На каникулах

 
В воспоминаниях  Бориса Стругацкого я вчера  прочитала, что задумали они с братом  «Пикник на обочине» в Комарово в доме творчества   зимой, гуляя по заснеженным дорожкам, в феврале 1970 года.  Понятно, почему в феврале, а не в январе. В январе дом писателей отдавался на растерзание  писательским детям и внукам.  Счастливые-родители-писатели целый день играли в преферанс и в модную тогда «Монополию», а дети бегали по лестницам, оккупировали  бильярдную и библиотеку. Смотрели телевизор,  болтали, хохотали и играли до позднего часа в  «кинга».  Я  жила  в доме творчества с бабушкой. Бабушка была строгая, она говорила: «Нечего тебе в душном помещении сидеть, смотри, какие эти писательские дети бледные и прыщавые, а ты у меня -  румяная, «кровь с молоком», марш на улицу». И мы гуляли с ней по заснеженным дорожкам, среди сосен и тишины. А ещё я должна была не менее часа кататься на лыжах, чтобы сгонять лишний вес.  Мне было 14 лет, я, конечно, послушно всё выполняла, и даже хотела похудеть от лыжных этих катаний,  но больше всего  хотелось мне сидеть со всеми в душной бильярдной, смеяться и играть в «кинга».  Иногда мне удавалось присоединиться к весёлой компании, сесть за карточный стол. Тогда за моей спиной появлялся мальчик, который мне очень нравился, он подсказывал мне, как ходить. Не помню, как его звали Петя, Миша или Вася, но прекрасно помню его зелёные «кошачьи» глаза, конечно, и строчки Ахматовой про глаза «осторожной кошки», которые я вспоминала, как только на этого мальчика взгляд бросала... Поэтому назовём  его по-кошачьи  Вася.  Я знала, что у него «роман» с  дочкой писателя Рацера, Аллой, о чём меня сразу все доброжелатели  предупредили.  У меня же никаких романов ни с кем не было. Я вообще по большей части с бабушкой по протоптанным дорожкам гуляла среди снежных сугробов и тишины.    Однако 3 янаваря случается событие, которое полностью и навсегда меняет мою жизнь: у меня рождается брат. То есть, я, конечно, знала, что он должен родиться, и ждала с нетерпением  его появления на свет, но не во время моих каникул, а чуть позже.  В этот самый день, 3 января, я вдруг стала взрослой. Бабушка решила, что я могу пожить в писательском доме одна, не в глухом же лесу, а среди приличных людей.  Никто больше не заставлял меня гулять и кататься на лыжах.  Бабушка уехала в город. Я могла делать то, что хотела.  Рано утром, после завтрака, я пошла в бильярдную, села на диван и стала ждать появления всей весёлой компании, чтобы смеяться, болтать и играть в карты. И никаких лыж и снежных дорожек.    Заходит красавец  Вася, ласково смотрит на меня своими кошачьими и говорит : « Ну что, на лыжах поедем  кататься?» Не в смысле «поедем, красотка, кататься», а именно – на лыжах. «Какие лыжи?- говорю я- у тебя и лыж-то нет. Сейчас  все придут, будем в карты играть». «Ничего, лыжи я достану.  Погода чудесная, не будем же мы в душной комнате сидеть».  Я согласилась. Оказывается, этот Вася все каникулы мечтал покататься на лыжах.  Так он мне и сказал. Правда, не уточнил, со мной покататься или вообще.  А мальчик оказался серьёзным. Он жил в Москве, учился в выпускном классе и собирался поступать в престижный вуз, о чём долго и обстоятельно мне рассказывал. Как он занимается с учителями и пишет сочинение на тему «Руки матери». Такая «небанальная тема».  Мы эти руки «общечеловеческом смысле» долго обсуждали. 
  Потом мы гуляли по заснеженным дорожкам.  И только вечером мне удалось сесть за карточный стол. Вся компания была в сборе, кроме Васи.  Вася  куда-то исчез. Не было Васи.  Никто не стоял за моей спиной и не подсказывал мне, как ходить. Я была одна.  Уже за полночь все стали разбредаться по своим номерам. Мне впервые в жизни предстояло спать в комнате одной, без взрослых. И как-то тревожно стало на душе, можно даже сказать, что страшно стало. Лежу в кровати, шторы не задвинуты, за окном - звёзды, тёмное небо, снег, кусты от ветра шевелятся.  «Я кончился, а ты жива, и ветер, жалуясь и плача…»  Вспоминаю разные любимые стихи. Про Васю думаю, куда он делся. Заснуть не могу. Стук в дверь, открываю. Заходит Алла Рацер и ещё одна девочка, её подруга. Приглашают меня к себе ночевать. Так прямо и говорят: «Тебе, наверное, страшно одной, идём к нам, мы на большой кровати ляжем, а ты на диване». Удивительно, как это они поняли, что мне тревожно и страшно одной, я ведь им ничего не говорила.  В общем, я радостно схватила одеяло, подушку и пошла к ним на второй этаж. Правда, мы почти всю ночь не спали. Алла рассказывала, как ей нравится Вася с его кошачьими глазами, что у них всё серьёзно  и что это точно любовь. Я думала, что Вася этот мне тоже нравится, но ещё больше мне нравятся такие замечательные подруги, которые меня ночью не бросили. 
А утром оказалось, что у Васи что-то случилось дома и он, ни с кем не попрощавшись, уехал со своей бабушкой в Москву. Он ведь тоже  бабушкой в писательском доме жил.  Его номер был открыт, планировалась, видимо, уборка. Мы с Аллой зашли посмотреть, может, хоть что-то осталось от нашего любимого Васи. Не осталось почти ничего, только картинка от упаковки немецких колготок, прикреплённая булавкой к стене :  необыкновенно длинноногая девушка нахально улыбалась нам, посылая эротический привет от Васи.