?
Владимир: Хорошо. 
Петр: А знаешь, у меня то время как-то с тобой связалось. Хоть и трахался я со Светиком, а не с тобой... а вот поди ж ты!
Владимир: Ты, друг мой, по-моему, заговариваешься. Ты что, там наливаешь по ходу?
Петр: Не без этого. Коньяк «Белый аист». Четыре звезды. Говорят, хорош для эрекции. Да врут. Или коньяки нынче ненатуральные?
Владимир: Ты очень-то не налегай. Для эрекции одной стопки достаточно. А при передозировке - обратный эффект.
Петр: Вот прикончу бутылку и завязал.
Владимир: Петя, кроме шуток, полегче… 
Петр: А то что?
Владимир: А то кому же мне тогда звонить?
Петр: Последнее хочешь отнять…
Владимир: Я хочу, чтобы это последнее не отняло у меня тебя. 
Петр: Ладно, спокойной ночи. Что-то вместо обещанной эрекции меня в сон бросает.
Владимир: Спи спокойно.
 
Владимир кладет трубку. С минуту он сидит в задумчивости, затем встает, выходит из комнаты и возвращается с парой старых туфель в руках. С минуту он рассматривает их, затем ставит на журнальный столик. Вернувшись в кресло, он некоторое время сидит, прикрыв глаза. Слышится шум в прихожей. В комнату входит Белла. 
 
Белла (подходя к Владимиру и целуя его): И как же мы себя чувствуем? (бросает взгляд на телевизор) Опять «Дождь»? 
Владимир: Там, знаешь…
Белла (берет пульт и переключает канал): Зачем нам непогода? Нет ли там чего-нибудь солнечного? Ты принял лекарство?
Владимир: Еще нет. Я поставил будильник.
 
Владимир берет будильник с журнального столика и, посмотрев на циферблат, возвращает на место.
 
Белла: Знаешь, почему я задержалась?
Владимир: Работа?
Белла: Нет, сейчас у нас спокойно. Из-за моих чудаков. Отгадай, что они учудили на сей раз? 
Владимир: Что же?
Белла: Смотрю я, что-то уж больно весь день загадочные улыбки на их физиономиях. А барышни так и вовсе приодеты. И глазки так мило отводят. Ну, и накрашены сверх меры. Ага, думаю, что-то здесь не так. Никак чей-то день рождения. И точно! У Бориса Семеновича. Смотрю, на часах уже 6, а никто не уходит. Все уткнулись в бумаги. Ладно, думаю... Одеваюсь, прощаюсь и - к выходу. Вышла, посмотрела на окна, а там тени так и мелькают. Прогулялась я вокруг квартала и снова иду в институт.
Владимир: Зачем?
Белла: Слушай дальше. А там уже дым коромыслом – говор, смех. И тут я открываю дверь. Надо было видеть их лица! Вначале все замерли, потом потупились. Ну, я выдержала паузу, и говорю так, с улыбкой: "Надеюсь, я вам не помешала?" И, знаешь, только Игорь, наш лаборант, нашелся: "Вы проходите, присаживайтесь, Белла Осиповна". "Спасибо, - говорю, - Я собственно за своим сотовым вернулась. А тут слышу шум, гам, смех". Наконец, и к Оксане самообладание вернулось: "Борису Семеновичу сегодня 63". "Поздравляю Вас, Борис Семенович", - говорю. А у него вид, словно его застали за чем-то нехорошим. А ведь так оно и есть! "Спасибо", - говорит. А сам в стол смотрит. Тут Оксана тарелку и рюмку мне поставила: "Прошу Вас, Белла Осиповна". Ну, сказала я тост. Выпили. А разговор не клеится. Я им и говорю: "В четверг собрание. Повестка – подготовка к весенней сессии. Второй вопрос – об этике и культуре поведения. Явка обязательна". Тут уж полная тишина наступила. Потом Борис Семенович поднимается, да как-то сутуло, по-стариковски:  "Спасибо всем. Мне пора". Ну и остальные засобирались. Вот так. Вот такая у нас кафедра. Хороши, а?
 
Взгляд Беллы падает на туфли, стоящие на столике. 
 
Белла: Это что такое? (берет туфли в руки) Как они здесь оказались?
Владимир: Я их достал.
Белла: Достал? Зачем?
Владимир: Так. Пытался вспомнить, что со мной было, когда я их носил.
Белла: Я что-то их не помню. И когда же ты их носил?
Владимир: Давно.
Белла: До меня?
Владимир: Да, до нашей встречи.
Белла: И зачем тебе это?
Владимир: Да так...
Белла: И как же тебе тогда жилось?
Владимир: По-разному.
Белла: Ты хочешь сказать, что тогда, с ней, ты был счастлив, а теперь несчастен. Так?
Владимир: Я сказал «по-разному».
Белла: Ты уклоняешься от ответа, ты хочешь что-то скрыть от меня. 
Владимир: Да нет же.
Белла: А если ты был с ней так счастлив, как ты говоришь, что ж ты не разыскал ее? Не молил на коленях о прощении? (Пауза) Что ж ты молчишь? 
Владимир: Белла…
Белла: Что Белла? Я знаю, как меня зовут.
Владимир: Ты несправедлива…
Белла: Ах, так это я несправедлива? Что ж ты все это терпишь? Ставь вопрос ребром! Иди, ищи ее. Только вот нужен ли ты ей в таком виде?
Владимир: В каком?
Белла: В таком, в каком ты есть. Ты живешь двойной жизнью! Пока я на работе, ты… И это после всего, что я для тебя сделала! После всех жертв! Я нянчилась с тобой, как с ребенком. А ты мне платишь черной неблагодарностью! Вот что я сделаю с твоими ботинками! 
 
Белла швыряет туфли в корзинку для бумаг. 
 
Владимир: Белла, все совсем не так, как ты говоришь…
Белла: Как не так? Когда так!
Владимир: Белла…
Белла: Почему ты всегда обращаешься ко мне по имени? Ты никогда не скажешь – милая, любимая. Почему? 
Владимир: Я так привык… И потом мне нравится твое имя. Его звучание…
Белла: Ты лжёшь. Ты лгун. Ты весь изолгался. Думаешь, я не вижу?
Владимир: Это не так. 
Белла: Это все, что ты можешь мне сказать? Стыдись, Владимир! Ну, вот что ты наделал?
Владимир: Что я наделал?
Белла: Я шла домой в хорошем настроении. И что же меня там ждет?
Владимир: Что?
Белла: Ты должен извиниться. Нельзя вот так обращаться с человеком!
Владимир: Как?
Белла: И ты еще спрашиваешь! Или, может быть, ты смеешься надо мной? Мол, нашел дуру, которая ишачит на него. 
Владимир: Белла…
Белла: Опять Белла!
Владимир: Прости, если я тебя обидел. Видит бог, я не хотел.
Белла: Ох, Владимир, Бог, он все видит!
Владимир: Прости, дорогая. Ей-богу, я не хотел.
Белла: Не поминай Господа всуе.
Владимир: Я… я…
Белла: Горе ты мое. Мой крест. Вот только за что, я не знаю. (Белла наклоняется к Владимиру и целует его) Ты голоден? Сделать бутерброд? 
Владимир: Пожалуй.
 
Белла выходит на кухню. Оттуда доносятся звуки готовки и голос Беллы, она что-то напевает. Владимир сидит без движения. Наконец, Белла возвращается с тарелкой в руке.
 
Белла (подавая тарелку Владимиру): Рокфор, твой любимый.
Владимир: Спасибо.
Белла: Я поставила разогреваться ужин. 
 
Белла направляется в кухню, но останавливается и оглядывается на Владимира. В этот момент звонит будильник. Белла исчезает (гаснет направленный на нее прожектор). 
 
Владимир (поворачиваясь к Белле): Бел…
 
Владимир смотрит на то место, где только что стояла Белла. Проходит минута. Слышен звук открываемой двери. Входит Нора. 
 
Нора (подходя к Владимиру и целуя его): Как ты тут без меня? Бутерброд? Ты проголодался? Аппетит – признак здоровья. Значит, дело пошло на поправку.
Владимир (удивленно смотрит на бутерброд на тарелке): Да, бутерброд… Я проголодался… Только, знаешь, я не помню, как я его делал, как ходил на кухню…
Нора: То есть как, не помнишь?
Владимир: Не помню…
Нора: У меня такое тоже бывает. Что-то хотела сделать, и вот не помнишь, сделала ты это или нет?
Владимир: Тоже?
Нора: Ну, да. Мы с тобой, увы, не очень молодые люди. Альцгеймер, знаешь ли.
Владимир: Альцгеймер?
Нора: Да, мой милый. Но это не так страшно. (бросив взгляд на экран телевизора) Что это? Первый канал? Ты смотришь первый канал? С каких пор? 
Владимир: Первый? 
Нора (берет пульт): Ты, должно быть, случайно нажал. А что там на «Дожде»? 
Владимир: Случайно?
Нора: Так, ужинаем через полчаса. (замечает туфли в корзинке для бумаг) А они там что делают?
Владимир: Кто? Что? 
Нора: Туфли.
Владимир: Туфли? Я достал их…
Нора: А зачем ты их положил в корзинку? Ты решил их выбросить?
Владимир: Выбросить?
Нора: Если они тебе не нужны, я беру их себе. Они мне тогда очень помогли… 
 
Нора прячет туфли в шкаф.
 
Нора: А лекарство ты принял?
Владимир: Лекарство? Собирался… даже будильник поставил, но тут ты вошла.
 
Нора подает Владимиру лекарство и стакан воды. 
 
Нора (садясь в кресло): Знаешь, я подумываю об уходе. 
Владимир: Что опять?
Нора: Опять. Он в три раза меня моложе!
Владимир: Ну, не в три.
Нора: В два с половиной, а разыгрывает из себя редактора. Его правки просто безграмотны. И как ему об этом сказать?
Владимир: Так и сказать.
Нора: Как-то неловко.
Владимир: Ты слишком деликатна.
Нора: Они говорят и пишут на другом языке. Разве допустим такой оборот: «Ему фиолетово на чувства других людей»?
Владимир: Нет.
Нора: И я так думаю.
Владимир: А что, кто-то думает иначе?
Нора: Да. Они так думают – молодое поколение.
Владимир: Что ж тут поделаешь, язык меняется.
Нора: Правильно, меняется, но не в ту сторону. И потом, чем медленней он меняется, тем лучше. Кто-то должен сдерживать, оберегать…
Владимир: Согласен… но, боюсь, нам это не по силам. А почему бы тебе действительно не уйти? По-моему пора.
Нора: Я сама знаю, что пора. Но я боюсь оставить их одних. Когда мы, старики уйдем, начнется свободное падение.
Владимир (внимательно посмотрев на Нору): Скажи, ты не исчезнешь? 
Нора: В каком смысле? 
Владимир: В прямом. 
Нора: Я здесь живу, между прочим. 
Владимир: Можно взглянуть на паспорт? 
Нора (трогает лоб Владимира): Ты так шутишь?
Владимир: Нет, я не шучу.
Нора: Почему ты меня спросил?
Владимир: Понимаешь, я здесь сидел... и мне показалось, что как мы тогда расстались, так уже и не встретились. Ты можешь такое представить?
Нора: Нет. 
Владимир: А я представил… Я думаю, если бы не случай… не окажись мы тогда в одно время, в одном вагоне…
Нора: На случайность в жизни не следует особенно полагаться.
Владимир: То есть?
Нора: Есть способы повышения вероятности того или иного события.
Владимир: Не понял?
Нора: Все же вы, мужчины, при ваших хваленых аналитических способностях, страшно наивны. Я знала твой маршрут и изменила свой, чтобы они отчасти совпали.
Владимир: Что? Обвели! Вокруг пальца обвели! Коварство женщин беспредельно! 
Нора: Оно у них природе.
 
Владимир обнимает Нору и усаживает к себе на колени.
 
Нора (вырываясь): Ой! Что-то горит!
 
Из двери, ведущей в кухню, идет дым. Нора бросается туда. Из кухни доносятся стук посуды и ее причитания. Затем она появляется с полотенцем в руках.
 
Нора: Сгорели. Почему ж ты не сказал, что поставил котлеты разогреваться? 
Владимир: Я поставил?
Нора: А кто же?
Владимир: Действительно, больше некому. И что, совсем сгорели?
Нора: До угольков.
Владимир (весело): И черт с ними!
 
Нора внимательно смотрит на Владимира.
 
Нора: Ты какой-то сегодня…
Владимир: Какой?
Нора: Не такой.
Владимир: Ты находишь?
Нора: Нахожу. Ой, сколько дыма! Открыть окно?
Владимир: Открой.
 
Нора открывает окно и пытается разогнать дым полотенцем.
 
Нора: Хочешь, я сделаю яичницу?
Владимир: Хочу. Я очень хочу яичницу.
Нора (недоверчиво): Правда?
Владимир: Правда!
Нора: Хорошо.
Владимир: Из четырех яиц. Нет, из шести.
Нора: Шести?
Владимир: Из восьми.
Нора: Восьми?
Владимир: Нет, из десяти! Да, десяти - и ни одним яйцом меньше!
Нора: Но твой желудок…
Владимир: И что мой желудок? Раз в жизни человек захотел съесть яичницу из десяти яиц, а ему говорят о желудке.
Нора: Хорошо, я сделаю из десяти. Но ты со мной поделишься?
Владимир: Разумеется.
 
Нора выходит на кухню. Оттуда доносятся позвякивание посуды.
 
Владимир (в направлении кухни): И откроем бутылку вина.
Нора (появляясь в дверях): Вина? В честь чего? Есть повод?
Владимир: Повод? Есть.
Нора: Какой же?
Владимир: Я… я не могу сказать.
Нора: Это тайна?
Владимир: Тайна? Нет, не тайна.
Нора: Тогда в чем же дело?
Владимир: Хорошо я попробую объяснить. Понимаешь, я не знаю, сколько мне осталось прожить – три года? А может быть, пять, семь… ну, в лучшем случае, десять лет.
Нора: Я прошу тебя…
Владимир: Предположим, что десять. То есть - три тысячи шестьсот пятьдесят дней. Всего-то! А если пять, то лишь – тысяча восемьсот двадцать пять дней. А если три, то и вовсе тысячу с небольшим. А когда-то казалось, что впереди нескончаемая череда дней… 
Нора: Ну и не надо об этом…
Владимир: Надо! Ведь пошел обратный отсчет. Теперь каждый день на счету. Теперь каждый день - ценность. Когда-то мы безоглядно транжирили время, но теперь это непозволительно. И я хочу праздновать каждый день.
Нора: Как праздновать? С вином?
Владимир: Не обязательно.
Нора: А, если в этом смысле…
Владимир: Я хочу каждый день прожить осмысленно, с пользой, что-то узнать, чего не знал, что-то добавить к своим запискам, а главное, я хочу запомнить этот день… и следующий, и тот, что за ним… Теперь ты понимаешь?
Нора: Мне кажется, понимаю. (обнимает Владимира) Только, милый, не надо их считать… Хорошо?
Владимир: Горит!
Нора (бросаясь в кухню): Ой, мамочки! Яичница!
 
Из кухни доносится звяканье посуды и причитания Норы. Владимир  некоторое время сидит - на его лице улыбка. Затем встает и подходит к краю сцены.
 
Владимир (глядя поверх голов зрителей): Господи, если ты существуешь, очень тебя прошу, исполни мою просьбу. Я понимаю, что не заслужил… Что очень часто поступал не так… Но ведь это не со зла, так получалось… так складывались обстоятельства... Что ж до моего агностицизма… то сам рассуди, кто ж теперь верит? Но ведь если кто и способен понять и простить, так это ты… Я никогда к тебе не обращался и обещаю впредь не беспокоить, но теперь вот прошу... Я знаю, что это эгоизм и все такое, но не дай мне пережить ее. Сделай так, чтобы я ушел первым, иначе что же я стану здесь без нее делать?
 
Конец