Лиланд Бардуэлл - поэтесса, мастер новеллы и драматург, создатель мемуаров, друг ярких представителей литературного бомонда Ирландии Майкла Хартнетта, и Патрика Каванаха. Литературная дама не вешает на себя ирландский ярлык, мол, «мы выросли в протестантской семье, а не в англо-ирландской, более того, наши корни из Голландии, и, безусловно, это не так, чтобы очень здорово, но это совсем другое», хотя очень гордится своим происхождением.
По стандартам того времени – середины двадцатых прошлого столетия – детство Лиланд не выделялось насыщенными событиями и было, по словам поэтессы, «безрадостным и блеклым». Ее отец, Пэт Хоун, выходец из семьи потомственных художников, в роду которых блистали виртуоз портретной миниатюры старший Натаниэл Хоун, младшая из Хоунов – мастер витража Иви. Пэт - приверженец инженерной мысли, уезжал на заработки сначала в Канаду, затем в Индию, где и родилась его младшая дочь в 1922 году. Семья возвратилась на родину, когда ребенку исполнилось два года. Пэт участвовал в I мировой войне, а в 1924, вернувшись в Ирландию, воссоединился с семьей под обвалившейся крышей большого в грегорианском стиле дома в местечке Лейкслип на северо-востоке графства Килдэр.
Пока родители колесили по свету, сына Нолла и среднюю дочь Палому оставляли на попечение бабушек и дедушек. Впоследствии они привезли детей в этот «огромный и холодный как смерть» дом, приобретенный по настоянию матери семейства Мери Хоун. Распираемая социальными амбициями и пристрастием к охоте, Мери Хоун, в девичестве Коллис, не желала оставлять свои привычки и снижать уровень жизни, несмотря на значительную разницу в происхождении с мужем. Согласно наличествовавшим нюансам в ведении домашнего хозяйства в то мутное время на заре двадцатого века, существенная разница между семьей Коллис и Хоун заключалась лишь в том, что чаепитие с Хоунами означало кекс, а с семьей Коллис – хлеб с джемом.
Мери Хоун была страстно влюблена в своего мужа и выказывала что-то вроде лукавого презрения ко всем остальным особям мужского пола. То-то и удивительно, что любовь женщины к мужу, как правило, плавно перетекает к детям, но в данном случае существовала определенная избранность. В своих мемуарах «Беспокойная жизнь» ( книга вышла в свет в 2008) поэтесса в деталях описывает физическое насилие и унижения, которые она претерпела от матери. Мери Хоун «с легкостью потчевала розгами», как вспоминает Лиланд и, бывало, истошно вопила и громко отчитывала ее, давая указания, что делать и как себя вести. Наверное, худшими из всех фортелей мамаши, были все-таки ее колкие замечания, которые сопровождали все, чтобы ни делала Лиланд. Однажды Лиланд, показав ей снимок, где ребенок только начинал ходить, поинтересовалась, не ее ли это фотография, на что мать с ненавистью в голосе ответила, как будто девочка совершила смертный грех, что она никогда не была такой милашкой. В мемуарах писательница изображает себя отнюдь не привлекательным ребенком; ее врожденная застенчивость доходила до физического дискомфорта, она не способна была пожать руку или побеседовать с гостями, поэтому ей оставалось только подслушивать.
Многие критики сходятся во мнении, что местами «Беспокойная жизнь» - чтиво, нудноватое и депрессивное, возможно изобилующее бесконечными материнскими эскападами и отсутствием у главной героини жалости к себе. Уж слишком много оплеух достается ей в детстве, что она попросту привыкает к насилию. На вопрос, возникали ли трудности с описанием физической расправы, Лиланд решительно качает головой, поскольку, признается она, эти воспоминания долго давили, отравляя ей жизнь.
Сейчас Лиланд 93 года. Она величественна и харизматична, оставаясь в тренде, носит темно-лиловый берет и джинсы; крупные черты лица и тяжелые веки не умаляют ее природный шарм. В разговоре она лавирует как лоцман в бушующем море среди неудобных вопросов и, слегка уклоняясь в сторону, посмеивается.
И хотя знакомство с жизненным укладом Лиланд в далеком детстве представляет некий интерес, писательница все равно недовольна результатами. Как всегда беспощадная к самой себе, миссис Бардуэлл заявляет, что сейчас бы она все написала по-другому. Ведь по большому счету пример ее жизнеописания - это давящие на горло обстоятельства, с которыми сталкивается множество женщин, у которых есть мозги и драйв, но нет денег и красоты, и, следовательно, силы воли. И действительно, когда в 60-70-е она присоединилась к женской феминистской организации в Дублине, находясь в состоянии сильнейшего стресса, когда неудачи валили с ног, ее единомышленницы, родившиеся с серебряной ложкой во рту, ничего подобного не испытывали и не знали, каково это пробиваться в одиночку.
Родители Лиланд одинаково прохладно относились ко всем трем отпрыскам, но, тем не менее, делали ставку на старшую дочь, благодаря ее атлетическим данным и миловидности. Элегантная наездница, капитан школьной команды по хоккею и теннису, Палома была преисполнена отвагой и твердостью духа. В результате она поехала за хорошим образованием в один из английских пансионов, после окончания которого получила в подарок породистую лошадь и полный респект, в то время как ее сестра-самоучка постигала азы французского, зубрила латынь и под любыми предлогами обращалась за помощью к знакомым гувернанткам для освоения нового материала, и кроме этого училась ездить на осле. Родители наотрез отказались транжирить средства ради младшей дочери, пренебрегая ее желаниями и даже не ведая о том факте, что их Лиланд - весьма сообразительная и охочая до знаний девочка.
Как бы могла поэтесса охарактеризовать свою мать в ретроспективе? Что ж, она была очень странной женщиной, очень разочарованной, но весьма недурной актрисой, но, к сожалению, так и не осознала это до конца своих дней. Она ни к чему особенно не проявляла интерес. По зрелом размышлении Лиланд бесконечно жалеет мать, поскольку у той не было мечты.
В общении матери и младшей дочери присутствовала ревность, которая затмевала все другие чувства. Мери и в голову не приходило, что Лиланд может достичь чего-нибудь в жизни. Будучи самой младшей из детей, по мнению Мери Хоун, она должна была оставаться с такой уродливой внешностью просто раболепной служанкой.
Так или иначе, но Лиланд отправили учиться в Дублин. За время, проведенное в стенах школы, Лиланд добилась высоких спортивных результатов, хотя никогда не делилась успехами с родителями, видимо, опасаясь, что ее увлечение спортом не сможет нивелировать их равнодушие. Отец ничего не знал, потому что никогда не спрашивал. И только сестра отца, тетя Оливия и ангел-хранитель по совместительству, в раннем детстве оплачивала уроки музыки племянницы – Лиланд оказалась на редкость музыкальным ребенком – и даже отправила девочку на семестр в колледж в Швейцарию. Поскольку бюджет семьи трещал по швам из-за непомерных трат на учебу Нолла и Паломы, о колледже Тринити, куда стремилась всей душой будущая поэтесса, не могло быть и речи.
Несчастный случай на охоте свел Мери Хоун в могилу, и Лиланд на протяжении долгих лет почти каждую ночь видела во сне, как мать в попытке выбраться из гроба, царапала крышку, издавая леденящие кровь звуки. После себя она оставила эмоционально растерзанную семью со слабыми надеждами на достойное будущее. Запойная, прокуренная, распущенная, но зато гламурная и харизматичная Палома легко нашла себе работу с лошадьми, давала уроки вольтижировки, пока третьи лица не пожаловались организации по охране животных на плохое питание и неподобающий уход за непарнокопытными. Ко всему прочему Палома вела слишком «беспокойную жизнь». Вскоре после смерти матери она соблазнила в конюшне своего возлюбленного Джона Прайса, забеременела, а после родов отдала ребенка на усыновление. Спустя годы вышла за него замуж и родила двух детей. В конце концов, она его оставила и уехала в Родезию, где трижды связывала себя узами брака. Когда пятидесятилетний рубеж был пройден, Палома вышла замуж в последний раз и почила в бозе в свой четвертый медовый месяц.
Итак, дурнушка Лиланд дрейфовала, хватаясь за временную работу в англо-ирландских поместьях, при этом посещая бесчисленное количество охотничьих балов и теннисных пати. На одной из вечеринок она познакомилась с кузеном Кристофером, который, по разным источникам, оставался любовью всей ее жизни. Лиланд так и не вышла замуж за своего немолодого кузена, хотя жизнь подводила пару к этой мысли неоднократно. Они состояли в бурных сексуальных, пусть и нерегулярных отношениях, которые длились на протяжении ее фертильного возраста, и которые Лиланд успешно совмещала с замужеством и последующими амурными связями.
Как бы то ни было, Лиланд усердно занималась самообразованием, много читала и, подражая знаменитым авторам, пыталась писать рассказы. Она распрощалась с неугомонным существованием в Ирландии, забеременев, продолжая встречаться с кузеном Кристофером, (который, кстати, не приходился отцом ее ребенку), и, воспользовавшись военной положением в стране как извинением, улетела в Лондон, где родила ребенка и отдала его на усыновление, подражая своей сестре Паломе. Несмотря на бомбежку, темные окна и продовольственный паек, писательница с благоговением вспоминает это время. Ей нравилось быть свободной ирландской женщиной в Англии. Лиланд трудоустроилась в китайское посольство и заметила перемены в своем облике; «каким-то волшебным образом я похорошела». Она обзавелась модным гардеробом – высокими каблуками и сексуальными нарядами – и вереницей поклонников.
После окончания войны она получила место в прогрессивной школе Джона Аткенхеда в Шотландии, где среди толпы хмельных и хипповых учителей, разодетых в кафтаны, она познакомилась с Майклом Бардуэллом - братом Хилари Бардуэлл, на которой женился известный английский прозаик, поэт и критик, рыцарь Британской империи Кингсли Эмис. Двое разделяли любовь к классической музыке и, в конце концов, чувствуя, что потеряла Кристофера навсегда, Лиланд пришла к выводу, что положение замужней женщины перспективнее, чем участь старой девы, убедив себя в который раз, что любит своего избранника.
У пары появились близнецы – Билли и Анна. Когда детям исполнилось три года, Лиланд оставила Майкла и ушла к его брату Брайану, хотя особых чувств к новоиспеченному избраннику не испытывала. У них родилась дочь Джеки, и они переехали в Лондон. В столице туманного Альбиона она закрутила семилетний роман с Оскаром Гейтсом, который жил этажом выше со своей партнершей Мэгги. Каждый день они бродили по Лондону с младенцем в переноске в поисках укромных мест - безлюдных разбомбленных домов, где, бывало, грешили прямо на голых досках, пока не приходило время забирать близнецов из детского сада. По словам писательницы, это были хорошие времена, несмотря на очевидное непотребство. Все равно, она изменяла и ему. Что-то из холодного отверженного детства не давало Лиланд осознать и смягчить боль, причиной которой она и являлась. «Я всегда настороже, так и жду, что меня обидят, поэтому никогда не понимала, что сама могу обидеть других».
Связь с Оскаром продолжалась, пока Лиланд не ступила на литературную стезю. Где-то в районе Сохо она начала посещать стихийно образовавшуюся ассоциацию поэтов и писателей. Она обожествляла Энтони Кронина, Патрика Каванаха Френсиса Бэкона - мастера фигуративной живописи, Джорджа Баркера. Лиланд полностью растворилась в своем новом окружении, устраивая на дому бесчисленные попойки. Каванах назвал ее квартиру «последним оплотом цивилизации». Вдохновляемая мощной интеллектуальной аурой, пусть и циничной, Лиланд снова начала писать. «Когда нужно, я могла сыграть роль мишени для колкостей задиристых гостей, поскольку была начинающей писательницей еще без публикаций, да к тому же и протестанткой».
С наступлением 60-х Лиланд погрузилась в «крещендо безумия» с ежедневными непомерными возлияниями и незваными гостями, которые, опьянев, засыпали, где придется. Патрик Каванах обосновался на лежанке в гостиной Лиланд на правах долгосрочного гостя. Он походил на развалину богемного типа, всегда жестил в обращении с Брайаном и детьми, но Лиланд вспоминает его «как забавного, удивительного и суетливо-беспокойного человека». Вертеп в отдельно взятой лондонской квартире стал причиной конфликта также и с Оскаром, и, в конце концов, их любовная связь оборвалась.
К тому времени, когда Лиланд была готова остепениться, она встретила Финтона Маклахлана, который, во-первых, был на шесть лет моложе, во-вторых, его отец-шотландец был пресвитерианским священником, а мать-ирландка - набожной католичкой, и, в-третьих, парень имел очень приятную наружность. Его ярко огненная шевелюра, зеленые глаза и золотистая кожа заворожили писательницу. «Я была одержима Финтоном. Я не горжусь этим, я просто утверждаю». Пара вернулась в Дублин, где семья, собирая вокруг себя сильно пьющее артистическое общество, прожила десять лет на Лисон Стрит. В промежутках между поэтическими чтениями рождались дети – еще трое мальчиков – Николас, Эдвард и Джон. Семья жила на мизерное наследство и на те средства, которые она смогла заработать, делая литературные обзоры книг для «Хибернии». Финтон практически не содержал семью, и добытчиком являлась только Лиланд. Она сама шила одежду себе и детям и ежедневно ходила со сломанной тележкой на рынок, чтобы купить самые дешевые фрукты, овощи, сельдь и фарш из требухи. Таким образом, ей удавалось кормить и одевать семейство – «мы жили на грани …но, по крайней мере, мы жили» - и даже в младенчестве вскормить детей грудью, тогда как это считалось моветоном и активно осуждалось в обществе. Глядя на прискорбный пример своей матери, Лиланд пыталась следовать своим инстинктам, но на вопрос о том, считает ли она себя образцовой матерью, застенчиво улыбаясь, отвечает, что сильно сомневается.
В шестидесятые Лиланд собирала салон – собратьев по перу. Джон Джордан, Майкл Хартнетт и другие, бывало, слушали Боба Дилана, «Битлз», старинные ирландские мелодии, пили и разговаривали. Писательница яростно молотила по клавишам допотопной пишущей машинки, пока дети резвились на полу. Жизнь с Финтоном текла с переменным мелодраматизмом, перемежаясь небрежностью и равнодушием. Почему же мятежная Лиланд не оставила такого ненадежного мужчину сразу? Согласно ее объяснению, она старалась создать впечатление для своего окружения, в частности, для отца, что все складывается благополучно, да и детям лучше жилось вместе с отцом. В результате долгих мытарств она оставляет Финтона, но в книге умышленно не упоминает об этом, поскольку очернить человека не представляет труда.
«Беспокойная жизнь» резко обрывается в конце 60-х годов серией трагических событий: самоубийством Падди Макниса, уходом из жизни Патрика Каванаха и смертью Кристофера. «Я умышленно закончила мемуары на этой минорной ноте», - говорит Лиланд. «Я считала, что 60-е это конец эры Боба Дилана, «Битлз», прощание с романтической любовью».
Один этап жизненного пути Лиланд прошла, и вскоре зажглась на небосклоне ее звезда – писателя, поэта, драматурга. И после долгих лет неугомонного бытия она нашла освобождение и спасение не в любви, которую искала всю жизнь, а в своих стихах, романах и пьесах.