Признаться, когда мы с братьями делили карту Белерианда, ни я, ни Тьелкормо не остались довольны своими землями. Химринг и Врата Маглора пришлись нам обоим куда более по душе; к тому же, поблизости не было охотничьих угодий. Но Морьо ехидно предложил нам поменяться с близнецами, и претензии пришлось проглотить. Все что угодно лучше, чем отсиживаться на юге.
Все изменилось, стоило нам только увидеть ущелье Аглон вживую. Не точкой на карте, крохотной по сравнению с Дортонионом и даже Рубежом Маэдроса, а горами, расступающимися в стороны, каменными склонами и бесконечными просторами Лотланна. Это место до боли, до дрожи напоминало юг Арамана, и мы полюбили его всей душой. Оба.
На месте будущей крепости разбили лагерь, и мы с братом с головой ушли в планы строительства. Мы часами азартно спорили над картами и чертежами, доказывали, шли на компромиссы и снова не сходились мнениями, в серьезных вещах, в каких-то ничтожных мелочах… Лагерь сотрясался то от повышенных тонов и ударов кулака по столу, то от дружного громового смеха; костры можно было разжигать, не принося дров, исписанной и исчерченной бумагой. В этих спорах мы провели больше месяца, удосужившись разве что возвести временное укрепление с севера, и провели бы еще столько же, не пришли Майтимо с очередным гонцом сдержанно-обеспокоенное письмо. Он тревожился, не мешает ли нам что-то начинать строительство: может, донимают набеги орков? Одумавшись, мы с Турко взялись за дело серьезнее и решили всё за сутки. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мы могли сделать это и раньше. Нам просто нравилось проводить время за этими схемами, когда в утомительных дискуссиях рождался наш будущий дом.
Крепость росла удивительно быстро - должно быть, потому, что мы все решили заранее. Отдельного обсуждения удостоились тайные ходы. Турко настаивал, что там, где есть лишь один путь наружу, есть лишь один путь внутрь - и врагам в том числе. Мне удалось убедить его, что, окажись мы без подмоги перед более сильным врагом, он запрет нас в ловушку. Как прав я был - и как бы хотел ошибаться! Однако, вовсе не всё мы с ним решали вместе. Я предоставил ему одному заниматься псарнями и конюшнями, зная, что он сделает это лучше меня, а сам в одиночку обустраивал кузницу. Это заняло всего несколько дней, настолько мучительных, что я до сих пор вспоминаю о них с глухой тоской. Принимая решения, я невольно вспоминал то, как строились кузни Форменоса. Все сколько-нибудь важные вопросы, конечно, решал отец, но я был рядом и помогал ему. Прикидывая на плане кузницу Аглона, я слышал его громкий голос, раздающий отрывистые приказания или раздраженно поясняющий мне, почему так поступить лучше, чем иначе. В конце концов я уже вел разговор с ним в голове, спрашивая и отвечая себе так, как, мне казалось, ответил бы отец. Я едва не начал говорить вслух и начал бы, но не успел. Строительство было закончено. За все прожитые в Аглоне годы тяжелее мне было только в Браголлах.
Не прошло года, и мы жили уже так, словно крепость стояла здесь веками. Север был тих, разведчики осмелели и спокойно разъезжали по Ард-галену. Жизнь в ущелье была веселой и относительно мирной: вылазки за орками-разведчиками, добиравшимися до нас, больше походили на опасную охоту, чем на битву. Прочие владыки нолдор путешествовали по Белерианду, бывали и у нас, но мы с Тьелкормо даже во владениях каждого из братьев появились не более чем дважды. В Аглоне мы были действительно счастливы, если не так, как в Тирионе, то точно, как в Форменосе, на который походил наш новый дом. Правда, иногда, когда в окружении гор все же становилось слишком тесно, мы отправлялись развеяться в далекий лес Нан Эльмот, смело оставляя крепость на верных. И я, и Турко свято верили - нет, просто знали, - что никто из них никогда не предаст и не оставит нас. Как выяснилось много позже, это было правдой, но и об этом пришлось жалеть.
Охота в Нан Эльмот временами была опасней стычек с орками, что, конечно, ни разу не остановило нас. Тропинки там, казалось, исчезали и появлялись, а деревья сами по себе стояли на страже покоя. Доходили ли до сюда чары майэ Мелиан или виной была чья-то еще воля, мы не знали, но, смеясь над опасностью, снова и снова отправлялись туда - и возвращались, уставшие, порой потерявшие коня или гончую… Безмерно довольные тем, что в шутку называли «небольшим приключением». Этого нам хватало на то, чтобы еще несколько лет прожить мирно среди величественных гор ущелья Аглон.
В те годы, казалось, почти забыто было слово «я». Везде и всюду было только «мы»: в кузнице - я и Тьелперинквар, в делах политики, войны и хозяйства - я и Тьелкормо, в разговоре о Клятве - я и мои братья, а в беседе с кем-то посторонним - я и все мои верные. Народ Аглона.
***
Ту битву синдар, а за ними и все остальные, прозвали Битвой Внезапного Пламени, но для меня она навсегда останется просто Нежданной. Ни до, ни после Враг не сообщал заранее о своем появлении, но мы всегда знали хотя бы за сутки, хотя бы за час! Тогда же это было делом минут. Разведчики не успели предупредить, никто не вернулся с залитого огнем Ард-галена, и только туча черного ядовитого дыма, накрывшая Дортонион, сказала нам: Моринготто проснулся. Этого хватило, чтобы выехать в Лотланн, не принимать удар, сидя в крепости - но и только.
Никогда еще на моей памяти нолдор не сражались так отчаянно. Здесь были войска моих братьев, и часть войска Ангарато и Айканаро, успевшая спастись из пламени, но нас все равно было в десятки раз меньше. Мы бились, не глядя на это, не жалея себя, потому что теперь уже не просто мстили или жаждали вернуть украденное. За нашими спинами были земли, ставшие нам домом. Думается мне, мы бы даже одолели этот чудовищный численный перевес, одолели бы даже балрогов, погибель Феанаро, если бы не дракон. Перед его мощью мы были бессильны, и, видя, что Лотланн не удержать, каждый из моих братьев трубил отступление. Пусть тот, кто сумеет, защитит свои владения.
Я не знаю, как Нельо удалось удержать Химринг. Не верю, что наши с Турко воины сражались сколько-нибудь хуже или менее храбро, но в какой-то момент стало ясно: Аглон потерян. Нас осталась четверть от былого войска, орков не становилось меньше, и мы с братом решили: отступаем. Тогда-то нам и пригодились тайные ходы и тропы, которые я так ревностно отстаивал в дни строительства крепости. Женщины и дети давно ушли, и я велел воинам идти, куда они сочтут нужным: к Майтимо, Макалаурэ или кому-то еще. Помощь была нужна везде, но я знал, что не останусь на Рубеже Маэдроса, и что Турко не останется тоже. Жить здесь, потеряв Аглон, мы бы попросту не сумели.
Воины отступали, Турко со своей и моей дружиной прикрывали их, в треснувшие ворота потоком врывались твари Ангбанда, а я носился по крепости, словно безумный, ломая, снося и поджигая все, что мог. Оставлять такой хорошо укрепленный пункт Морготу было нельзя, и я уничтожал, убивал своими руками детище моих мыслей и рук. Пылали деревянные катапульты, горели мои архивы и бесценные чертежи отца, плавились, обращаясь грудой металлолома, остатки оружия, рассыпались пеплом припасы. Я жег свой кабинет, когда до меня донеслось осанвэ Тьелкормо: он звал меня во двор. Оказалось, что остались только мои и его дружинники.
- Нам отступать будет труднее, будет погоня, в тылу не останется никого, чтобы сражаться за нас. Скорее всего, живыми из гор выйдут немногие, - будь прокляты эти мои слова! Не так, не так я хотел, чтобы они были поняты. Наши верные оказались слишком верны. Разубеждать их было некогда, и мы с братом, оба шепча проклятия, вдвоем покинули горящую крепость Аглон. Тех, кто остался прикрывать нам спину, мы оба знали поименно.
Никто из них не нагнал нас на пути в Нарготронд.