Куруфин всегда был невероятно, безупречно изящен в стражении.
Келегорм знал его манеру ведения боя так же хорошо, как его лицо. Сколько лет они стояли друг напротив друга на плаце? Сколько раз он читал в стали движения брата, наблюдая за диким, смертоносным блеском битвы в его чертах? Они так хорошо выучили друг друга, что их спарринги стали чем-то вроде легенды и шоу — жестокое веселье Келегорма против беспощадного танца Куруфина.
Келегорм выигрывал примерно пять (а если говорить совсем уж честно, то и четыре) раз из десяти.
Но в битве, рядом с Куруфином, он был непобедим, зажженный наслаждением битвы, уверенный, что брат всегда будет по правую руку от него.
"Нас нельзя одолеть, — думал он, живой и счастливый. — Вместе мы непобедимы. Неразрушимы".
Келегорм понял, что он должен был раньше осознать всю глупость своего высокомерия.
***
Куруфин всегда был изящен в сражении.
Поэтому, когда он упал, неловко, как марионетка, которой подрезали веревки, неестественность этого движения вырвала Келегорма из упоительного потока битвы.
Он жестоко разрубил мечом череп эльфа перед собой и круто развернулся с воплем: "Нет! Курво!"
Келегорм мог слышать, как грохотал голос Маэдроса где-то вдалеке, и видеть сверкание парных клинков Маглора. С тех пор, как он последний раз видел Карантира, прошло какое-то время, но сейчас...
...Сейчас только одно имело значение: никто, кроме него, не мог прийти на помощь Куруфину. Но — и от этой мысли сердце билось чаще, а дыхание с трудом вырывалось из груди — чем можно было помочь ему теперь?
Суровое красивое лицо Куруфина застыло в выражении немого удивления; свет уже померк в серых глазах. Жизнь вытекала из него так же быстро, как алая кровь из огромной раны, зиявшей в горле. Келегорм испустил дикий крик. У него в горле встал ком.
Это ли чувствовал Маэдрос, когда Тургон прислал ему окровавленный стяг? Эту муку, не дающую спать по ночам, превращающую сон в кошмары, полные огня и стали? Неудивительно, что его старший брат ходил, словно мертвый, с каменными глазами.
Диор был перед Келегормом, его горло было обнажено... Диор был перед Келегормом, и между Келегормом и его братом.
Это ли чувствовал Амрод в Лосгаре? Эту скорбь, много большую, чем скорбь остальных братьев, когда его вторую половину отрезали от него? Неудивительно, что он сделался молчаливым и нелюдимым.
Но, думал Келегорм, разница всё же была: он мог встать на сторону своего брата. Только один стоял между ними.
Это было делом одного мгновения. Король Дориата упал с мечом в горле, вошедшем столь глубоко, что почти отсек ему голову. Руки Келегорма залило кровью, как благословение, как крещение*. Он не удостоил и взглядом эльфа, умиравшего у его ног, а ринулся вперед, стремясь лишь к одному.
Курво.
Его брат затих теперь, павшее изваяние в красном и золотом. Что такое кровь, и что такое их знамя? Падшие звезды на кровавой равнине.
Келегорм был так занят тем, чтобы сократить расстояние между ними, что не заметил меч, всё еще зажатый в руке мертвого короля, пока он не вонзился ему в грудь.
Он молча посмотрел вниз и упал на колени.
Ох.
Он протянул руку; пальцы скользили по крови и грязи в поисках руки его брата. Келегорм наклонялся, пока меч не выпал из безжизненных пальцев Диора, и затем упал, перегибаясь через эфес, все еще пытаясь дотянуться до ладони Курво.
Он никогда не нашел ее.
Келегорм умер с открытыми глазами, остановившимися на лице его брата.
__________________
*я считаю, что это сравнение не слишком хорошо соответствует атмосфере Толкина, но автор использует именно его, и я не считаю себя в праве что-то менять.
Оригинал: http://archiveofourown.org/works/2021169