К двадцати годам я был по уши в долгах перед Родиной. Она терпела-терпела, терпела-терпела, и терпению ее пришел конец.
После четвертого курса университета меня призвали на офицерские сборы, чтобы отдал, наконец, то, что задолжал.
К тому времени я уже твердо усвоил, что служба в армии – школа жизни и что она, служба, есть священный долг каждого гражданина.
Вдалбливали мне это раз в неделю на военной кафедре с девяти утра до двух часов дня.
Там же нас, студентов, учили ходить строем под марш «Прощание славянки», разбирать и собирать автомат Калашникова АК-47, тактике ведения боя взводом в обороне, наступлении, действиям в боевом разведывательном дозоре, а также баллистике, использованию личных средств химической и радиационной защиты, автоделу и еще каким-то военным премудростям, которые я не запомнил.
Для этого мы приходили в классы, забитые до отказа наглядными пособиями, и бравые капитаны, майоры и подполковники тыкали огромными указками в схемы, макеты местности, муляжи, уставы и делились своими знаниями и боевым опытом.
У некоторых из офицеров, наверное, от усердия, были сизые носы и изрядно разило перегаром, что, впрочем, ничуть не мешало попадать указками точно в цель.
Напичканные по горло теорией, мы, четыреста студентов университета, отправились применять ее на практике в кадрированный полк знаменитой Кушкинской дивизии, который базировался в небольшом туркменском городке Иолотань.
Шел 1974-й год, округ – тыловой, еще целых пять лет до Афганистана.
Если кто думает, что прибытие батальона будущих лейтенантов нарушило сонную жизнь полка на окраине огромной империи, тот сильно заблуждается. Здесь и до нас, не переставая, кипели нешуточные страсти. И мы это сразу же почувствовали.
Как только курсантов одели, обули, разбили по ротам и взводам, началось.
К нам в первый взвод второй роты пришел немолодой уже капитан, «чтобы сделать "важное сообщение».
-ТоварИщи, - сказал он, делая ударение на предпоследнем слоге, - хочу уведомить вас, что ежегодно министром обороны издается секретный приказ 0017 «О борьбе с пьянством в армии». Чем больше нулей, тем выше секретность. Враг не должен знать о наших слабых местах. Но вы на днях примите присягу, станете нашими боевыми товарИщами и потому от вас секретов быть не должно…
Почему наша служба началась с ознакомления именно с этим, «секретным», аж с двумя нулями, приказом министра обороны, и для чего боевой товарИщ доверил нам, еще необстрелянным, государственной важности тайну стало понятно в тот же вечер.
Перед отбоем во взводе вдруг было объявлено построение.
На небольшом плацу возле казармы на стуле сидел офицер с четырьмя маленькими звездочками на погонах.
Как только мы сомкнули ряды, он, не дожидаясь доклада, сполз со своего насеста и нетвердым шагом прошелся перед строем, вглядываясь в лица курсантов, словно полководец перед боем. Мы замерли в ожидании приказа, и он не заставил себя ждать.
-Кто спал с моей женой – два шага вперед! - вдруг рявкнул «полководец».
Все онемели. Нам показалось, что мы ослышались.
Капитан повторил свой приказ, но так никто и не вышел.
Когда он в третий раз потребовал признаться, кто сделал его рогоносцем, какой-то шутник из второй шеренги ответил: «Мы только приехали, еще не успели».
Сказал негромко, а услышали все. Ржач был как в конюшне. Но обманутый муж даже не шелохнулся, он стоя спал, пребывая в сладком неведении.
Мы постояли еще пять минут и тихонько разошлись, оставив бедалагу в объятьях Морфея.
Это было наше «боевое крещение».
Не прошло и недели, как ночью рота была поднята по тревоге лейтенантом Черноивановым.
Вот его фамилию я запомнил отлично.
Он вбежал в казарму с окровавленной головой и истошно заорал: «Рота, подъем, тревога, наших бьют!»
Лейтенант был выпускником минского Радиотехнического института, призван в армию на два года и за несколько месяцев службы успел снискать славу местного Дон Жуана.
Он был хорош собой и являл некое подобие легендарного поручика Ржевского, только советского разлива.
Но, по-видимому, парень явно переоценил свои силы. Одно дело, когда он флиртовал с женами офицеров полка и совсем другое, когда, будучи сильно пьяный позволил себе вольности с молодой туркменкой.
Ее муж, недолго думая, врезал нахалу кетменем по голове.
Взвыв от обиды и боли, весь в крови, Черноиванов ворвался в часть и, подняв нас с коек, повел в наступление.
Дальше КПП никого, на счастье, не пустили, но шума было много, и потому случай запомнился. Как-никак первый раз подняли ночью по тревоге.
Следующее ЧП не заставило себя долго ждать.
Над нашей частью нависло зловоние - бедные солдатики дедовским способом чистили туалеты.
Тошнотворный запах проникал всюду: в казармы, столовую, автопарк, спортивный городок, военторговский магазин.
Как потом выяснилось, какой-то старлей по пьяни потерял пистолет.
Поскольку этот раззява помнил только, что часто бегал по нужде, то решили искать потерю в том числе и в содержимом туалетов.
Оружие не нашли, суд офицерской чести понизил старшего лейтенанта в звании, а командир полка перевел его на другую должность. На том дело и кончилось.
Бывший старлей был рад до смерти, что так легко отделался и еще долго громко обмывал свою «удачу».
Тем временем служба наша шла своим чередом. Мы готовились к принятию воинской присяги.
Как известно, необстрелянным присягу принимать нельзя, и нас повезли на полигон «понюхать пороха».
Не успели выгрузиться и построиться, как откуда-то из-за косогора вылетел бронетранспортер и, резко затормозив перед строем, стал как вкопанный, обдав всех облаком пыли.
Из него, как черт из табакерки, выскочил маленький кривоногий, чумазый, похожий на гиену мужичок в засаленной до нельзя форме с погонами старшего лейтенанта.
Наш водитель шепнул мне, что это начальник полигона.
Я, как командир курсантского взвода, должен был рапортовать ему о прибытии. Но не успел я сказать три слова: «Товарищ старший лейтенант» как «гиена» заорала: «Отставить!»
Он подбежал ко мне на своих кривых ножках, как перекати-поле, желваки его ходили, руки тряслись, глаза повылезали из орбит.
Тяжело дыша, эта Чебурашка прохрипела осипшим голосом:
-Я– майор, зарубите все это себе на носу. Обратитесь теперь как следует!
Конечно, после того, как пьяный капитан допытывал у взвода, кто спал с его женой, а окровавленный лейтенант Черноиванов поднял нас ночью по тревоге и повел было в город сводить счеты с обидчиком, после туалетной эпопеи в полку в связи с утерей офицером личного оружия, мы уже не так удивились когда старший лейтенант требовал называть его майором, но и сказать, что это не произвело на нас совершенно никакого впечатления я не могу.
Однако делать было нечего, и мне пришлось повысить кривоногого неврастеника в звании, обратившись к нему так, как он того требовал.
Стреляли мы в тот день мало. За всех это делал начальник полигона. Он давал каждому курсанту лишь выпустить небольшую очередь из автомата, затем сразу отбирал его и с каким-то остервенением нажимал на курок, посылая пути точно в цель.
- Бесится,- сказал солдатик-водитель, - никак перебеситься не может. Он же капитаном был, вот-вот должен майора получать, так угораздило его перед самой проверкой напиться. Ну а пьяному-то – море по колено. Стал хамить проверяющему из дивизии, а потом схватил автомат и трассирующими пулями начал «поливать» поверх его головы. Скандал, конечно, был большой, и вместо майора стал наш капитан старшим лейтенантом. Сидит здесь на полигоне безвылазно, бирюк бирюком, палит из всего что можно, должно быть все в того проверяющего метит. Совсем одичал. Заставляет обращаться к нему «Товарищ майор» и никак иначе.
В это время «майор» закончил стрельбу и скомандовал взводу: «Достать запасные магАзины!».
После «товарИщей» мы быстро сориентировались с «магАзинами» и, перезарядив оружие, продолжили учиться у начальника полигона «как надо защищать Родину до последнего патрона».
Следует заметить, что все офицеры полка, за исключением одного, судя по фамилиям, были русскими, но некоторые из них коверкали язык до безобразия.
Может они калякали на диалекте каких-то малых российских народностей, или это был своеобразный сленг здешних военных, мы так до конца и не поняли, но каждый день слышали наряду с «товарИщами» и «магАзинами» также:
-Поправьте рЕмень,
-Шагом марш в библиОтеку,
-Запомните пАроль,
-Покажите свой квАдрат на карте…
К концу сборов мы настолько привыкли к этому лягушачьему языку, что он уже не резал слух.
Кстати, тот самый единственный нерусский офицер в полку тоже «отличился».
Это был высокий, подтянутый, всегда с иголочки одетый щеголеватый капитан, то ли казах, то ли киргиз. Я не знаю, какую должность он занимал до нашего прибытия в полк, но нам его представили как начальника учебных сборов.
И вот как-то мы с товарищем пошли в военторговский магазин на территории части - прикупить сладенького.
Из-за двери раздается громкая ругань. Мы постучали, вышел офицер с повязкой на рукаве «Дежурный по полку» и шуганул нас.
Любопытно, что бы это значило? Тремся вокруг и не уходим.
Минут через двадцать в дверях появляется продавщица в разорванном белом халате и кричит, оборачиваясь к кому-то в магазине: «Сволочь! Облокотился он! Чуть не изнасиловал! Ты на свою жену так облокачивайся, паразит!»
Мы поспешили в казарму, чтоб не нарваться на начальство.
Через час по части пополз слух: «Казах задрал продавщицу».
На вечернем построении батальону представили нового начальника сборов. Сказали, что прежний «готовится в академию поступать».
Самое удивительное, что при таком раздолбайстве в полку, военная машина, щедро смазанная алкоголем, продолжала исправно действовать.
Курсанты зубрили уставы, ходили в караулы, учились преодолевать препятствия, ориентироваться на местности, сдавали нормативы по физической подготовке, совершали марш-броски, командовали по очереди учебными отделениями и взводами, отрабатывая командирский голос, тренировались в стрельбе, в десантировании на ходу из боевой машины пехоты…
И рядом с нами днем и ночью были офицеры.
Прокопченные на солнце, пропахшие потом, проспиртованные все они оказались на деле очень даже умелыми стрелками, тактиками, отличными спортсменами, мастерски управляли техникой.
Я никогда не забуду, как командир учебной роты, майор, только отсидевший на гаупвахте трое суток за пьянство, совершал с нами марш-бросок пятнадцать километров.
Мы, двадцатилетние ребята, «сдохли» после пяти километров, а он был свеж как огурчик, подбадривал нас, забегая то в начало колонны, то в ее конец, помогая по очереди самым слабым нести автомат, гранатомет, громоздкие фанерные мишени, которые из-за сильного пустынного ветра все норовили вырваться из рук и улететь.
Грубоватые на вид, все эти старшие лейтенанты, капитаны, майоры и подполковники во время полевых выходов оказывались заботливыми няньками, следили, чтобы мы не получили теплового удара, чтобы не высовывались во время броска гранаты из-за укрытия, чтобы правильно намотали портянки и не натерли ноги, чтобы не замерзли ночью на мокром от росы песке (в пустыне перепад дневных и ночных температур составлял двадцать градусов и больше).
Да и в самом лагере с нами надо было держать ухо востро. Четыреста «гавриков» - мы и без оружия требовали постоянного внимания из-за своего максимализма, норова, эгоизма…
В первые же дни после прибытия в полк многие из нас «маялись животами». Вода ли была тому виной, пища или смена климата – не знаю. Но поскольку мы такие были не первыми, то полковое начальство использовало старый как мир способ излечить нас от «медвежьей болезни».
В огромных многоведерных самоварах стали заваривать янтак (верблюжью колючку). Эффект не заставил себя долго ждать.
Но…если б все было так просто!
Тут же нашлись «умники», которые утверждали, что янтак, де, понижает мужскую потенцию и заваривают его лишь для того, чтобы мы «на сторону не ходили», не отвлекались от службы, а последствия от этого «чаепития» непременно дадут позже о себе знать.
Народ заволновался, многие стали отказываться от чая с янтаком и предпочитали убегать в город в самоволку лишь для того, чтобы наполнить фляжки газводой с сиропом.
В пятидесятиградусную жару в пустыне заливать жажду водой с сиропом было конечно тем еще «ноу-хау», за который многие из нас жестоко бы поплатились здоровьем, если б не комбат.
Помню, как он проводил с нами на эту тему беседу.
Начинал издалека.
-Кто скажет, какая разница между комиссаром и замполитом?
Мы, не ожидая подвоха, долго рассуждали, высказывая различные варианты, один глупее другого.
Подполковник дал всем выговориться, потом подвел черту.
-Запомните раз и навсегда, комиссар говорит: «Делай, как я!», а замполит: «Делай, как я сказал!»
После этого скомандовал: «Делай, как я!» и, заполнив свою фляжку чаем с янтаком, начал пить из нее у нас на глазах.
Мы, естественно, вынуждены были повторять за ним.
Опытный офицер буквально стоял над душой у каждого и следил, чтобы никто не пронес целебную жидкость мимо рта.
Конечно, узнай кто-то из политуправления округа о задачке по поводу комиссара и замполита, наставник наш тогда не только бы расстался с армией, но и припаяли б ему, наверняка, статью за антисоветскую пропаганду. Но, Бог не выдал – свинья не съела.
А мы, потом, все были ему благодарны за этот показательный урок.
Вот такая картина маслом получилась у меня об армейской службе, разноцветная, как сама жизнь!
Нарисовал по памяти.