— Aiya! Aiya, вперед, быстрее!
Гомон и крики сопровождали валу Оромэ и его свиту, мчавшихся по лесу. Кроме майар здесь были и эльдар, нисколько, казалось, не смущавшиеся общества одной из Стихий. По крайней мере, они смеялись, шутили и кричали не менее беззаботно. Впереди, едва опережая Нахара, мчались неутомимые гончие. Они взяли след оленя — обычного, не из тех, что так ревностно оберегает валиэ Несса, — и долгая уже охота почти близилась к завершению.
Тьелкормо, третий сын принца нолдор Феанаро, был самым юным среди охотников: совсем недавно он отпраздновал свое совершеннолетие. Но уже сейчас все вокруг признавали его несомненный талант: один из лучших стрелков в Тирионе, он был зорок, внимателен и лучше других понимал язык животных и птиц. Все это и привело совсем еще мальчишку в ученики не к майа даже — к вала.
— Хей, Тьелко! Не притомился еще скакать?
— Еще чего! Да я дольше тебя продержусь! — задорно отозвался юноша, чувствовавший себя в седле ничуть не хуже, чем на земле. В этот миг олень как раз показался впереди, и самые внимательные из охотников уже вскинули луки. Запели тетевы, засвистели стрелы. Животное упало замертво почти сразу, и все спешились посмотреть, чья стрела оказалась для него смертельной. Обломки той, что выпустил сам Оромэ, валялись рядом. Это вызвало волну шепота и восхищения: кто же сумел выстрелить так же метко, как вала, и расщепить его стрелу?..
...с изумлением все смотрели на алое оперение. Тьелкормо сам окрасил его в цвет своего Дома, и никому не верилось: неужто он? Но сомнений быть не могло: стрела вонзилась в глаз оленя, и более точного попадания не было ни у кого.
— Aiya, Туркафинвэ Тьелкормо Феанарион, — серьезно, но с улыбкой в глазах произнес Оромэ, протягивая юноше его стрелу. — Ты вправе гордиться этим выстрелом, чудесным не только для твоего возраста. Я вижу, что эпессе твое будет Охотник.
— Aiya, Владыка Оромэ, – ответил, сияя, Тьелкормо.
***
— Ну же! Веселее! Aiya, сегодня славный день!
Со дня, когда он отправился в изгнание за отцом, Тьелкормо больше не ездил вместе с Оромэ. Отныне он сам был себе хозяином и сам — предводителем своих охотников. Однако, сегодняшнее развлечение, на которое он выманил троих своих братьев, казалось, доставляло удовольствие лишь ему да верному псу Хуану. Натянутые улыбки близнецов не вызывали доверия, Куруфинвэ так и не отвлекся от занявших все его мысли чертежей недостроенной пока крепости Форменос. Добровольные изгнанники, верные Феанаро, и вовсе казались угнетенными сложившейся обстановкой.
— Да что же это! — возмутился в конце концов Охотник. — Я никого не тащил насильно! Кто хочет лишние несколько часов потаскать камни и бревна, пусть разворачивается и скачет назад. Можно подумать, мне в радость ваши унылые физиономии.
— Хорошая, кстати, идея, — буркнул Курво и примирительно развел руками, остановив коня. За ним остановились и остальные. — Если мы будем постоянно отвлекаться на охоту, то никогда не успеем к зиме, — он добавил что-то извиняющееся по осанвэ и повернулся к крепости. За ним, кто сразу, а кто вначале попытавшись оправдаться перед лордом, последовали и верные. Последними уехали Амбарто и Амбарусса, бросив одинаковые виноватые взгляды на брата.
С мгновение Тьелкормо смотрел им вслед, а потом вдруг переглянулся с Хуаном и рассмеялся:
— Ты совершенно прав, друг мой. В этих лесах и вдвоем охотиться не скучно. Aiya! — и помчался вперед, догонять взявшего след пса.
***
— Но мой лорд! Их больше. Много больше. Не лучше ли вернуться за подмогой?
Тьелкормо, которого называли теперь Келегормом Светлым, ответил говорившему долгим взглядом. Орочий отряд, который они увидели издали, проезжая по Ард-галену, и правда был более многочисленным, чем его спутники.
— Больше! Что с того? Скота на бойне тоже больше, чем мясников. Каждый из вас стоит десятка этих тварей, а некоторые — сотни! — он вовсе не кривил душой. Его дружина была собрана из лучших мечников, лучников и всадников. Отборные разведчики, многие из которых были рядом с ним еще в свите Оромэ. — Это охота! Если оленям да вепрям в лапы впихнули железо, что с того? Неужто кто-то боится? Aiya!
Он помчался вперед, и за ним помчались его воины. Что-то священное было в этом его "Aiya": и забытое блаженство Валинора, и вызов Тьме... Может, всему виной был его голос, громкий и властный, словно у Стихии, а может, то, что само слово принадлежало родному, забытому языку квенья, но охотники скакали за Тьелкормо, и всем оркам на мили окрест внушал ужас ясный клич: "Aiya!"
***
— Мы не можем поступить иначе.
Молчание.
— Ты знаешь, что у нас нет выбора. И не будет.
Тишина.
— Уж не забыл ли ты? "Ни закон...
— Ни любовь". Я еще помню, Атаринкэ.
Рука на плече. Во взгляде Келегорма Светлого плещется тьма отчаяния, когда он смотрит брату в глаза. Он любит. Он эльда, и он никогда не полюбит вновь.
— Брат, ты видишь иной выход? Только кануть в Бездну.
— Не вижу. Поспешим.
Они седлают коней молча, и молча же покидают Нарготронд. Вдруг тишину разрезает, словно клинком, смех. Смех отчаявшегося, смех безумца. Куруфинвэ, ныне Куруфин Искусный, никогда не слышал, чтобы брат так смеялся. Это пугает его. А Келегорм говорит:
— Это тоже охота, Курво. Тоже... охота. Aiya.
И нет подле них верного пса Хуана, и нет радости, нет блаженства Амана в этом слове.
А Куруфин решает, что стрелять будет он.
____________
Aiya (кв.) — многозначное слово; может быть переведено как приветствие, слово "слава" (напр. "Aiya Feanaro!"), восторженное восклицание или выражение уважения.