Под каменным сводом было убийственно тихо; пахло кровью и смертью. Пахло так сильно, что, влетая в тронный зал, Маэдрос и Маглор уже почти чувствовали, что там найдут.
Их братья были еще в сознании, хотя каждый из троицы понимал, что умирает. Келегорм, Куруфин и Карантир упали рядом: видно, сражались спина к спине. Старший из них еще стоял на коленях, не выпуская из одной руки меч, а другой зажимая глубокую рану в груди. Похожий теперь не на охотника, но на загнанную дичь, он улыбался страшным оскалом загнанного в угол, но еще не добитого дикого зверя.
Куруфин лежал, почти касаясь затылком его ног, пронзенный добрым десятком стрел. Раны от половины из них были смертельны. Безумная гримаса гнева и огненной ненависти исказила его лицо: точная копия предсмертного лика Феанаро. Клинок отлетел в другой конец зала, а кинжал наполовину вышел из ножен: хотел достать, да сил не хватило.
Лицо Карантира, наверное, первый раз в жизни, было бледно. Из раны на его горле струей хлестала кровь, заливая волосы и доспехи. Он задыхался, отчаянно хватал ртом воздух, еще цепляясь за стремительно уходящую жизнь.
Маглор коротко вскрикнул в ужасе, Маэдрос сжал губы в тонкую белую полоску. Резким звенящим голосом спросил:
— Кому из них ты еще можешь помочь? — услышав это, Келегорм усмехнулся коротко:
— Никому, Майтимо, — и эхом отозвался Маглор:
— Никому. Я могу отдать все свои силы, но ни одна песня уже не поможет им. Они... — он не договорил, закрыв лицо руками.
— ...уже мертвы. Называй вещи своими именами, Макалаурэ, ты же менестрель, должен уметь, — хрипло и язвительно заметил Куруфин. Хотел добавить что-то еще, но его прервало сдавленное сипение. Не сразу братья поняли, что это Карантир пытается что-то сказать.
— Молчи! Тебе, должно быть, безумно больно говорить, — Маглор, вздрогнув, прижал палец к его окровавленным губам.
— Где... Гвенин?..
— Мы здесь, — раздалось у входа, и Амрод с Амрасом широким шагом вошли в зал.
— Toroni! — вырвалось у них хором, как всегда, когда сильные эмоции обуревали обоих.
— Живые... — призрак улыбки мелькнул на лице Карантира и сменился другой, той, за которую его и прозвали Мрачным. — Пока что... — Маглор снова попытался заставить его замолчать, но он только вцепился в его руки. — Я к Намо... чей привет от-цу пе-ре-да?.. — кровь хлынула уже изо рта, он крепче стиснул пальцы брата, вздрогнул всем телом и затих. Маглор, не удержавшись, прижал лоб к его лбу, и показалось даже, что он плачет. Келегорм глухо выругался.
— Первый пошел... ну что, Курво, кто следующий?
— Поглядим... — две одинаковые кривые усмешки.
— Они еще шутят! — рявкнул Маэдрос. Он ни за что бы не признался в этом даже сейчас, но внутри что-то предательски сжималось. Насмешки братьев над собственной смертью причиняли боль большую, чем все пытки Ангбанда.
— А чего бы и не пошутить, а, Майтимо? Это все равно должно было случиться. Раньше... позже... Проклятый Мандос... — всегда такой сильный и выразительный голос Куруфина слабел. С другого конца залы Амрас, не сумевший держать себя в руках и потому отошедший, крикнул с мрачным торжеством:
— Ну надо же! Кто это его?
— Кого? Диора? Честь принадлежит мне, — снова оскалился Келегорм.
— Мы думали Сильмарил... а у него нет... — почти бессвязно пробормотал Куруфин и вдруг встрепенулся. Глаза снова блеснули пламенем, и он даже приподнялся. — Сильмарил! Он у вас?
— Сильмарил исчез! — выплюнул Амрод. — Камня нет в Менегроте.
— Проклятие! Проклятие на их головы... проклятие на наши головы... впрочем, оно уже там... будь оно все проклято, проклято... Прости, отец...
— Курво! — хором воскликнули Амрод, Маэдрос и Келегорм. Последний попытался найти его руку, но только, не удержавшись на коленях, рухнул сам. Ударился бы об пол, не подхвати его кто-то из братьев: он уже не видел, кто. Маглор, склонившийся над телом Куруфина, зачем-то констатировал:
— Все.
— Я тоже почти, — прошелестел в ответ Келегорм. Теперь уже все братья, даже снова приблизившийся Амрас, обступили его. — Да не смотрите вы так... Я знал.
— Знал?! — ахнул Маглор. — Турко, ты бредишь...
— Отнюдь. Дар предвидения, он такой... Я знал давно, что погибну по вине Лутиэн. Думал, Берен убьет, — это имя он почти выплюнул: так Маэдрос произносил «Моринготто». — Он, сын его... их сын... — горечь в его голосе мелькнула лишь на мгновение. — Невелика разница. Когда мы пробивались в эти пещеры, я уже знал, что не увижу солнца.
— И ты пошел! Мог остаться, мог не сражаться, мог выжить! — вырвалось у Амрода.
— За кого ты меня принимаешь?! Я прикончил своего убийцу, одновременно с этим отомстив давнему врагу. Этого достаточно. Я не боюсь Мандоса, — Келегорм задыхался, прерывался, чтобы сделать, сквозь боль, очередной вдох. — Балрог...
Маэдрос хотел было переспросить, что именно о балроге тот хотел сказать, но понял по искаженному болью выражению лица, что это просто ругательство. Маглор тихо запел, пытаясь не спасти, но хотя бы забрать часть боли. Келегорм качнул головой:
— Не трать силы. Toroni... я верю, вы найдете его. Найдете и добудете, еще ничего не потеряно. Клятва выполнима. Жаль, больше не смогу помочь...
— Молчи, — рявкнул Маэдрос, ужасаясь от мысли о том, какая боль сотрясает тело его брата. Но замечание оказалось лишним. Больше Келегорм ничего не сказал.
В тронном зале Менегрота повисла тишина. Маглор все-таки плакал, и в кои-то веки никто его не осуждал. Внезапно двери распахнулись, отряд нолдор искал своих лордов. Войдя, все они склонили головы; один, товарищ Келегорма по охоте, подошел ближе и опустился у тела на одно колено. Выдержав паузу и преодолев скорбь, командир отряда произнес:
— Мои лорды, там дети. Близнецы, сыновья Диора. Что с ними?..
— Мне нет дела! — перебил его Маэдрос, вскидывая голову, — до судьбы его отродья. Убейте их.
Никто из подавленных горем братьев не захотел ему возразить.