Глава 21
Я села в поезд, пара тысяч километров, и я дома. Спокойно можно подумать о своей и детей жизни. Можно помечтать о свободе. Я легла на свое место и отрешенно смотрела в потолок. Настоящие документы теперь у меня и как поступить с нынешними, нужно было решать в первом порядке. Я не хотела подводить Григория. Ну конечно же, мне поможет Николай. Ну и что, я и в этот раз совру, что люблю его, надо же думать о будущем. Хотя Николаю по большому счету все равно, кто с ним будет рядом. Не свет же клином на мне сошелся. Николай найдет себе другую. Скоро приедут мои старики и вместе мы начнём новую жизнь.
Так в думках моих пролетело время. Наступила ночь, но мне не спалось. Неясная тревога опять обуяла меня и только ранним утром ко мне пришел сон. Так я проспала день. Мрачные сны обступали меня, тормошили сознание, я металась по своему лежбищу, пытаясь проснуться, но сон не уходил. После полудня я разлепила глаза и то оттого, что меня тормошила попутчица
-Что с вами, вы больны? – я, не совсем понимая, где нахожусь оторопела смотрела на нее.
-Что случилось? Кто вы? – все еще находилась в мутном кошмаре, где не было ясности и оттого еще более страшном, если бы было понятно, как спастись. Я огляделась и вспомнила о том, что я в поезде.
-Извините меня, приснилось дурное, не могу очухаться – виноватым тоном проговорила я, полностью проснувшись, но настроение было испорченным и все хорошее, то, о чем мечталось накануне исчезло, оставив досадный отпечаток ото сна.
- Берегитесь, плохие сны либо напоминают о прошлом, либо предвестники будущего! Но ничего вы женщина молодая, справитесь.
-Спасибо за предупреждение, у меня столько было несчастий в прошлом, и я не думаю, что эти сны о будущем – но сказанное попутчицей еще более испортило мне настроение.
Попутчица была женщиной немолодой и бывшая красота поблекла под влиянием времени. Русые с проседью волосы уложены в незамысловатый пучок. Грустные усталые глаза смотрели с прищуром близорукого человека. Уголки глаз опущены и скорее всего не знали улыбки уже долгое время. Она не суетилась, полноватые руки споро накрывали на стол нехитрую снедь. В купе пахло вкусным, но на столике появились только отварная картошечка и яйца. Черный хлеб и порезанное тонкими пластиками желтоватое сало. Она пригласила почаёвничать с ней, и я согласилась. Купленное печенье и карамельки украсили нашу трапезу. За едой мы разговорились и моя соседка, которую звали Натальей Ивановной поведала мне о цели своей поездки. Она ехала к сыну, сидевшему в Свердловской тюрьме. Она ездила к нему уже восемь лет, и придется ездить еще несколько, но сколько сидеть ему осталось неизвестно, потому что срок за всякую провинность продляется, а вообще она надеется на амнистию. Мы не стали обсуждать, за что посадили сына, понимая, то, что причин можно найти более чем предостаточно. Как-то незаметно я рассказала, о себе, опуская некоторые подробности, сама, не понимая зачем я это делаю.
Выслушав мою историю Наталья Ивановна только качала головой, но ни о чем не спрашивала, только внимательные глаза наполнялись слезами, будто все это происходило с ней. День клонился к вечеру и уставшие от беседы мы стали укладываться на ночь. Но сон ко мне опять не шел. Я почему-то нервничала, сама, не понимая причину своей тревоги. Я находила минусы своих решений и так не смогла определиться в последовательности своих действий. Прошел еще один непутевый день и время уже отсчитывало последние часы до прибытия. Мы собрали свои сумки, обменялись адресами и уже спускались с подножки, как тут же меня схватили руки двух мужчин в гражданской одежде. Я начала вырываться, говоря, чтобы меня отпустили, но один из мужчин вскользь показал красную корочку. На наружной красной стороне было написано КГБ.
-Я ничего не сделала, отпустите меня, я сама пойду, я здешняя– я что-то говорила и говорила, но меня не слушали, упорно ведя под руки к машине. Так же молча впихнули внутрь и машина тронулась. «Что я сделала не так, за что?» - вопросы сыпались из меня, но ответа не было, тогда и я замолчала.
Машина ехала по знакомым улицам, ставшего родным города, так добродушно приютившего мою семью два года назад, и вдруг волею немыслимой ситуации, превративший мою жизнь в одну сплошную ошибку. В голове неровным строем путались мысли, ни на один из них ответа не было. Я в панике сжалась, схватила голову руками, на которые, уже в машине, надели наручники. В здание меня ввели так же под руки, как-то быстро провели по темным коридорам и впихнули в камеру. Помещение было маленьким, серым, грязным. Я осмотрелась. На стенах и местами на полу бурели пятна. В углу стояло наполненное испражнениями ведро, от которого нещадно воняло. Меня вырвало тут-же. Вытереть себя я смогла только, оторвав рукав от шелковой блузки, но ткань плохо впитывала. Я кое-как вытерла рвоту и незаметно для себя успокоилась. Все равно меня вызовут для разъяснения ситуации. Я прилегла на голый деревянный щит нар, вытянулась во весь рост и прикрыла глаза, как будто кто-то приказал мне уснуть, и уснула. Пробуждение было ясным и спокойным. В районе двери послышался шум, в камеру вошел молодой человек и принес мне воду в алюминиевой посудине, неизвестного назначения и большой кусок серого хлеба. Я не чувствовал себя виноватой и спокойно взяла хлеб. Водой кое как обмылась, намочив другой оторванный рукав. Остатком воды я запила хлеб. «Что же кормят, значит буду жить» - подумала я и стала ожидать вызова к следователю, но в душе ожидала приезда из санатория Николая, понимая, что он во всем разберется. Но никто не приходил и время ожидания затянулось. О времени суток приходилось узнавать только по караульному, он посещал меня утром и вечером, ведро все-таки вынес страшного вида мужик, одетый в немыслимо грязную фуфайку. А я ждала, хотя ожидание затягивалось.
Это сейчас я понимаю, что это ожидание давалось мне для понятия смысла своей жизни, кто я, для чего я живу. Можно сразу ответить, что мои дети самое главное для меня, но кто я сама для себя? Жить только лишь для детей? Еще два года назад Тасины девочки держались за меня, но время прошло и уже у них есть свои тайны, свое общество, своя, отличная от моей жизнь. Так и мои дети. Пройдет время, и они вырастут, и я стану для них если не обузой, то вторичным элементом. Как жить мне? Как жить сейчас? То, что меня держат в камере, меня не страшило, я понимала, что все это чья-то грязная игра, и Николай повинен в ней, только зачем? Сломать меня как женщину, так я и так подчинялась ему, как марионетка. Сломить меня как человека? Что же можно сыграть на этом! В общем я ждала появления на этой сцене главного злодея или жертву. Прошло чуть более двух суток. По всем моим подсчетам Николай должен меня вызвать к себе. Так и случилось.