Я так и не смог сказать ему. У меня было столько возможностей…
Я мог бы сказать ему в школе, когда он ходил вокруг учительской – ждал, когда все выйдут, чтобы пошарить там в поисках недостающей части списка. Он ходил кругами и повторял одно и то же – говорил, что найдет их, отловит по одному. Первого повесит. Второго утопит. Третьего сожжет. Четвертого. Пятого. Шестого…
Я мог бы сказать, впихнуть несколько слов между его рассуждениями о четвертом и пятом, или между шестым и седьмым.
Я мог бы сказать ему что-то типа:
«Хей, Архип, а я ведь тоже есть в списке. Я восьмой».
Я не верю ему. Не хочу верить.
Это не мой Архип – мой Архип хороший, понимающий, добрый ко мне. Он дарит мне конфеты, всегда спасает от неприятностей. Он просто с виду кажется злым и жестоким, но в душе – добряк. Он не может так со мной поступить, ведь я его лучший друг. Ведь это же мы – Архип и Кирилл. Но почему же тогда я до сих пор ему не сказал?
Я мог бы сказать ему на барже, когда мы играли в карты. Или когда шли домой из школы. Или вечером, когда смотрели фильм у него дома. Или когда сидели на кухне и ели зачупатые котлеты, которые приготовила его мама. На улице. На уроках. В понедельник. Во вторник. В среду. В любой из дней следующих двух недель, за которые мы, отобранные ученики, должны подготовиться к переходу в новую школу – пройти медосмотр, собрать многочисленные справки и бумаги.
И сегодня вечером, в четверг, когда Архип прибегает ко мне, и мы вместе топчемся на балконе, я тоже могу сказать ему, но не говорю.
Архип сообщает потрясающую новость: он подслушал разговор в учительской и узнал, что завтра вся десятка вместе с родителями припрется в школу подписывать документы о переводе.
– Наконец-то завтра мы сможем увидеть всех этих вонючих перебежчиков, – Архип довольно потирает руки, – а потом дадим им жару! Они не отделаются так просто!
Ну же… Скажи ему! Это – последний шанс. Признайся, может, тогда он тебя не повесит!
Но я не могу… От страха дрожат коленки. Я не могу ему сказать.
– Да! Зададим им! – я размахиваю кулаками в воздухе, бью по корове, показывая весь свой гнев на чертовых перебежчиков.
Корова недовольно поскрипывает.
– Завтра пойдем вместе к школе? Я узнал, они в шесть вечера собираются.
– Да! Пойдем вместе! – зачем я соглашаюсь? Что я творю? Я же иду вместе с дедушкой, нам должны выдать пропуск и приглашение… Что я делаю? Как мне выкручиваться?
Архип уходит, а я еще долго стою на балконе. Во что я вляпался? Что же будет завтра?
Вокруг меня все горит. Мы все горим. Горит наша дружба. Сгорают все мои тринадцать лет.
И я никак не могу потушить этот пожар.
***
Весь следующий день тянется медленно. Я специально делаю все долго, чтобы растянуть день и как можно дальше оттянуть шесть вечера.
На часах пять сорок пять. Дедушка уже ушел – я сказал, что подойду попозже – все равно возня с документами касается только взрослых и мы, дети, там не нужны.
– Ну что ты копаешься? Пошли быстрее! – Архип нетерпеливо подпрыгивает. А я медленно копошусь в комоде в поисках носков.
– Ищу не рваные… И одинаковые…
Архип пихает меня, копается сам.
– Вот, – он протягивает мне целую пару.
Я лезу под кровать. Делаю вид, что что-то ищу. Как же я хочу остаться тут, под кроватью!
– Ну что теперь?
– Ищу рубашку.
– Так вот же она!
Пальцы не слушаются – я две минуты застегиваю одну пуговицу.
– Что с тобой? Ты чего так нервничаешь? – ворчит Архип и сам застегивает мне рубашку. – Пошли уже, хорош копаться!
На улице я иду медленно, нарочно спотыкаюсь. Завязываю шнурки, которые и не думали развязываться.
– Мы опоздаем из-за тебя! Пошли быстрее! – Архип уже сильно злится на меня.
Ох, Архип… То-то еще будет…
Мы стоим перед закрытой дверью в учительскую. Архип подглядывает в щелку.
– Ну? Видишь что-нибудь? – спрашиваю я.
– Ага! Вон родители Абрамова! И он туда же… Ну погоди у меня… Ой! А там твой дедушка! Что он там делает? Его вызвали, да? Уборщица настучала про чертов презерватив? Вот овца… Эй, Кирюха, ты чего побелел так? – друг отрывается от щелки и смотрит на меня с беспокойством.
Архип, ты же не дурак… Не заставляй меня говорить это. Додумай сам, прошу.
– Кирюх, ты чего…
Открывается дверь, появляется мой дедушка.
– Заходи, Кирка. Принимай официальное приглашение и пропуск.
Я иду сгорбленно, как на казнь.
– Ты чего такой потухший? Плясать должен от радости! – дедушка пихает меня в спину.
Здесь все мы – десять счастливчиков, десять изгоев.
Здесь хорошо пахнет – видимо, так пахнет надежда на светлое будущее.
Дверь остается открытой – в проеме я вижу лицо Архипа, когда мне дают пропуск и поздравляют.
Лицо обиженного мальчика, у которого обманом отняли любимую игрушку. Глаза ребенка, который все еще надеется, что все это окажется злой обидной шуткой. А через секунду он разворачивается и убегает прочь.
Эх… А я до последнего надеялся, что мой друг меня поздравит.
Какой же я наивный дурак.
***
Мы переходим в новую школу с понедельника. В выходные я не вижусь с Архипом – не иду на баржу. Боюсь попадаться ему на глаза.
Все семьи счастливчиков наверняка сейчас пекут торты. Дедушка тоже кудахчет на кухне – готовит что-то вкусное. У всех праздник. А у меня траур… Я боюсь представить, что будет в понедельник.
И вот наступает этот день. Мы, новые ученики, собираемся у главного входа в Голубые Холмы, где всегда стоит охрана и пропускает только тех, у кого есть пропуска.
Наконец-то этот желтый прямоугольник появился и у меня. Пластиковая карта с моей фотографией и именем и фамилией.
Также здесь те, кто прошел программу в прошлом году. Первая десятка. Они держатся поуверенней – смело протягивают охране пропуск. А мы, новички, как котята-потеряшки, мнемся в сторонке, сбившись в кучку, не знаем, что делать.
Мы повторяем за теми, кто уже прошел – также протягиваем пропуска охране.
Первый раз я официально перехожу границу Чертоги. Переступаю черту – и оказываюсь на другой стороне.
Нас ждет школьный автобус. Все, как в фильмах – я ни разу в жизни не был внутри школьного автобуса. Здесь классно. Автобусы, которые ходят по Чертоге, больше похожи на заброшенные скотовозки, а этот автобус похож на дом. Мягкие кресла, ковер на проходе, даже есть туалет, водитель зорко смотрит, чтобы каждый пассажи пристегнулся – мне странно это все.
Здесь – первая остановка. Входим только мы, дети с Чертоги. Автобус везет нас дальше по поселку.
Я рассматриваю яркие домики, чистые дорожки, маленькие клумбы.
На следующей остановке в автобус заходит шумная толпа. Мне страшно. Будут ли они на нас таращиться? Как они отнесутся к нам?
Я пытаюсь вжаться в кресло. Из-за спинки с любопытством смотрю на новых пассажиров. У одного мальчика – о, боже! – зеленые прядки волос. Если бы у нас кто так выкрасился – он не жилец. Его побьют и побреют налысо – нечего выделяться. У девочки на голове что-то типа кошачьих ушек. У следующего мальчика на ногах красные сандалии и белые носки, вот позор! Кто-то вертит в руках йо-йо – я видел такие штуки в каком-то журнале.
Все разноцветные, шумные, веселые, быстро болтают на непонятных мне языках.
Я сразу расслабляюсь – я уверен, они примут меня хорошо, ведь они все – разные.
Они отличаются от нас – намного крупнее, выглядят старше. Они улыбаются нам – я удивляюсь – в них нет привычной нам злобы и настороженности.
А вот и конечная остановка – с шумом толпа покидает автобус. Я считаю до десяти, глубоко вдыхаю и следую за ними.
А вот и моя новая школа – яркое оранжевое здание с большими стеклами-зеркалами, зеленая лужайка, площадка перед школой, выложенная ровными плитками. Повсюду развеваются флаги разных стран – я насчитал десять штук.
Все шумят, орут, радуются чему-то. Все говорят на разных языках – от такого языкового взрыва у меня начинается расслоение личности.
Нас встречает наш куратор – слава богу, он говорит на русском.
Первое, что меня поражает, когда я вхожу в школу – тут не пахнет тухлой капустой и подгорелой кашей. Это странно.
Полдня мы проходим оформление, затем – переходим к выбору классов. Это вводит меня в ступор – мы должны выбрать себе предметы и кружки, которые нам интересны.
Нам проводят обзорную экскурсию – проводят по всем классам, по спортзалам, по классам для кружков и внеклассных часов.
Я слушаю куратора и гляжу по сторонам, на учеников и учителей.
То, как они выглядят, это так забавно… Треть из них одевается чудно – у них очень странные наряды, как будто они сегодня будут участвовать в конкурсе «самый нелепый костюм». Треть из них одевается хорошо – на них модные молодежные вещи. А еще одна треть… Они одеваются хуже, чем бомжи с Чертоги. Одежда старая, в дырках и заплатках. При этом видно, что они не бедные – им просто нравится так ходить.
Сразу видно, что в этой школе учитель – это не враг, а друг, учиться им интересно. И учителя делают все, чтобы заинтересовать своими предметами.
Здесь все так непривычно… Классы, которые ты выбираешь сам, непонятная система баллов, семестры вместо привычных четвертей, учителя, которые ходят в джинсах и мятых футболках… Все дети – из разных стран. Здесь есть немецкие, французские, английские классы. Меня запихивают в английский класс – еще бы – что я знаю на немецком, кроме песенки про пастушку?
Нам дают учебники и файл с листочками – расписание и содержание каждого урока на английском с переводом на русский. Уф, хотя бы так.
Я стараюсь вникнуть во все, сосредоточиться на всем, что говорит мне куратор, запомнить все особенности новой школы. Но к концу дня понимаю, что у меня вместо головы – жопа. Я – головожоп, и, кажется, это не лечится.
Много интересных кружков – некоторые, наверное, являются традиционными, но только не для Чертожской школы - плавание, футбол, баскетбол, фотография, рисование, рукоделие, журналистика.
Но есть и нестандартные кружки, темы которых меня удивили и обрадовали – робототехника, аниме, игра на волынке, строительство карточных домиков.
Также есть различные театральные, научные кружки, кружок садоводов – для последнего за школой есть специальная оранжерея. Есть даже общество волонтеров и клуб помощи животным – мы заходили к ним поглядеть – они делали инвалидную коляску для собачки, которая сломала заднюю лапку.
Кружки являются добровольными – но я вижу, что их посещают все ученики по собственному желанию.
Для спортивных секций выделен отдельный корпус за школой – нас отводят туда – я с любопытством хожу мимо чистых раздевалок, белоснежных душевых и залов с натертым до блеска полом, где размещается новенький спортивный инвентарь. Все, что я помню в спортзале нашей школы – это потертый снаряд «козел» с отломанной ногой.
Весь день я хожу с круглыми от ужаса глазами, мой мозг похож на кипящую кашу.
Затем нам нужно определиться – какие кружки мы хотим посещать? Я уже настолько вымотался, что ставлю галочки наобум. Только вот один выбор сделал – кружок геологии. Здесь, среди всего чужого, должно быть хотя бы что-то, что напоминал бы мне о доме. Камни.
Всему приходит конец – кончается и этот день. И вот я с тоской стою у черты – нужно возвращаться.
Я не иду со всеми – медлю. Мне хочется остаться еще на чуть-чуть в этой доброй сказке. Я чувствую, что здесь – мое место.
Я перехожу через границу один и снова возвращаюсь в реальность. Здесь – совсем другой мир… По дороге домой я так увлекся мыслями о всем произошедшем, что забыл о безопасности. Забыл о том, что теперь я – перебежчик. А что делают такие, каким я был еще пару дней назад, с такими, кем я стал сейчас?
Чьи-то руки хватают меня за плечи и тянут назад – я падаю. В меня вцепляются десятки рук и тащат куда-то с дороги… Тащат вглубь сараев и грядок, мимо деревянных заборов, за которыми заливаются лаем злобные собаки.
Меня бросают на что-то мягкое – судя по сладковатому и гнилостному запаху – я приземлился в компостную кучу.
Со всех сторон на меня нападают – и бьют, бьют ногами. Ничего не понимая и не видя никого вокруг, я сжимаюсь, пытаюсь защититься от ударов.
Через некоторое время удары смолкают – я лежу на куче отбросов, а надо мной возвышается Архип, смотрит на меня серьезно и хмуро. Невдалеке я вижу всех остальных из нашей команды, моей бывшей команды. Ну, что ж, этого стоило ожидать – только со всеми событиями за чертой я совсем забыл, что здесь на меня может быть объявлена охота.
– Ха! Смотрите, пацаны, какую огромную крысу мы поймали! – кричит Архип.
– Архип… – я говорю с трудом, тяжело дыша. – Ты не понимаешь…
Как объяснить ему? Что сказать?
– Заткнись! Я не давал тебе слова!
– Ты не понимаешь, что значит для нас этот шанс. И никогда не поймешь.
– Чего не понимаю? – он презрительно хмыкает и подходит ближе. – Ты врал мне, крыса! Врал своему другу и своей команде! Притворялся здесь своим. Врал, что терпеть не можешь перебежчиков! Да! Зададим им! – Архип передразнивает меня, повторяет мои слова на балконе. – Ну что, будешь врать, что ты такого не говорил?
– Говорил, – признаюсь я, говорю, медленно растягивая слова. – Но как по-другому, Архип? Ты всех подряд хочешь повесить. Я хотел признаться, но мне было страшно.
И мне действительно было очень страшно, особенно там, на палубе, когда Архип чуть не вздернул мальчишку-перебежчика. Я подумал, что что-то подобное может быть и со мной.
– У меня был шанс! – продолжаю я. – Я не хотел его терять. И не хотел, чтобы меня вешали.
– Ха! – Архип победно улыбается. – Вот, значит, как? Теперь ты даже не скрываешь, что хотел бросить меня здесь, бросить здесь всех нас, а сам вырваться туда! К врагам!
Он пинает меня в живот. Я кашляю и харкаю кровью.
– Они не враги нам! Вернись в реальный мир! – я говорю с трудом, отдышавшись. –Ты живешь только своими идеями и правилами. Ты везде видишь только врагов. Ты не видишь, что творится вокруг.
Мой голос выходит с хрипом, воздух в легких свистит.
Архип приседает рядом на корточки.
– Заткнись! Заткнись! Ты нарушил правила. Обманул и предал нас всех! А я верил тебе! Верил, как никому другому! А ты – продажная крыса! Ты продал и бросил меня!
Его голос срывается, губы дрожат, глаза блестят от слез обиды и ненависти.
Он отворачивает взгляд в сторону, складывает ладони лодочкой и подносит ко рту – кусает костяшки пальцев – а пальцы-то дрожат… Он думает о чем-то.
–Я не бросил. Я бы спас тебя, нужно только время, – говорю я тише. – Я бы подтянул тебя по учебе, и мы бы вместе ездили в новую школу. Там есть классные кружки. Там можно строить роботов, изучать планеты, ходить в бассейн. Там есть много крутых спортивных секций – а я знаю, что ты любишь футбол и баскетбол. У них есть кружок геологии, они тоже ходят в шахты. Они не враги нам. Они дают шанс тем, кто действительно хочет стать лучше. А ты не видишь этого. Ты тянешь всех вниз. У тебя в голове все перемешалось – война, враги, лидерство… Ты просто не хочешь видеть реальность.
Я сплевываю тягучий липкий сгусток. Скребу руками под собой – вожу пальцами по картофельным очисткам и капустным листьям. Засовываю руку в карман – достаю дорогую мне вещь…
Архип задумывается, прищуривает глаза. Я надеюсь, что он хотя бы на секунду представляет ту жизнь, которая могла бы быть у него там, за чертой… Но, нет.
– Говоришь, я не вижу реальности? Эй, Мертвяк! – кричит Архип, встает на ноги и смотрит куда-то вглубь своей команды.
Выходит парнишка – я узнаю его – это – тот мальчишка, которого Архип чуть не повесил на палубе – и которого я спас. Он должен был быть сегодня среди нас, десятерых, но… Его там не было! Вместо него был кто-то другой…
– Да-да! – Архип усмехается и с вызовом смотрит на меня. – Пока ты прятался от нас, произошло кое-что интересное. Мертвяк, Игнат и Леший лазали за черту – тырить металл на складе. Их сцапали. Началась заваруха и там, и здесь, нам-то ничего – хуже уже не будет, а вот Мертвяку… Естественно, ни до какой новой школы его ближе, чем на пять километров теперь не допустят. Если только эта школа не окажется ПТУ, ха-ха! Вот так. Выгнали его из вашей десятки. И он пришел обратно ко мне, в свое родное болото. Плакаться пришел. Прощения просил. И я пожалел. И простил. Так что по-прежнему будем тонуть вместе в нашем дерьме.
Мертвяк смотрит в сторону. Почему-то боится встречаться со мной взглядом. Как будто… Как будто сейчас что-то будет – что-то плохое.
– Говоришь, я не вижу реальность? Это ты ее не видишь, водяная ты крыса! Ты везде и во всем видишь свое дерьмовое добро. А его не существует! По крайней мере в этой дыре его не было и не будет никогда! Мертвяк, – Архип кивает ему, – это – твое задание. Докажи, что ты исправился, и что ты будешь предан своей команде. Накажи предателя.
Ох. Вот зачем все это. Весь этот спектакль. Чтобы выбить из Мертвяка последние крупинки совести и чести, а из меня – веру в добрых людей. Ведь я же спас Мертвяка в тот раз – а сейчас в благодарность ему придется сделать своему спасителю что-то страшное.
Он подходит ко мне неуверенно. И смотрит в глаза со страхом.
– Давай, парень, – тихо говорю я. – Делай свое дело. Я все равно не в обиде на тебя.
Наверное, я никогда раньше не испытывал таких страшных минут.
Но все то время, пока Мертвяк бьет меня ботинками по лицу, пока я не вижу вокруг ничего, кроме оранжевой темноты, пока он заталкивает мне в рот гнилье с компостной ямы и меня рвет от мерзкого вкуса отбросов… Все это время я сжимаю в кармане скрученную из проволоки лису. Я знаю, что Архип носит в кармане моего хорька – этих двух животных я выиграл в «городки» в наш первый день знакомства.
Тебе не сломать меня, Архип. Я верю в добро. Я не хороший – совсем. Я заслужил все это. Это я кидал камни в первую десятку перебежчиков. Я поддерживал тебя, Архип… Несмотря на то, что я ни в ком не видел врага и не хотел войны, я действовал так, как хочешь ты. Я кидал камни. Я заслужил.
Я не хороший, но я верю в добро. И пускай с самого первого дня нашего знакомства ты пытался казаться злым, я все равно верю в твое добро, Архип.
Я куда-то уплываю, а где-то вдалеке раздается голос, полный злобы и отчаяния:
– И не нужно меня спасать! Теперь себя спасай! Ведь теперь мы будем ждать тебя! Всегда! Ждать здесь, до черты! Ты будешь там в безопасности. У тебя будет там классная жизнь, куча друзей и прочей крутой фигни. Но помни – мы всегда будем ждать здесь, до черты. И мой тебе совет – как только ты ее переступишь – спасайся и беги.