Сегодняшний день начинается неплохо.
Свой выходной я посвящаю самому выгодному капиталовложению - образованию детей. Дочке захотелось учиться, и я везу ее на день открытых дверей в один израильский колледж. Расположен он недалеко от нас, час езды, в Галилее, на холме с волнующим названием Холм Жизни ))
Ребенка интересует географический факультет. Девочке близка романтика природы и походов, она даже закончила в свое время курсы экскурсоводов, хотя и не работала по этой специальности. Вооружившись интересом и туристскими песенками в динамиках машины, мы едем набираться знаний и впечатлений о колледже.
Встречают нас приветливо, душевно, можно сказать. То ли из-за отдаленности от центра, то ли по какой другой причине, но принимают нас, как родных. Чай кофе улыбки шутки в ассортименте, и подробные и по делу объяснения. Проблемы с недосданными дисциплинами и недостающими баллами психотеста решаются легко и ненапряжно, и Ребенок расцветает на глазах, как цветок под лейкой, и постепенно растворяется в секретариате и учебной части, окруженная ровесниками-волонтерами и такого же возраста преподавателями. Я же забредаю в географический музей, очарованный старыми оптическими приборами.
В пустом от посетителей музее солнечно и тихо. Благообразный отец-основатель на увеличенной до размеров плаката черно-белой фотографии благосклонно улыбается, приветствуя входящих. Он запечатлен на фоне строящегося учебного корпуса, с большой красивой подзорной трубой на руках, видимо, символизирующей географическую специфику заведения. Трубу он держит нежно, как ребенка, прижимая к груди. Выглядит это дидактично и сентиментально, в старонемецком стиле. Не хватает только ангелочка в углу и виньетки. Господин Алекс Вайтрахендер* - в этих немецких фамилиях сам черт ногу сломит. Или все-таки в еврейских? Просматриваю по диагонали его биографию. Нет, все-таки немец. Хотя, скорее, человек мира. Сколько же он прожил-то, чтобы все это успеть? После Гейдельберга - Болонья, Сорбонна, Кембридж. Потом экспедиции - Средняя Азия, Монголия, Япония, Китай. Бирма, Индия, Африка, Тасмания, Патагония - да, неслабо попутешествовал товарищ. Странно только, что имя его мне ни разу не попадалось - великий неизвестный географ, усмехаюсь я. Впрочем, искреннее спасибо ему за этот географический колледж, крайне актуальный для великого и неисследованного Израиля!..
Я хожу между витрин. Старинные инструменты и приборы, астролябии и секстанты, бинокли и компасы, привычно волнуют мое геодезическое сердце. Я останавливаюсь перед постаментом с подзорной трубой - родной сестрой той, что была на фото на руках основателя. Она просто красавица, несмотря на возраст!
Хочется взять ее в руки и не отпускать долго-долго... Я воровато оглядываюсь и глажу кончиками пальцев тисненую кожу и медь.
- Не стесняйтесь, гладьте! Мало кто может устоять перед магией старины и красоты.
Пожилая дама, невысокая, но с очень прямой спиной, и от этого кажущаяся высокой, благосклонно кивает мне, стоя у окна. На ней простая батистовая шляпа, такая же блузка с матросским воротником и шелковая синяя юбка. Спокойствие и естественность скрадывают архаичность платья. Кажется, что она одарена тайнами подчинять себе место, людей и вещи. Я растерянно молчу, не зная, что ответить, и как объяснить ее внезапное появление в пустом зале. Видя и правильно истолковав мое недоумение, она улыбается и зовет меня подойти. Приблизившись, я понимаю причину своей ошибки. То, что я принял за окно, было большим зеркалом. За ним находится проход в комнату, по виду - кабинет большого начальника. Большой письменный стол с креслом, камин, ковер. Гравюры на стенах, панели из черного дерева. Дама заходит первой и садится в старинное кресло с высокой спинкой. Мне указывают на стул, тоже старинный, с медными гвоздиками на черной коже. Я сажусь скромно на краешек, но стул, кажется, меня просто не замечает. Умели предки делать мебель.
- Я пригласила вас поговорить, видя ваш интерес к Этому Предмету.
(Чувствуется, что иврит не ее родной язык, но говорит она без акцента, и заглавные буквы выделяет с четкостью преподавателя.)
- Позвольте представиться,- привстаю я.
- Геннадий, отец Дарьи...
Она прерывает меня легким движением кисти.
- Я знаю, кто вы. Мы внимательно относимся к потенциальным абитуриентам. Меня вы можете называть Берта, или - Бетти. Бетти Дениэль, к вашим услугам!
Я встаю и кланяюсь.
- Очень приятно! Взаимно. Но, скажите, что такого необычного в этой трубе? Она что, принадлежала кому-то знаменитому?
- Да, эта вещь действительно принадлежит Санди (она, видимо, так фамильярно называет господина Вайтрахендера), но не в этом ее истинная ценность. Внешне это самый обычный оптический прибор. Но в руках некоторых пользователей он проявляет заложенные в нем особые, не очевидные особенности. И вот в поиске таких реципиентов... о, простите, вы, видимо, беспокоитесь о дочери. Поверьте, с ней все в полном порядке. Наши волонтеры, уладив бумажные вопросы, уже кормят ее комплиментами и обедом в студенческой столовой. Потом у них будет экскурсия по кампусу и богатая культурная программа. А нам с вами не помешает сейчас чашечка горячего кофе.
Она заговорщически подмигивает, и, нажав кнопку селектора, произносит фразу на каком-то певучем восточном языке.
Менее всего я мог бы предположить в этой чопорной даме уроженку Индии. Так, чего же дальше ожидать, - слона из-за угла? Меня неудержимо тянет рассмеяться, и я с трудом сдерживаюсь, поймав внимательный без осуждения взгляд.
Приносят кофе. Не совсем приносят - это целый столик на колесиках, уставленный вазочками и тарелочками со сластями, и венчающий композицию изящный кофейник. Мальчик с девочкой мгновенно сервируют столик перед камином, молча и с улыбками, и исчезают, поклонившись. Ласково кивнув им, Берта приглашает меня к столику. Пересев на козетку, она разливает в фарфоровые чашечки кофе, и я понимаю уже по запаху, что ничего подобного в жизни не пробовал. Мы сидим вполоборота, глядя на горящие дрова, и сухое тепло добавляет удовольствия восхитительному напитку. Хозяйка продолжает рассказ.
- Предназначение этого Прибора, выглядящего, как обычная подзорная труба, проявляется в сотрудничестве с пользователем. Можно сказать, что источником энергии для него служит некое электричество, передаваемое ему медиатором, способным на такое действие. Реципиент абсорбирует и трансформирует энергию из окружающего пространства в форму, удобоваримую Прибором. Только это очень грубое упрощение происходящих в действительности тонких энергетических процессов.
Не зря говорят, что мир - в глазах смотрящего. Каждый видит свое, и видит по своему. В обычной жизни мы такие различия не очень замечаем, к тому же и система воспитания построена на усреднении восприятий, нивелировании различий. И все равно - двадцать пройдут по одной дороге, но только один найдет утерянную драгоценность. А другой не заметит сокровище, но зато увидит красоту неба или пейзажа. Согласитесь, что видят они наособицу.
Внезапно я осознаю, что наш разговор с какого-то момента продолжается по русски. Я спрашиваю, когда мы поменяли язык, и Биче прыскает в кулачок, как школьница. Она мне кого-то мучительно напоминает, но я не могу вспомнить, кого именно. У меня начинает кружиться голова, как от вина, или, скорее, как от карусели. Напряжение от обилия новой информации, требующей немедленного осмысления и ассимиляции, напоминает езду по американским горкам в Диснейленде.
- Есть приборы, требующие от использующего их некоего личного участия. Таких приборов мало, и они чрезвычайно ценны этой своей особенностью - выявлять безошибочно подходящих им операторов. В руках обычного человека такой прибор будет честно выполнять свою очевидную функцию, и ни граном более. Но в руках подходящего ему, предназначенного ему человека, прибор выявит все вложенные в него возможности. И они будут неизмеримо больше, чем кажется на первый взгляд.
Я слушаю, и недоверие переполняет меня, как вода бочку. Я боюсь, что скажу что-нибудь резкое, насмешливое, и обижу гостеприимную, но явно не в себе, даму. Какие такие реципиеты-медиаторы? Я битый жизнью стокилограммовый дядька, и вся моя вера в чудеса осталась где-то на последних страницах Маленького принца. Если хочешь в небо - прими яду!..
А тут мне на полном серьёзе рассказывают про волшебные подзорные трубы...
Бетти мягко улыбается. По моему, она читает меня свободно, как книгу, несмотря на все мои усилия сохранять покерную физиономию.
- Вы, кажется, пока еще не склонны верить мне на слово. Ну что ж, это ваше право. Но посмотрите-ка на эту карточку. Она прояснит вам кое-что из того, что мне уже ясно видно.
Я беру протянутый снимок. На нем - тот самый господин основатель, что встречает с плаката входящих в музей. Я недоуменно поднимаю глаза на хозяйку.
- Обратите внимание на его руки (в ее глазах прыгают чертики).
Присматриваюсь - о, и в самом деле, тут же нету трубы! Руки просто сложены на груди наполеоновским жестом,
и вместо нежности к географии фигура излучает гордость и самодовольство.
- Это фотомонтаж?, спрашиваю я, но уже подозреваю ответ.
Она качает головой, улыбаясь мягко и глядя в огонь.
- Идите и проверьте сами.
Возвращаюсь обескураженный. Действительно, на плакате никакой трубы нет. Стоит себе гордый первопроходец, ариец, косая сажень в плечах, штурм унд драг. Галлюцинация, наведенная галлюцинация - крутится в голове фраза из Понедельника. Остается только наступить на умклайдет...
Кошусь по дороге на саму трубу, но она пока никуда не исчезла, блестит мирно на подставке красного дерева.
Бетти встречает меня стоя, держа в руке шляпку.
- Нам, наверное, стоит немного прогуляться. Глядите, какая погода снаружи!
Я покорно иду следом. Она останавливает меня выразительным жестом (господи, что за руки у нее - Плисецкая, ей-богу!).
- Не забудьте Инструмент, он нам понадобится.
Труба доверчиво устраивается у меня на руках, и я ловлю себя на том, что несу ее так же, как Вейтрахендер (уфф, наконец-то запомнил).
В коридоре нас со смехом обгоняет компания студентов, и я успеваю заметить счастливую физиономию своего ребенка. Ну, если и это подстроили... Ладно, пускай веселится!
Мы проходим атриум с зимним садом и садом камней, и выходим сводчатой галереей на простор северного склона. Красавец Хермон вольготно раскинулся еще в осенней бесснежной мантии.
Осеннее солнышко греет, но уже без фанатизма. Бетти довольно жмурится.
- Идеальные условия для первой пробы. Начинайте же!
Я нерешительно прикладываю окуляр к глазу, навожу резкость, выкручивая тубус. Неплохое увеличение, тридцатикратное, наверное, картинка ощутимо подрагивает от пульса в руках. Опускаю трубу и поворачиваюсь к госпоже хозяйке. (Кстати, а кто она тут по должности? Наверное, директор музея, а , может быть, и родственница основателя.)
Она смотрит на меня испытующе, как будто ожидая неведомого мне результата. Я пожимаю плечами - а чего тут скажешь? Наверное, я все-таки не тот, кто ей нужен. Во всяком случае, ничего необычного вооруженным глазом я не увидел.
- Подумайте, Геннадий, а что вы хотели бы увидеть сейчас? Можете не отвечать мне вслух. Просто представьте себе это, а затем посмотрите еще раз в трубу.
Воспоминание пришло само. Уже два дня моя лента в ЖЖ и ФБ пестрит картинками осени в Новой Англии, разноцветными осенними кленами. Эти снимки стоят у меня перед глазами, и музыкой отдаются в ушах названия штатов - Мэн, Нью-Хэмпшир, Вермонт, Массачусетс, Род-Айленд, Коннектикут... Если бы у меня была такая возможность, рванул бы туда хоть на недельку, но - увы! Семья-работа-дети, задница, одним словом. Неподъемная.
Я поднимаю трубу и гляжу на знакомый Хермон, не претерпевающий ровно никаких изменений.
Но мелькает вдруг на краю поля зрения смазанное яркое пятно. Я ловлю его в перекрестье сетки нитей и навожу резкость.
Сердце оглушительно бъет под горло, подзорная труба дрожит в руках, и картинка прыгает, как мячик. Но перепутать невозможно, и я успокаиваю себя понемногу, продолжая любоваться буйством красок. Наверное, какой-то патриот кленового сиропа насадил тут плантацию сахарных кленов. Я осторожно выдвигаю трубу до максимума, не выпуская из виду живые фонтаны цвета, и упиваюсь этой недолговечной пронзительной красотой. Меня затягивает в картинку, как в воронку.
Время кончилось. Забыв о приличиях, я бесконечно бессовестно долго впитываю в себя эту осеннюю сказку, но устают от тяжести руки. Я опускаю трубу, готовясь просить прощения, но закрываю молча рот, глотая непроизнесенные слова. Бетти улыбается мне так радостно и открыто, что у меня холодеет в груди. Ощутимо холодно, и ветер треплет кроны кленов, и пахнет скорым снегом, и меня пробирает крупная дрожь. Шум ветра накатывает волнами, похожий на океанский прибой, и больше не слышно ничего. Бетти вздыхает.
- Теперь вы, наверное, станете больше верить моим словам. Видите, как это работает? Главное, не мешать инструменту, а сотрудничать. Я рада, что у нас все получилось с первой попытки. Поздравляю, теперь можно будет говорить уже и о дальнейшей учебе.
Она мягко забирает у меня из рук трубу, и продолжает, прикладывая ее к глазу:
- Не менее, а, может быть, и более важно умение не уходить , а возвращаться. Это представляет немалые трудности для начинающих. Оказывается, люди не всегда помнят, как выглядит их собственный дом. Поначалу легче живущим в живописных местах, но, поверьте. вполне достаточно даже одной детали, но представленой очень зримо. Вот как эта смешная морда, например - она хлопает ладонью по дверной ручке в виде льва, зажавшего в зубах кольцо, и я, оглядываясь, вижу нас на пороге колледжа, перед распахнутыми створками резной старинной двери. Меня внезапно пошатывает, и я опираюсь на богато изукрашенный дверной косяк.
- Пойдемте, после первого путешествия стоит выпить чего-то бодрящего, например - чаю с джинджером. Вы ведь любите джинджер? Она улыбается, и я понимаю, что ей обо мне известно довольно много. Интересно, а сколько это - довольно?
Мы сидим в опустевшей столовой. Труба уже возвращена на постамент, а чай действительно бодрит. У меня внутри толкаются сотни вопросов, но я старательно давлю их волей - что посчитают нужным, сами расскажут. Но один вопрос выскакивает сам собой, как Буратино из полена.
- А какое отношение, простите, имеет дочкина учеба к сегодняшнему ... происшествию?
- К тесту, или экзамену, давайте называть вещи своими именами. Дочь ваша - взрослая девочка, и, без сомнения, выберет самостоятельно подходящий ей путь. А я говорила о вашей учебе.
- Но... все это как-то ... неожиданно. У меня не было планов поступать сейчас куда-либо учиться...
Под насмешливым взглядом я теряюсь и замолкаю, не окончив фразу. Бетти вздыхает.
- Не надо стесняться, и не надо кокетничать. Вы же сами все видели. Это - ваш путь, ваша Школа (я опять поражаюсь ее умению ставить заглавные буквы в устной речи). А что до возраста - (она сладко потягивается, как кошка, и я вижу, насколько она гибка и молода, будто девчонка-актриса, загримированная пожилой леди), что до возраста, то это только функция от внутреннего состояния, от самоощущения. Не переживайте, к нам приходят и в девяносто. Как говорится, готов ученик - готов ему и учитель!
Мы возвращаемся той же дорогой, и так же привычно поют в машине русские барды про костры и палатки. Перебравший впечатлений ребенок сладко дрыхнет рядом, а я глупо улыбаюсь, боясь расплескать плещущую внутри радость, щурясь на подмигивающее мне справа уходящее в море солнце. Сегодняшний день начинался неплохо, а продолжился еще лучше.
* Weitreichender - далеко идущий (нем.)