«Прошлое отдано на растерзание,
- ибо когда-нибудь подонки дорвутся до власти,
и время утонет в её гиблых водах».
(Фридрих Ницше)
Искусственно внедряется в сознание нынешнего больного общества миф, что будто бы во времена «культа личности» народ фанатически обожал одного усатого выродка, создавал себе кумира. Это неправда. Люди, которые были уже взрослыми в двадцатые и тридцатые годы мыслили критически и прекрасно всё понимали – кто и в чём виноват и как оно могло бы быть если. Детей, естественно, в те годы мощно «обрабатывали», «промывали им мозги». А взрослые боялись при детях говорить «лишнее» - фраза сказанная детьми в школе порой имела трагические последствия… Поэтому, порой, и вырастали с этих детей фанатики. И то не все. Старшее поколение – поколение взрослых людей двадцатых годов ушло в вечность. И, похоже, уже некому рассказать о том, как те люди мыслили, как видели мир и тогдашних правителей – печально знаменитых «вождей».
Я расскажу только о том что слышал – про отношение того поколения людей к усатому «вождю». Людей, проживавших в селении Северное, лежащее около города Снежное Донецкой области – на шахте № 32-бис шахтоуправления «Заря» в те свинцовые годы…
Иллюстрацией отношению к «вождю» может быть, в частности, шахтёрский фольклор. Я имею в виду настоящий фольклор – не выдуманный искусственно по партзаданию. Пришлось мне в своё время слышать от старых людей множество частушек, присказок, поговорок про Сталина, которые, увы, ну никак не могу изложить в сим сочинении – там сплошная нецензурщина. И наполнены они таким презрением и ненавистью к «вождю» всех времён и народов, что тщетно там искать даже следы любви или преклонения (или хотя бы уважения). В частности, слышал я более десяти вариантов поговорки: «Спасибо Сталину-грузину, что …….. резину». В середине (где многоточие) такой трёхэтажный по адресу, что ну никак не могу… Нет, не буду я писать этих слов. Мой дед рассказывал как то, что знаменитую поговорку: «Огурчики, помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике» шахтёры говорили ещё в тридцатые и сороковые – задолго до двадцатого съезда.
При этом многие люди платили жизнью за подобные реплики, но все равно говорили… Люди смеялись над самой смертью. При этом в частушках и поговорках высмеивались все тогдашние «тонкошеие вожди» - соратники чёрных дел «великого кормчего». Словесные конструкции типа «Берия, Берия, нет к тебе доверия…» и дальше за текстом, наверное, наиболее мягкая сентеция из набора характеристик каждого из «любимых руководителей». Вообще, тема народного фольклора пролетаризированных народных масс в 30-50-тые годы практически не исследована и до сих пор остаётся определенным табу – откровенный китч относительно официальной идеологии тогдашнего общества состоял из абсолютно нелитературных выражений и как то оставил этот огромный кусок народного творчества за пределами внимания филологов-исследователей. Так и остался исчезающим табу.
Про анекдоты той поры я уже молчу. Из рассказов моего деда получается, что знаменитый анекдот про усатого «вождя»: «Попытайтесь, товарищ Горький, написать роман «Отец», попытайтесь! Попытка не пытка – не правда ли, товарищ Берия?» - с бородой, и ходил он в народе ещё в конце сороковых годов.
Почему шахтёры говорили порой так неосторожно и «бесшабашно», играя со смертью в жмурки, думаю понятно – эти люди каждый день на смерть шли. Лезли «в забой» и не знали – кто вернётся живым, кого вынесут на поверхность. А когда гудок тревожно ревел над посёлкам (а случалось это часто) – сбегались люди к шахте – знали – кого-то завалило…
Ещё одна яркая иллюстрация «любви к вождю» - это отношение к его памятнику, что торчал около проходной на шахту. На постаменте регулярно появлялась надпись из одного короткого слова из трёх букв. Идут шахтёры утром на смену мимо памятника «вождю» - на постаменте надпись золочёнными буквами «Й. В. Сталин», а под ней мелом «х..». Из парткома уже бегут с ведром и тряпками, смывают, шахтёры смеются. «Чего смеётесь?!» «Да мы так, про своё. А я вообще неграмотный – даже читать не умею…» Надпись смывали, а на следующее утро она появлялась снова. Искали, естественно, кто написал, но так и не нашли. Даже охрану выставляли – но всё равно надпись появлялась. Потом постамент покрасили в белый цвет – надпись стали писать углём. Судя по всему, это были поступки не одного человека, а своего рода коллективное движение. Я так представляю себе эту картину – безлунная ночь, бездна мрака, фонари кое-где еле горят, только светятся огоньки на горящих терриконах, монотонно гудит шахта. Около заборов осторожно пробирается шахтёр – весь чёрный – в штыбе*, спецовка тоже чёрная как сама ночь – только зубы блестят. В руках кусок мела или угля. Подобрался тихо к монументу, а там уже написано: «Х..!» Вздыхает: «Эх, опередили! Наверное, кто-то из ночной смены написал!»
Так продолжалось из года в год, пока «кровавый Торквемада» не попал в ад, где ему давно было место зарезервировано. Памятник продолжал стоять, пока кто то не распустил слух – в других городах и селениях, мол, памятники усатому «вождю» сносят. Шахтёры собрались и без какой либо подсказки перепуганного руководства памятник завалили и разнесли в пух и прах на куски. Мой дед тоже пришёл с кувалдой, хотел стукнуть по голове «вождю» хоть раз. Но таких желающих было много, удалось ему только разбить ноги. Вспомнили шахтёры ему и 1933 год, и 1937, и 1946 и многое другое.
Были, конечно, и те, что рыдали в тот день. Хотя плакали они не за тенью «рыжего и усатого», а от страха за собственное будущее: «Опять будет война, опять будет голод…» И бежали скупать в поселковый магазин соль, спички, мыло – больше там ничего и не было… Те кто ранее писал доносы, те не плакали – те испуганно затаились и молчали.
После сноса постамент долгое время стоял пустым. Кто из руководства решил, что на эту пустоту нужно поставить бюст Шевченко. Поставили. Через несколько дней появилась надпись: «Діти ж мої діти, що ж ви наробили, на сталінську ср…ку мене посадили…» Тараса сняли, и постамент опять остался пустым. Это «свято место пусто не бывает», а проклятое место – бывает. Все это место обходили стороной, постамент зарос сорняками и мусором. В таком виде я и увидел этот обрубок страшного прошлого в 1979 году, корда один старый дед поведал мне историю сего места и мол вил при том: «Тут он и стоял – памятник этому х.. усатому!» И плюнул.
А ещё кто то мне будет ныне байки рассказывать, будто бы люди с именем того маньяка на устах на смерть шли… Не верю.
Примечания:
Штыб - угольная пыль.
Рисунок из сети. Это илюстрация к стихотворению К. Чуковского "Тараканище". Очень уж этот образ мне кого-то напоминает. И не только мне...
Ничего не выдумано. Написано по рассказам старых людей.