Солдаты возвращались – к домам, у кого не взорваны, не сожжены; к семьям, у кого семьи не расстреляны, не умерли от голода и холода. Отвоевав четыре года, вернулся в приволжский город и Борис Яшковский с боевыми ранениями и медалью за взятие Берлина. Жена его погибла в войну – в их комнате жили чужие люди. Спасибо сестре, выделила ему угол с кроватью в своем полуподвале, где сама ютилась с тремя ребятишками. Вот так, сорок пять лет мужику, а ни кола, ни двора.
Друзья познакомили с немолодой хозяйственной женщиной, эвакуированной из Белоруссии. Софья и Борис понравились друг другу и расписались. В военкомате дали фронтовику отдельную «квартиру» в мезонине деревянного купеческого дома: комнатка одиннадцать квадратов, да прихожая с кухней на два квадрата – вот и все хоромы. Мезонин – это вам не во Франции солнечный, просторный, с высокими потолками полу-чердак, где живут художники, мезонин в России – это полутемный полу-чердак высотой метр восемьдесят, холодный-прехолодный, зимой плюс девять градусов при ежедневной топке. Дают его обычно невысоким людям – ну, вот, как Борис, метр шестьдесят, окопных, пехотных, а супруга его совсем метр с кепкой, метр пятьдесят. В 1946 году многие люди в землянках жили, так что живи солдат – радуйся. Как же не радоваться – жив остался. Сынок родился через год, Вадиком назвали. Только недолго длилась семейная идиллия – старые раны болят, да нервы истрепаны, все война снится: как люди гибнут. Борис скоропостижно скончался от наследственной болезни сердца и оставил четырехлетнего сыночка сиротой. Жена с горя заболела, её оставили под присмотром младшей сестры, а малыша забрала старшая, Фаина, на Украину, в городок Умань.
В Умани
Отца Вадику заменил дед, высокий костистый старик, из тех, про кого говорят: неладно скроен, да крепко сшит. Дед в свои шестьдесят лет запросто поднимал на спину мешок с картошкой. Мальчик во всем подражал дедушке. Дедушка ест сырой лук с хлебом-солью, и Вадик тоже. Дед в лес за грибами, и Вадик за ним. Вадик был непростым ребенком – мог убежать далеко от дома, а тетушка ходила искать малыша по всей Умани.
В Умани мальчику хорошо жилось – длинное, теплое лето и короткая зима. Добрые друзья – мальчишки-затейники, никто сироту не обижал, да многие парнишки и сами-то остались без отцов.
После жаркого дня все купаются в реке. Когда двоюродная сестра пятиклассница Нелька плавает, то Вадик за её плечико держится, а мордашка так и светится счастьем.
Через несколько лет в отпуск приезжает мать, сажает сына с собой в лодку и, не торопясь, легко и плавно гребет веслами против течения. Мальчик гордится своей мамой – какая она сильная и красивая! А ещё он любит гулять с ней в Софиевке. Парк Софиевка построил для своей любимой жены Софии польский богач. Чудесные водопады, озера, фонтаны, столетние деревья, кусты роз – всё создает невиданную красоту. Плавают белые лебеди, утки – их можно кормить. Вадик с мамой даже видели ёжика.
На другой день Вадик рисует Софиевку на стене сарая мелом: и озеро, и водопад, и лебедя. Дед заметил и купил внучку цветные карандаши и альбом. Вот уж теперь Вадик порисует всласть! Дед где-то раздобыл копию картины Левитана «Золотая осень». Вот так, внучек, надо рисовать. Учись! Но Вадику хочется рисовать животных. Вот, например, ленивый рыжий соседский котяра Васька. Лежит – не сдвинешь. Сейчас тебя срисуют, Вася, только хвостом не двигай. Ну, куда же ты, зачем тебе птичка? Тебя недавно кормили!
Плотик
Плотик старшие ребятишки сделали, как сумели: тонкие жерди перевязали длинными стеблями речной травы, кое-где связали верёвками и старыми тряпками, сверху прикрыли свежей травой и стали играть в «Приключения Тома Сойера». Шестилетнего Вадика в игру не приняли – мал ещё. А ему очень хотелось. Наигравшись, ребята привязали плотик к мосткам и ушли обедать.
Плотик так призывно покачивался на волнах и так близко подплыл к берегу, что Вадик, уже стоя в воде по пояс, смог подтянуть плотик поближе и забраться на него. Так здорово представлять себя капитаном, командовать воображаемыми матросами и плыть в неведомые страны. Мальчик не заметил, как плот отвязался от мостков, и течение понесло его всё дальше от берега. Вадику стало страшно, но кричать он боялся – он же без спросу забрался в воду. Плавать он, конечно, не умел.
Некрепко связанные жердочки расползлись под малышом, и он оказался в воде, а на берегу ни души. Колотя руками и ногами, ребенок не плыл, а барахтался в направлении берега – то погружаясь в воду, то вырываясь наверх, и вдруг поплыл, как плывёт щенок, брошенный в воду, быстро-быстро перебирая лапками. Какой-то древний инстинкт сохранения жизни подсказал ему, как сделать это.
Скорей, скорей к берегу! Снять трусики, высушить на солнышке. Больше всего Вадик боялся домашней трёпки. Его никогда не били, но за нарушение запрета лезть в воду без взрослых могли серьёзно наказать. На большом плоском камне, нагретом жарким солнцем, трусики быстро высохли. А вот и дедушка пришел звать мальчика на обед: он ни о чём не догадался! Мальчик бежит вприпрыжку перед дедом и, наконец, осознаёт полную радость от сегодняшнего события – он умеет плавать!
Потом Вадик научится плавать по-настоящему: и саженками, и брассом, и на спине, будет переплывать реку Уманку, а позднее – Оку и Волгу у города, где он родился. И всё-таки настоящим мужчиной он стал именно в этот день, когда слабо связанные жердочки расползлись под малышом, и ему пришлось самому, без чужой помощи, спасать свою маленькую жизнь.
часть 2-я http://proza.ru/2015/11/29/889